СОЛЬ

       За два года следствия и ожидания приговора суда шестнадцать квадратных метров камеры в китайской тюрьме стали для него такими родными, как будто он здесь родился и прожил до сегодняшнего дня. Узкое решетчатое окно, тусклая энергосберегающая лампа, напоминающая старую приплюснутую клизму и низкий столик с остатками скудного ужина давно стали его невольными соседями и собеседниками. Совсем недавно жилище делили пятнадцать мужчин, но все они ушли, ушли один за другим навстречу вечности. Их расстреливали прямо во дворе и через ячейки решётки, привстав на цыпочки, можно было следить за казнью. Накануне вечером их одевали в красные одежды, предлагали вкусный ужин. Редко кто шутил, в основном интересовался, не больно ли умирать. Во дворе, перед лицом смерти не все вели себя так, как в камере: кто просил пощады, с трудом выговаривая слова, у кого-то подкашивались ноги, тогда охранники поддерживали приговорённого, стараясь подбодрить его. Стреляли из автомата. Палач целился в затылок стоящей на коленях жертвы, но иногда голова разрывалась на части, оставляя на чистой площадке фрагменты черепной коробки и окровавленного мозга. Новых клиентов в камеру смертников не подселяли, словно намеренно испытывали нервы оставшихся.
       Недавно появилась альтернатива - смертельная инъекция. Как говорили, она гуманнее, хотя и обходилась государству дороже расстрела. Даже появились автобусы смерти, наводящие ужас на жителей Поднебесной. Две иглы: одна отключает сознание, другая - дыхание. Смерть сравнительно медленная и лёгкая. Но вот вопрос: никто не вернулся оттуда, не рассказал о своих ощущениях, не успокоил кандидатов на новый вид казни.

         Остались только крысы, мерзкие создания, которые за два года стали  ручными. Их травили, отлавливали, заделывали отверстия всевозможными растворами, но грызуны появлялись вновь и вновь, словно смеялись над тюремщиками. Ради развлечения заключённые проносили остатки пищи четвероногим квартирантам: шарики риса, овощи, а иногда и сладкое. В какой-то момент администрация плюнула на грызунов, подтверждая своё бессилие. Крысы, наслаждаясь победой, совершенно безбоязненно прохаживались по камере, дожёвывая остатки тюремной пищи, запрыгивали на низкий столик и танцевали на нём, становясь на задние лапки, пищали на разные голоса, пытаясь развлечь зрителей дружным писком. Почти все грызуны получили клички. Были и любимцы: Чарли - чёрный самец с белыми пятнами и Синдия - полосатая крыса с невероятно длинным светло-коричневым туловищем и постоянно движущимися белыми усами. Крысы невероятно остро чувствовали приближение смерти: за полчаса до ухода приговорённого на казнь, безошибочно находили его среди других заключённых, забирались на плечи, таким образом прощаясь с ним.

        Когда терялось чувство реальности, узник падал на спину, тупо произнося китайские слова. Тогда Чарли и Синдия усаживались на груди и принимались щекотать его шею. Он приходил в себя и вспоминал, что два года на отсрочку смертного приговора истекли и завтра, пятого июня, ровно в девять утра его уже не будет. Штаны и рубашка из красного атласа невероятно хорошо сидели, как будто были специально скроены для него. Запах новой ткани успокаивал, даже иногда сбивал с мысли о смерти, предлагая взглянуть на проблему с философской точки зрения. Видеокамеры были установлены в трёх точках: на потолке, на стене и туалете, но за два долгих года следствия судов и апелляций они перестали существовать для него, став привычными предметами тюремного интерьера.

        Крысы невероятно были рады последнему ужину, но никто из двух десятков грызунов не притронулся к пище. Они ждали разрешения хозяина. Курица гриль исчезла невероятно быстро, вместе с костями, двухфунтовая упаковка ванильного мороженого пристально изучалась и после недолгого совещания была мгновенно разодрана на куски вместе с упаковкой. Красные электронные цифры на стене неумолимо двигались, приближая рассвет. Два часа ночи. Осталось семь часов на Земле, всего семь часов, а остальное время будут доживать другие. Доживать за него, человека, не дожившего даже до тридцати. Человека, не сумевшего найти себе места на этой чудесной, уникальной планете. Как так: не жить, не существовать? Что это за состояние, когда ни до чего нет дела, когда происходящее проносится мимо, а твоё тело гниёт в земле или покоится в виде праха?
        Миллиарды звёзд освещали ночное небо, наперебой соревнуясь в яркости свечения с тусклой тюремной лампой. Неужели на каких-то из них  есть жизнь, и такие же пленники в местных казематах ожидают своего последнего часа? Или, может быть, скоро его душа вырвется на звёздные просторы и вместе с душами убиенных им обретёт долгожданную свободу, прощение и покой на одной из них. Как жаль, что нельзя перевернуть законы естественных наук, обернуться птицей, просочиться сквозь решётку, взметнуть ввысь и раствориться в необъятных просторах Вселенной!
 
