Царь опиума

веские основания подозревать, что Гриша собирал какую-то опасную информацию по собственной инициативе, и его смерть не была следствием болезни сердца. Казанцев понимал, что если просто выставить банку, найденную в доме Терещенко, на стол начальнику райотдела, - этого будет недостаточно. Нужна информация об источнике. Нужен подозреваемый или группа подозреваемых. Кроме того, производство опиума в рыночных количествах невозможно без надежного «крышевания». И нет «крыши», лучше ментовской. Поэтому, опиум может просто исчезнуть со стола начальника райотдела.
Казанцев не мог действовать официально, поскольку уже не являлся работником милиции. С другой стороны, это развязывало ему руки для нестандартных средств и методов.
Войдя во двор Гришиной хатки, Казанцев снова увидел через забор давешнего щетинистого соседа и подошел к нему, поздоровался. Сосед молча кивнул.
- Вот, хочу пожить здесь, - сказал Казанцев. – Мой друг тут жил, Терещенко Гриша.
- Знаю, участковый, - сказал сосед.
- Да. Хочу снять на лето, - Казанцев указал на домик. – Может, и насовсем останусь, если продадут. Я пенсионер. Зовут меня Василий.
 Казанцев протянул руку через забор. Сосед пожал ее и назвался:
- Михаил.
- Только не знаю, к кому обратиться, - продолжал Казанцев. – Грише эту хату, вроде как, милиция дала.
- Да какая там милиция, - махнул рукой Михаил. – Баба Маня тут жила, померла. Хата беспризорная стояла. Ну, сельсовет и дал ее участковому, за так. Может, милиция и попросила, не знаю. Только прав тут ни у кого нет. Заходи и живи, веселее будет. Ты ж, наверно, пенсионер ментовский, так кто тебя тронет.
- Ну, раз так, пойду устраиваться, - сказал Казанцев и направился к дому.
- Эй, сосед! – крикнул ему в спину Михаил. – Если земля нужна, так я тебе продам сколько хочешь!
- Осмотрюсь, там видно будет, - ответил Казанцев.
Дверь отворилась со скрипом. Внутри ничего не изменилось. Подслеповатые окна едва пропускали свет. Пахло затхлым. Казанцев взглянул на продавленный диван, на котором умер Гришка, вздохнул и вышел вон. Но теперь здесь предстояло жить.
Ярко светило солнце. Невдалеке змеилась речка в обрамлении камышей. Было непривычно тихо, только стрекотали кузнечики. Казанцев затоптал окурок и пошел к машине, оставленной под забором.
Ворота отсутствовали. Часть забора, примыкающая к калитке, оказалась примотана к столбу куском ржавой проволоки. Казанцев размотал ее, оттащил гнилые доски в сторону и загнал «жигуль» в заросший высокой травой двор. Усмехнулся, снова прикручивая забор к столбу, - граница между двором и улицей была чисто условной.
Потом, вскипятил воду, привезенным с собой кипятильником, попил чаю и пошел осматривать окрестности.
Гришина хатка стояла на самом краю села, почти на берегу речки. Но где тут чего край, определить можно было разве что с вертолета. Дома были расположены кое-как, на холмистой местности. Половина из них выглядела заброшенными. Однако, Казанцев с удивлением заметил пару-тройку крепких, краснокирпичных строений, относительно недавней постройки. Село пересекала единственная дорога, между домами извивались глинистые тропы, по которым с трудом могла бы протиснуться легковушка, речная вода поблескивала то тут, то там, в ней отражались столетние ивы. С одной стороны к селу примыкал чахлый сосняк, постепенно переходящий в лесной массив, во все остальные тянулись поля, ограниченные где-то на горизонте зубчатой лесополосой, оттуда, через тишину, доносился далекий перестук вагонных колес. Было поразительно, что это глухое место находится всего в тридцати километрах от большого города и в семнадцати – от райцентра.
На единственной улице Казанцев никого не встретил, кроме кур и древнего деда, сидевшего на лавочке у своей калитки. Дед на приветствие не ответил, только посмотрел слезящимися, прозрачными глазами. Магазин, Казанцев с первого раза не нашел. Сельсовет нашел. Но дверь была заперта на замок, без всяких объяснений, которых и спросить было не у кого.
Попетляв по придавленному жарой селу, Казанцев вернулся «домой» и остаток дня посвятил уборке и обустройству. Под вечер, он искупался в речке и рано лег спать. Во сне он ничего не видел.

