- Какое-то языческо-буддийское filioque, - растерялся Кромов.
- И от сына филиоква, филиоква, филиоква! - запрыгали мозгоправы.
«Играют сатану, а тот подглядывает, - встревожился Кромов - Значит, наблюдает и за нами».
- Пьяные политологи и должны вести себя как пьяные политологи, - был спокоен Чумаченко. - Возле Кремля ещё пьют водку по-чёрному? - сменил тему.
- В Кремле - немногим лучше, чем в тюрьме.
- Так есть надежда, что скоро всем в России будет одинаково хорошо, - расхохотались кромовские.
- Страна инфицирована, - возопил Небритость, - нужна раскрепощённая, наступательная национальная идея.
- Если власть врёт оборонительно, она обречена, - согласился Чумаченко.
- Сейчас много самобытного вбросили, - с серьёзным видом изрёк Кромов. - Народу - на прожитьё, остальным - сколько украдут.
- Это озвучено в интернете? - встрепенулся Небритость.
- Паутина Сороса, по сути, преступна, - вклинился Фатоватый.
- Программа КПСС, «всё для человека» которая, - рассмеялся Кромов.
- Вот, что значит капитализм с амбициозным лицом, - поучал Пастор. - Страна богатеет, а народ безмолвствует.
- Надо контрольно пришить Зюгу Мымрикова, выйдут ли на улицы? - задумался Чумаченко.
- Ты убивать будешь? - удивился Четвёртый. - То-то. Никто не будет, никто не выйдет.
- Положительные тенденции, - грянули «теоретики» оптом. - Рубль так укрепился, что за сто долларов ничего не купишь.
- Глянуть бы на этот неразменный целковый, - мечтанул Чумаченко.
- Советские сказки по рыночным ценам, - заспорил Кромов. - Уровень воровства выше прожиточного минимума страны.
- Матушка подписалась, но нам западло такая дискуссия, интеллигенты прослоечные, - зародился скандал. - Либералы сеют плевелы двойных стандартов.
- Интеллигенция сама себя вытоптала на митингах в горбачёвщину, - миролюбиво сказал Кромов.
- Будь проклят 91-ый год! - кликушествовал Небритость.
- Чего ж не врезал диссидентской революции? - пнул его Фатоватый.
- Я был в разведке, - ответил на это Пастор.
- Тебя из первых расшифровали, - наехал на того Фатоватый думак.
- В плену я томился, - оправдался, на сей раз, Небритость.
- Не будь того августа, вы бы сейчас суетились мелкими сексотами, - рубанул Кромов.
Фатоватый зыкнул: «Пока мы постмодернистов только пропалывали, скоро косить будем».
- Высшая мера социальной защиты, - слаженно прорычали Пастор и Небритость.
- Железный занавес стирать не будете, повесите, каков был, в вонючих советских пятнах? - осведомился Четвёртый.
- То коммунизм громоздим, то стабфонд накачиваем, то Livonia гнобим, а жить народу, когда? - вопрошал Чумаченко.
- Я вас первой цепью на крестоносцев брошу, сквозь минные поля, - взъярился Обух, и друзья зашагали прочь.
«Завершим реформы так: Сталин - Берия - Гулаг!», - раздалась вслед переходящая, как знамя, кричалка.
Взошло солнце, только что из Сибири, холодное. Близ опушки на пеньке слезилась Матушка.
- Вуайеристам я сделала хорошо, обо мне бы позаботились, - всхлипнула дама, одиноким утром далёкая от политики.
- Ваше действо - пиар-онанизм, - не сжалился Четвёртый. - Livonia нашпигована деньгами из России.
Матушка стремительно вернула форму: «Это была репетиция, и не генеральная. При спонсорах все три политбогатыря сыграют трезво». Смекнула, что проболталась и, постарев в секунды, бросила: «Ты меня, Кромов, не просто не понял, а за-хо-тел н-е-е понять».
- Оскоромились морально, - переживал хмельной Николай, бредя лесом. - Матушка, провокаторша, подпоила нас и скормила липовым зомбинаторам.
- А я знаю, какие они в жизни? - развёл руками Обух.
- По мне, бухари из бухточки ближе к реальности, чем телевизионные говорящие головы, - заметил Четвёртый, - натуральнее.
- Лицедействовали молодцом, - признал генерал. Он уважал артистов, считая солдатами сцены.
- Втянул ты нас, Кромыч, пардон за выражение, в brain storming, - веселился Чумаченко. - Шабаш, шабаш! Шабашка - это с недолеченными горлодёрами. Надсмотрщица-то хоть настоящая? Вы, кажись, знакомы.
