С надеждой

  Медяк жалобно звякнул, ударившись о каменную мостовую, прямо около протянутой испачканной руки. Большие серые глаза в одно мгновение распахнулись, устремив свой взгляд наверх, но прохожие спешили по своим делам, не обращая на нее ни капельки внимания, приравнивая тем самым с пустым местом. Но находились и такие, кто не брезговал, и кидал вот также медяк, будто бы случайно выронив и не заметив пропажи. Доброжелатели не желали выделяться из толпы, им не хотелось становиться предметом насмешек горожан, которые, в большинстве своем, забыли, что такое жалость, доброта и сострадание. Поэтому, посмотрев наверх, она увидела лишь безразличие на лицах людей.
  Осторожно, будто боясь, что монетка исчезнет, девушка подняла ее с земли, и быстро положила в недавно подшитый карман. Сидеть на камне становилось все труднее, холод, давно проникший к хрупкому телу, практически полностью завладел им, заставляя мелко дрожать покрасневшие от холодного ветра руки. Губы посинели, а лицо, на удивление, стало белым, как мел. Все это придало девушке какой-то неживой облик, пугая проходящих мимо маленьких детей, что еще не очерствели от всеобщей людской злобы, которая, буквально, витала в воздухе, проникая через легкие в кровь, и далее в сердце.
  "Нужно идти... Бабуля будет ругаться", - с грустью подумала девушка, и с трудом встала на ноги. Ее лохмотья практически рассыпАлись на ходу, даже на тряпки они годились с большим натягом, но деваться было некуда, иначе просто грозило обморожение, что, в ее положении, было бы совсем некстати.
  Медленно бредя в старую часть города, где обосновались нищие и преступники, девушка с улыбкой сжимала в кармане медяк, который ей посчастливилось сегодня получить от проходившего мимо доброго человека. Пусть она не видела его лица, пусть не знает ни пола, ни имени, ни уж тем более фамилии, она все равно будет благодарить его за это. Ведь каждый день прожит только благодаря этим незнакомцам, что проходят мимо, что, скрывая свое лицо, помогают, несмотря на общественное негодование. И даже в последние свои минуты жизни, она решила обязательно, в первую очередь, сказать им спасибо - всем тем, что скрываясь под маской всеобщей серости, не остались в стороне, тем, кто озарив на секунду лицо молодой девушки, тут же исчез.
  Стало понемногу смеркаться, что неудивительно в середине ноября. Если месяц назад в это же время можно было спокойно ходить по улицам старой части города, то теперь это было уже не столь безопасно. Воры не брезговали даже такими оборвашками, у которых, кроме немытого тела и бесполезных тряпок, не было ничего; они запросто могли воспользоваться даже этим.
  Девушка заметно ускорила темп, ей не раз приходилось слышать об ужасных историях, что происходили на ночных улицах этой части города. Ее маленькая ручка все продолжала сжимать монетку в кармане, заставляя тем самым мысленно улыбаться сегодняшней удаче.
  Замызганный и обветшалый домик появился скоро. В окне уже виднелся свет от зажженной свечи - то был признак, что бабуля уже начала волноваться. Девушка остановилась у двери и улыбнулась, она уже предвидела, как бабушка начнет ворчать на нее, всем своим видом выражая недовольство из-за непослушного поведения, но в то же время в глазах ее будет отражаться облегчение и радость, что с ней все в порядке. Постучав в дверь, она сделала шаг назад и прислушалась. С кухни немедленно донесся шум отодвигаемого стула, и последующий скрип все того же агрегата, что входил в немногочисленную группу мебели покосившегося домишки. Спустя пару секунд дверь распахнулась, и показалось обеспокоенное лицо бабули, которая тут же вздохнула с облегчением, увидев девушку в полном здравии.
  - Ну, наконец-то, я уж заждалась! Сколько можно меня терзать ежедневными ожиданиями? Я хоть и знахарка, но мне, однако, не все подвластно для исцеления, - причитая, пропустила в дом девушку она. Даже наигранный недовольный вид не смог спрятать радость, что так и лучилась от бабули.