Глава 5.

На рассвете Казанцев накопал горсть червей в сырой земле между сараем и забором и, прихватив стоявшую в сенях корявую удочку, отправился на рыбалку.
К его удивлению, у парующей речки уже сидел на корточках совершенно голый Михаил, ковыряясь в вытащенной на берег рачне, рядом с ним стояло ведро, почти доверху набитое здоровенными шипастыми раками.
- С легким паром, - поприветствовал его Казанцев.
- Чё? – не понял Михаил. – Какой пар? Ты глянь, раки какие. А пива нет.
- Будет пиво, - уверенно сказал Казанцев.
- Да ну? – обрадовался Михаил. – А то, денег нет, работы нет, раз в три месяца копейку платят, гады.
- Что, совсем работы нет? – сочувственно спросил Казанцев.
- Какой там! – махнул рукой Михаил. – Землю распаевали, а чем ее пахать? Я всю зиму «кировца» ремонтировал, один х…, не едет. Половина паев в аренде, за зерно. А другие гуляют, кто не сдал. Тут же неудобьев полно, колдыбины и камни. Сосняк еще прет.
- Ладно, - вздохнул Казанцев. – Я тут попробую надергать чего-нибудь, на уху. Все равно, за пивом еще рано. А потом смотаюсь в райцентр. Магазина я тут что-то не нашел.
- Так и нет его, закрыли, - сказал Михаил. – Автолавка два раза в неделю приезжает. Только пиво не возят. В Карловку надо, она ближе, и пива валом, какого хочешь. Там народ побогаче живет, дачи там.
- А здесь народ чем живет? – спросил Казанцев, закидывая удочку.
- Да ничем, - ответил Михаил. – Старики доживают, а кто помоложе, в город на работу ездят, в райцентр. Кое кто еще пробует сам землей заниматься, технику нанимают, кто где. Только мало что с этого выходит, деньги нужны. Арендаторы кормами платят, и то, от урожая зависит.
- А что за арендаторы? – следя за поплавком, вскользь спросил Казанцев.
- Та разные, - пожал плечами Михаил. – Один, вроде как, местный есть. Его родители тут жили, года четыре как померли. А сам он всю жизнь в армии служил, где-то в Таджикистане. Потом вернулся. Он от родителей землю получил и арендует еще. Богатый. Но работники у него все свои, типа в доле с ним, сослуживцы.
- Тоже корма сажает? – спросил Казанцев.
- И корма, - кивнул Михаил. – Кукурузой они занимаются, подсолнухом. Маслобойня своя есть.
- Вот видишь, - вздохнул Казанцев. – Есть и богатые пенсионеры, не то, что я
- Тебе еще повезло, - сказал Михаил. – Ты в ментуре отработал. А я колхозник, мне до пенсии еще двенадцать лет, как медному котелку. И деваться некуда. Из хозяйства уйдешь, так пенсии вообще не будет.
- Вот, блин, землевладельцы, - покачал головой Казанцев. – Ну, дали вам. Землю – крестьянам, заводы – рабочим. Ходите теперь, у кулака ярма просите. Прав был товарищ Троцкий, вас в счастье надо железной рукой загонять, а не демократией.
- Ишь ты! – окрысился Михаил. – А чего ж ты себя не загнал, чекист хренов? Сидишь тут с удочкой, ждешь, пока рак свиснет.
- Ты это, не гони! – Казанцев задрал небритый подбородок. – Мое пиво, твои раки. А свистеть будем вместе, когда мою пенсию пропьем.
Они оба невесело рассмеялись.
- Ладно, пойду картошки накопаю, - сказал Михаил, натягивая на голое тело брезентовые штаны. – К ракам. Твое пиво, мой первак. А ты посиди пока, подыши кислородом. Где рыба, я тебе потом покажу. Там дальше, запруда есть, возле бывшей свинофермы. Я там сетку ставлю. После Карловки заедем, вытащим. Ну, давай, часов до восьми.
Он затолкал рачню в камыши, сунул босые ноги в галоши, и подхватив скрежещущее ведро, ушел к дому.