- Кто из нас кому надоел, не помню, - Кромов окунулся в гармоничную похоть зрелости. - Её оборотик: «сделать друг другу хорошо». Из комсы. Замуж не пошла, но метко рожала цепким мужикам. В перестройку духовно раскрепостилась во все стороны. Сыновья - при дворе, самоё двинули в политпродюсеры - одноразовые партии, кампании, акции, тусовки. Брутальна, но талантлива. Зарабатывает, и… развлекается, отринув годы. Но, похоже, уже на обочине.
- Политпутанство, а по-благородному happening и performance, - поддел Чумаченко, зная, что Николай в брежневщину организовывал комсомольские «паломничества» по местам боевой славы Генсека, подкармливая опустившихся актёров.
- Нынешний агитпроп принимает причудливые формы, - заметил Четвёртый, - каковских играют-то?
- Проповедник и наркот - обобщение, а с усиками - Боб Рожалый, прозвали за то, что в азарте брякнул по телевизору, мол, демократы, будучи при власти, заставили его…сделать аборт.
- От кого понёс? - развеселилась компания.
- Уверял, что темно было.
Друзья, изгнанные из логова политической гопоты, отыскали жильё. Между огородов, тропинками, которые здесь считались улицами, вышли на центральную площадь Тимуровска. Всюду торговля, всюду жизнь: рестораны «Мир шашлыков» и «Мир бутербродов». Капитализм не сунулся в переулки, но по субботам топили бывшую дворянскую баню, и тогда в городке был интернет.
«Партия учит нас, что мелкий бизнес - торговый пролетариат, а олигархи - финансово-промышленный», - вспомнил Кромов «полемику» с ряжеными, войдя в одну из забегаловок.
Подскочил хозяин: «Гостям с берега рады».
От соседнего столика надвинулся шахтёр из Кохтла-Ярве, с которым в 88-ом отстаивали Юрмалу: «Не пустили на церемонию, мы бы врезали от имени земель, отвергнутых Россией».
- Москва, переименовав в русскоязычных, предала нас, - поддержала спутница. - Трижды приезжала, не дают телевидения.
- Не кипятитесь, - придержал их Кромов, - На берегу был чёс. Ну, когда шоу-бригада в один день и час выступает в пяти городах. Доппели, массовка, этапированная из окрестных «малолеток». Политическая халтура - не вся Россия.
- Да, пошли вы со своей Россией! - вспыхнул пролетарий. - Вот, мой ответ.
- Я-то считал, что уж в Эстонии и Латвии русские поставят себя, - недоумевал Обух.
- Смогли в Приднестровье, там армия не драпанула, - поднялась вся делегация.
- Цыц, нелегалы, - прикрикнул половой.
- Поспешно, говорите, вывели войска, - задумался генерал. - Так разворовали бы всё, как в Германии.
Трясясь на попутке, Николай наложил нынешний Тимуровск на зарисовки прадеда Платона. Для того уездный Враний Камень был значимым городом. «А с бухточкой что-то совсем не так», - вновь оценил ситуацию.
Стояли посты. Вылавливали «активистов», которые, вняв призыву, обильно приняли и шкодили в округе.
- Главная русская проблема усугубляется, - неожиданно сафоризмил Обух, - дорог как не было, так нет, но дураки с упоением направляют, кому, куда и как по ним ездить.
Компания, было, наняла до Москвы старенькую «Волгу», но на окраине городка их тормознула местная братва. «Не повезу этих, мне здесь не жить», - взмолился хозяин. Друзей подобрала «Газель» со столичными номерами. А та «Волга» сейчас догорала на обочине.
- Что ни лето - две-три машины на этом повороте - из гранатомёта, а северная трасса перекрыта, - хозяин автобуса сбросил скорость и перекрестился.
«Позади - горстка русских на земле России-мачехи. Впереди Москва - столица нашего прошлого. Народ его помнит, а себя в нём - не хочет. Постсоветское пространство неотвратимо превращается в пострусское», - равнодушно грустил Николай Кромов.
- Нас хотели убить? - вяло предположил Четвёртый.
Чумаченко пожал плечами и вернулся к эссе о судьбе Боба Рожалого, который по сюжету возомнил себя ангелом.
«Есть польза от дискуссии в бухточке, - лениво шевелил мозгами Обух. - Сто городков - пятьсот бандитов».
- Вы заговорённые, - подал голос шофёр.
- И были они заговорёнными до самой своей нелепой смерти, - усмехнулся Кромов. - Все получили что-то от распада СССР, потеряла только Россия, - вздохнул. - Бесконечно кино о судьбах страны. Вовеки: «начальнички прокормить народ не в состоянии, но ему их - по силам», мыслил Степан Орлец.
А, может, правы клоуны со своего бережка: крах Советского Союза лишь преходящий упадок Третьего Рима. Постсоветчина, так сказать.
Фото
Думаю, что были бы купюры, ибо времена изменились...
Не правда ли?