  - Да все хорошо, бабуль. Мне вот медяк сегодня подали, а Ксерон с женой снова накормили. Так что не стоило беспокоиться, - все так же улыбаясь, она чмокнула бабушку в морщинистый лоб. - Не хмурься, тебе это не идет, - добавила она.
  Знахарка в ответ только тяжело вздохнула, уселась обратно на свой стул, и продолжила перебирать засушенные стебельки каких-то неизвестных с виду растений.
  - Бабуль, ну не обижайся. Я постараюсь больше так не делать, ты не дуйся только, - сказала девушка и посмотрела на старушку своими большими серыми глазами. За такой жалостливый взгляд можно было простить все, и ее задержку в том числе.
  Знахарка лишь опять вздохнула, но уже с нескрываемой улыбкой на лице. Она любила эту девушку, как собственную внучку, и прощала ей все, и как могла в своем положении, так и баловала, старалась отдать ей свою ласку и любовь. Все делалось только для нее. Но девушка была из тех, что чужого не берут, и, получая что-нибудь без повода от старушки, как могла пыталась отказаться. Иногда у нее получалось, иногда нет. Единственное, что она с радостью принимала, так это заботу и нежность, которая помогала ей двигаться дальше, не сходя с пути.
  - Уговорила, - знахарка не скрывала больше улыбки, и, счастливая, наблюдала, как девушка радостно мотала головой.
  В такие моменты память девушки почему-то начинала выуживать воспоминания из прошлого, где она счастливая бегает по огромному саду в своем доме, ловит бабочек, и, довольная, ведет за руку маму, показать распустившийся цветок алой розы. Или вот она на первом взрослом балу, где практически все взгляды устремлены только на нее - на ее белоснежную кожу открытых плеч, на тонкую талию, на великолепное платье, что легкой синевой проплывало мимо в неспешном вальсе, на молодое свежее лицо, щеки которого покрыты легким румянцем, и, конечно же, в эти большие серые глаза, захватывавшие своей глубиной, и уносившие в сумасшедший танец эмоций. А вот всплыло лицо любимого, что мягко ей улыбаясь, целует ее нежно в носик. Не жизнь, а сказка, без тревог и забот. Или вот барон с баронессой соглашаются на помолвку дочери с графом Энским, вопреки уговорам девушки отказать ему. Или как она решается сбежать с любимым, который, несмотря на ее долгие ожидания в оговоренном месте, так и не явился на встречу. И то, как она одна, с небольшим багажом, оказывается в совсем незнакомом ей городе, находящимся за многие-многие километры от родного дома, где для выживания важны только три вещи: деньги, хитрость и наглость. И то, как ее обманули, как она оказалась на улице, как ее, без гроша, практически полностью раздетую, подобрала знахарка и выходила, как она привыкала к такой жизни... Все это навечно отпечаталось в ее памяти. И каждый раз радуясь, как бы назло, память подсовывает ей моменты прошлого.
  Бабуля заметила, как изменилось выражение лица девушки, и все поняла. Она не стала произносить ободряющих слов, это было бесполезно, от такого прошлого просто так не избавиться. Знахарка лишь опустила взгляд, и продолжила свою работу.
  Девушка тем временем достала медяк, и положила его на стол, рядом с рукой занятой бабушки.
  - Я пойду, лягу, наверное. Что-то я сегодня устала очень, - лишь сказала она, и пошла за перегородку.
  - Хорошо, иди, иди, погрейся, а то на улице закоченела небось.
 
  Так и ушла девушка спать. А на утро проснулась с ужасным кашлем и жаром. Знахарка отреагировала тут же, без лишних слов приготовила горячих отваров и стала ее отпаивать, делать компрессы, натирать вонючими мазями, в общем все, чтобы только девушке не стало хуже. И не зря старалась, уже через пару дней она снова бегала, будто и не было простуды. Вот только бабушка запретила ей выходить пока на улицу, во избежание осложнений, на что она хоть и обижалась, но не показывала виду.