        А начиналось так удачно и складно. Жизнь усеяла розами путь Дмитрия Скворцова, жителя приграничного Благовещенска: институт иностранных языков в Хабаровске, хорошая языковая практика в приграничном Китае, хорошо оплачиваемая работа переводчиком в российско-китайской торговой фирме и хороший семейный старт - благоустроенная квартира с красавицей-женой и двухлетней дочерью.
        Однажды в очередной командировке в городе-побратиме Хэйхэ молодой специалист познакомился с успешным китайским бизнесменом и даже побывал у него в гостях. Несмотря на юный возраст, китаец обзавёлся двухэтажным комфортабельным особняком с бассейном и яхтой. На молчаливый вопрос о доходах он похлопал Дмитрия по плечу и посулил ему такой же материальный достаток в течении короткого промежутка времени. Всё, что было надо - оформлять и подписывать документы на товар, готовый пересечь границу. Экспортировали соль, обычную соль для ванн и курительную смесь, производящуюся в Китае в неограниченном количестве. Только через полгода переводчик узнал, что товар являлся синтетическим наркотиком без надежды потребителей на реабилитацию. В некоторых случаях наркоманы, употребляющие натуральные наркотики, опиаты, излечивались. В случае же с JWH, искусственным наркотиком, запатентованным американским учёным Джоном Хаффманом, подобный исход был невозможен - на ранних стадиях юзеры чувствовали в себе силы свернуть горы, но уже через несколько недель теряли память, разрушался интеллект, невероятно быстро превращая потребителей в дебилов. Дилерская сеть невероятно быстро охватила Сибирь и Дальний восток, забралась на Урал, Поволжье. Подрастающее поколение наркотизировалось с невероятной скоростью. Пока ФСКН терялась в догадках, предприимчивые наркодиллеры вкупе с химиками изобретали новые формулы и способы доставки зелья потребителям.
 
        Тогда ещё была возможность остановиться. Но как убить курицу, несущую золотые яйца, как закрыть себе путь к огромным финансовым потокам, ежедневно пополняющих его счета в нескольких банках? Не каждый, далеко не каждый человек мог найти в себе силы принять подобное решение. Конечно, там, где-то там, в глубине души совесть мучила его, он клялся себе, что скоро оставит смертельным бизнес, заживёт честно, но с каждым днём лёгкие деньги превращались в материальные блага, дорогие путешествия, неся обладателю множащегося состояния невероятное ощущение обладания миром. Казалось, всё в его силах и власти - стоит лишь щёлкнуть пальцем. Пока молодёжь билась в предсмертной агонии, он строил особняк, пока родители его жертв продавали последнее в надежде исцелить детей, он летал по миру, пока сотни властных представителей искали выход из сложившейся опасной ситуации, он покупал недвижимость за рубежом.

        В результате его родители не выдержали удара: больная мать умерла от сердечной недостаточности, отца скосил инсульт, а жена поседела, превратившись в дряхлую старуху. Органы опеки изъяли дочь и поместили её в детдом. С ним рассчитались по полной, ударив по самому ценному - семье, а он ничего не смог сделать, не защитил их. Завтра гидре отсекут голову.

        Адвокат пытался доказать суду, что его клиента просто ослепила перспектива сказочно разбогатеть, что он толком не представлял, какого сорта товар перевозится за границу. Иностранцев обычно депортировали, предварительно связавшись со следственными органами родины преступника. На это и рассчитывал адвокат, будучи прекрасно осведомленным в неподкупности китайской Фемиды. Но суд отклонил просьбу защиты. Да и что может стоит смерть одного негодяя в противовес тысяч загубленных жизней.

         Летом рассвет в Китае необыкновенно красив. Сотни зелёных гор-островков, разбросанных на небольшом расстоянии друг от друга, один за другим возникают на горизонте из тумана, как будто нарядные кораблики, вышедшие из небесной гавани. Невидимый фотограф проявляет гигантскую фотографию в своей природной лаборатории, радуясь каждому штриху, попавшему в кадр: рекам-венам, окаймляющим горы, огненным лучам, пробивающимся сквозь бело-свинцовые облака и цвету необыкновенно голубого неба, куполом зависающего над чудесным уголком планеты.
        Сколько раз он видел эту красоту, делая свой чёрный бизнес. Но только теперь поистине оценил её, пытаясь задержать каждый миг восхода, остановить ход времени хотя бы на час, минуту, секунду, пытаясь найти что-то непостижимое, доселе неизвестное людям, вглядываясь сквозь холодные прутья решётки в зарождающийся день. День, который он уже не сможет прожить до конца.

        Он так и простоял у окна оставшееся время. Обычно за приговорённым приходили за полчаса до казни: конвойным вполне хватало тридцати минут, чтобы вывести жертву во внутренний дворик и после некоторых формальностей передать в руки палача. Надеясь на депортацию или пожизненный срок, он тысячи и тысячи раз пытался представить этот день. И вот он настал. Пульс разогнался до двухсот ударов в минуту, он хватал воздух ртом, руки потели, тело покрыла мелкая дрожь. Вот-вот послышатся лязг ключей, писк открывающихся железных дверей, монотонный звук тяжёлых конвойных ботинков по бетонному полу. Внезапно он захотел попросить прощения у родственников жертв. На судах он видел их налитые кровью, жаждущие мести глаза, но, опустив голову, твердил о своей невиновности. А сейчас его осенило, вдруг раскинулся мост между его тысячами загубленных душ, лопнул гнойник, мешавший очищению. Покаяние...
        Удары сердца заглушали мысли, которые путались, сменяя друг друга. Между тем прошло ещё пять минут. Потом ещё десять. Без четверти девять, а никто не спешил за ним. Признаков жизни не было и на улице: заключённые не убирали тюремную территорию, не лаяли собаки, не слышались привычные команды охранников. Как будто всё остановилось, замерло, только лёгкий утренний ветерок напоминал о продолжении жизни. Вскоре тишина стала гнетущей, пугающей  Дмитрий медленно подошёл к стене, повернулся спиной и совершенно обессилев, съехал по ней на пол. Вытер струящийся пот с лица, перевёл дыхание, не отводя взгляда от часов. Когда до девяти осталось