Оставшись в одиночестве, Казанцев отложил удочку с мертво застывшим на воде поплавком и задумался. Гриша был человеком малообщительным и немало пьющим, как почти все старые опера. А с кем ему еще было и покурить, и выпить, как не с соседом Мишей, таким же, судя по всему, малосемейным, как и он сам? У Миши на левом предплечье была старая, выцветшая наколка, - факел за колючей проволокой. Видимо, сидел Миша по малолетству. Что удивительного, в стране, где каждый третий сидел или проходил мимо по делу? По опыту жизни, Казанцев знал, что среди простых людей, таких особенно много и совсем необязательно, чтобы они были закоренелыми преступниками, - просто откупиться им было нечем и защитить некому. И хорошо знал Казанцев, что старые, одинокие опера и одинокие, бывшие зэки нередко сходятся, не такие уж они противоположные. Не исключалось, что Миша мог знать что-то, если не об обстоятельствах смерти, то об обстоятельствах жизни Гриши и этим следовало воспользоваться.
К восьми  часам, Миша прибыл, как штык, в чистых джинсах, майке с надписью «Университет Лос-Анджелеса» и объемистой кошелкой в руке. Казанцев смотал удочку. Вместе они вернулись к жилищу Казанцева, Казанцев выгнал «жигуль» через дыру в заборе и руководимый проводником, запылил в Карловку.
Здесь было поцивильней. Имелась асфальтированная дорога, сельский мини-маркет и даже кафешка при нем. Не мудрствуя, Казанцев купил пятилитровый бочонок «бергера», Миша грустно пошарил глазами по пестрым полкам, и они отправились восвояси, к своим ракам. По пути заехали к запруде, где Миша, подозрительно оглядываясь, вытащил свою сетку и Казанцев понял, зачем нужна была брезентовая кошелка – в сетке трепыхалось десятка полтора жирных лещей, щука, килограмма на два и штук тридцать окуньков.
- А вяленого леща у меня валом, - говорил Миша по дороге домой. – До пива, ничего лучше нет. Раки, это так, для начала. Картохи я уже начистил. И литр пшеничного есть, как слеза. Не хватит, еще нагоним.
Им почти хватило.
- Нет, ты скажи, скажи, - твердил Казанцев, в очередной раз хватая за руку Мишу, все порывавшегося запустить самогонный агрегат. – С чего здоровому мужику было помирать, в сорок-то лет?
- Я бы не сказал, что от водки сгорел, - покачиваясь отвечал Миша. – Выпивал, но не больше других. И не на работе.
- А что он, вообще, тут делал? – спросил Казанцев.
- Ну, ментовскую работу свою делал, - Миша наморщил лоб. – Ездил куда-то…откуда же мне знать. У него мотоцикл был, в сарае стоит, видел? Он его тут купил, у Вовки-Афганца. По месту, не видел я, чтобы он кого трогал. Да и кого трогать? Тихо тут. Еще, на охоту мы с ним ходили, пару раз. У него ружья не было, а у меня есть. Два. Природу ему показывал, природой он интересовался.
- А баба у него была? – продолжал Казанцев.
- Подкатывала тут одна, - пожал плечом Миша. – Она у Сарепты работает, то ли родственница ему, то ли, типа, прислуга, не знаю. Сарепта, это арендатор, тот, который богатый. Ну, может, Гриша и дрючил эту Клаву, свечку я им не держал, не знаю. Но у него она бывала, точно.
- А кто Гришу нашел? – спросил Казанцев.
- Я нашел, - кивнул Миша. – Смотрю, долго не выходит. Ну, зашел. А он уже готов. Посинел уже. Ну, пошел к Афганцу, у него мобильник. Позвонили в ментовку. Давай помянем, что ли?
Миша снова начал подниматься.
- Сиди, - махнул рукой Казанцев.
Он сходил к себе, принес бутылку «немировской» из своих запасов и застолье продолжилось уже за упокой, закончившись затемно, после выбывания Миши из числа поминающих.

Глава 6.

Лес был смешанным. Столбы солнечного света пробивали высокие кроны деревьев и упирались в толстый ковер палых листьев и хвои. Накануне, Миша