  И вот как-то не выдержала бабуля, и заговорила с девушкой о ее прошлом, точнее о возможном будущем.
  - Езжай, доченька, на землю родную. Не хорошо тебе здесь оставаться, зачахнешь ведь. И красоту свою погубишь, и нрав свой добрый. Езжай, где дом, там ведь всегда счастье, тепло, там хорошо. Не следует тебе жить-то здесь, в каморке-то этой, тебе особняки подабаются, дворцы и замки, а не эта развалюха-конура. Езжай, а денег я тебе дам, наработаю. Одену, умою, ты только соглашайся. Ведь там кровушка твоя родная, матушка с батюшкой, там достаток тебя ждет, и все у тебя будет там хорошо, но никак не здесь. Вот как весна настанет, как тепло придет, так ты сразу и езжай. Слышишь? Поедешь? - с надеждой спросила старушка. Ей хотелось помочь девушке наконец обрести хоть какое-то счастье, а здесь его ей не сыскать, это было ясно как белый день.
  - Не знаю я, бабушка. А вдруг меня не примут обратно? Вдруг не признают? - обеспокоено спросила девушка. Очевидно, эта же мысль неоднократно посещала и ее.
  - Да как это не признают? Да как увидят тебя, как посмотрят в глаза твои, так сразу все и поймут. Глаза-то твой прекрасные ввек не забудешь. Ты главное езжай, и все образуется. Согласна?
  Девушка в нерешительности затеребила локон отросших каштановых волос. По лицу ясно было - хочет она домой, ой как хочет, но опасения, что ее не примут, были также высоки. Но все же она сказала:
  - Хорошо, бабуль, уговорила, - и на лице ее появилась нерешительная улыбка.
  - Ну, вот и решили, будем готовиться, - вздохнула с облегчением знахарка.
  На следующий день старушку вызвали к окружному магу, на проверку на незаконное колдовство. Этим и воспользовалась девушка, выскользнув из дома, и направившись к привычной мостовой, где ее там уже все знали.
  На этот раз просидела она до самых сумерек, набрав всего несколько чешуек, и все надеялась на то, что кто-нибудь добавит еще. Но прохожие спешили домой, в тепло, прочь от этой стужи.
  Отчаявшись получить что-либо, она наконец-таки и сама пошла домой, дрожа от холода всем телом. От ее дыхания все перед глазами застилали большие клубы пара, будто то была не миниатюрная девушка, а загнанная лошадь, бежавшая весь день без остановки. Поняв, что до дома она дойти так не сможет, девушка перешла на легкий бег. Стоя уже у дверей, она невольно смахнула пот со лба, она даже не осознавала, что пока бежала, не только согрелась, но и невероятно вспотела.
  На этот раз дверь открылась почти сразу после стука. На пороге стояла бледная знахарка.
  - О боже! Ну, наконец-то! Я думала, что не доживу уже, - пропуская ее, сказала бабуля. - Что? Ты бежала? За тобой кто-то гнался? Кто...
  - Успокойся, бабуль, никто за мной не гнался, я просто замерзла, и решила согреться бегом, - успокаивающе погладила она по плечу старушку.
  - Ну, ты что же, ты ведь только недавно выздоровела! Давай, иди под одеяло, я тебе сейчас травок заварю, - гремя банками, сказала старушка.
  Девушка, не споря, пошла за перегородку, и легла в кровать. Когда бабушка принесла кружку с еще дымящимся варевом, она уже спала, мерно посапывая.
  - Ну что ж, спи тогда. Сладких снов тебе, доченька, - бабуля поцеловала ее в лоб, и ушла к своим травам.
 
  Утро было тяжелое. История семидневной давности повторялась, только с еще большими осложнениями. У девушки был сильный жар, который всячески отказывался проходить. И кашель. Ужасный кашель, который каждый раз заканчивался рвотой.