Душа Ардейла

воображении. Стоять несколько часов неподвижно с деревянным мечом, поднятым на уровень груди, со свинцовыми накладками для тяжести. Зачем? А зачем эти круговые вращения кистями рук? Зачем эти утомительные занятия, когда надо изгибаться под немыслимыми углами? Особый ужас вызывали упражнения, когда Барату нужно было сесть на шпагат. Ребан называл это мучение "растяжкой" и со всем пылом садиста заставлял распластываться Барата.
      Каждый день, едва солнце начинало заглядывать в дверь кузницы, отец прекращал работу и выразительно кивал Барату на дверь -- иди, мол! И Барат шел, передвигая натруженные ноги, зная, что сейчас ему предстоит еще более утомительное занятие. Свободного времени совсем не осталось. На молодежные посиделки и танцы под веселую музыку просто не было сил. Стоя с мечом в вытянутой руке, Барат с тоской слушал веселый девичий смех и возгласы деревенских парней. Но какое-то ожесточение уже овладело им. Ему нравилось испытывать свое тело на прочность, напрягать непривычные к таким упражнениям мускулы. Барат не считал себя слабым. Какая слабость, если каждый день приходится махать тяжеленным молотом? Бить точно туда, куда постукивал молоточком отец, рассчитывая силу удара и угол наклона? А Ребан поколебал его уверенность в своих силах. Ноги затекали от многочасового стояния в одной позиции, плечи ломило, рука с мечом неумолимо тянула вниз. Опустить, отдохнуть! Но Ребан, который, казалось, занимается своими делами, совсем не обращая внимания на мучения Барата, был на самом деле всегда готов заметить малейшую неточность в выполнении упражнения. В самый неожиданный момент, когда Ребан вроде бы смотрел в другую сторону, раздавалось его ворчливое замечание:
      -- Ну, куда твою руку повело? Я тебе что, это показывал? Кончик меча выше! Да не кривись ты! Это еще цветочки. А ну, живенько встал так, как я показывал! И не вздумай сачковать! Учти, я все вижу.
      Сайна только головой качала, да втихомолку ругала Турота и Ребана за издевательства над мальчиком. Попыталась один раз укорить Турота, но нарвалась на такую гневную отповедь, что больше не рисковала.
      А вскоре Барат заметил, что молот как будто стал легче и послушнее. Не требовалось больше предельного напряжения для выверенного удара. Все получалось легче и увереннее. Походка Барата тоже стала иной. Если раньше он передвигался, тяжело шагая, как и положено кузнецу после трудового дня, то теперь его шаг стал легким и плавным. Движения стали более экономными и отточенными. Для Барата это было не так очевидно, но Турот это заметил, и с еще большим уважением стал относиться к урокам Ребана.
     
      А Ребан тем временем постепенно стал менять характер тренировок. Он уже больше заставлял Барата крутить длинный металлический стержень, перехватывая ладонью его посередине. Причем заставлял делать это попеременно, то правой, то левой рукой. Наблюдая за Баратом, Ребан одобрительно кивал.
      -- Ты одинаково свободно работаешь и правой и левой рукой! Это очень хорошо! -- заметил Ребан Барату во время короткой передышки. -- Значит, во время боя ты будешь более вооружен, чем твои противники.
      -- Чем вооружен? -- удивился Барат. -- Меч-то один!
      -- А руки -- две, -- хмыкнул Ребан. -- Повредят одну, перекинешь меч в другую -- значит, больше шансов выжить.
     
      Глава 4
     
      Лето стремительно катилось к завершению. Осень начала вступать в свои права. Дни становились все короче. На траве по утрам нет-нет, да появлялись серебристые полоски утренних заморозков. Заготовка припасов на зиму занимала умы деревенского люда. Зима -- это очень серьезное испытание! Овощи и мясо в погреба, корм скоту, дрова заготовить. А одежда? Чтобы было в чем ходить в морозы лютые. Готовую одежду можно заказать Шаруку -- купцу, что из города приезжает, так ведь деньги нужны. А где их взять? Значит, надо продать тому же Шаруку что-нибудь. Просто что-нибудь Шаруку не нужно. Шарук брал шкуры зверей, добытые охотниками и ценную древесину горного тарталя.
      За один ствол тарталя можно было одеть всю семью. Да что там одеть! Можно жить безбедно год, а то и боле. Уж очень ценилась древесина этого странного дерева. Красивые переливы перламутра вызывали восторг мебельщиков. Ночью, когда так темно, что ничего не видать, слабое свечение мебели из тарталя дает возможность ходить по комнате, не натыкаясь на другие предметы обстановки. Да только найти горный тарталь трудно, а срубить и подавно! Растет на скалах, куда без специального снаряжения, да еще и с топором, забраться ох как сложно! Но находились счастливчики, которые не только находили, но и умудрялись срубить. Нечасто такое бывало, очень нечасто. Но коли уж случалось, то этот день становился счастливым для всего рода, ибо он становился богатым, и рассказы об этом случае передавались из поколения в поколение.
     
      -- Барат, я сегодня беру два топора, пойдем, нарубим на зиму дрова. -- Турот туго затянул ремень и повернулся к сыну.
      -- Я не пойду, -- глухо ответил Барат, опустив голову к столу, за которым сидел, не решаясь посмотреть в глаза отцу.
      Турот выпрямился и строго посмотрел на сына:
      -- Почему?
      Сайна прекратила возиться у печи. Она не обернулась, но по напрягшимся плечам можно было определить, что мать с напряжением прислушивается к разговору. Турот заметил, как на мгновение гримаса боли исказила лицо Барата.
      -- Я не могу. -- Барат нервно сжал кулаки и поднял голову.
      -- Объясни, сын! -- Турот подошел к столу и, опершись на него руками, пытливо посмотрел на парня.
      -- Они живые! -- вдруг, неожиданно для себя, выпалил Барат. -- Когда их рубят -- мне больно! Как будто топором мне по телу рубят.
      -- А как зимой у печи теплой сидеть, тебе не больно? -- сердито отозвалась Сайна, поворачиваясь к мужчинам.
      -- Подожди, Сайна! -- повелительно сказал Турот. -- Тут вопрос серьезный. Если это то, о чем я думаю, то мне понятно это нежелание. А когда деревья тут пилим, тебе не больно?
      -- Нет, -- покачал головой Барат.
      -- Мгм... -- Турот захватив ладонью нижнюю губу, задумчиво покосился на Сайну, потом снова обратился к Барату:
      -- А ты пробовал понимать деревья?
      -- Ты что, старый, совсем умом тронулся? -- ахнула Сайна. -- Как же их понимать, коли они не разговаривают?
      Турот только грозно засопел. Сайна испуганно замолчала. Она хорошо знала, что когда Турот издавал такое сопение, ему лучше не перечить.
      -- Мне кажется, что понимаю, -- пожал плечами Барат. -- Только это все как-то медленно....
      -- Что медленно? -- поднял брови Турот.
      -- Ну, думают... или говорят медленно. -- Барат пытался найти правильное определение. -- Вернее, не говорят, а чувствуют... Я не могу объяснить, это как-то сложно.
      Турот в раздумье смотрел на Барата. Потом его лицо оживилось:
      -- А давай кое-что попробуем? Пошли во двор!
      Турот, широко шагая, стремительно подошел к воротам. За ним спешили недоумевающий Барат и Сайна, которую заинтересовало поведение мужа.
      Турот вышел за ворота и остановился у старого дуба. Он похлопал ладонью по его коре и указал рукой на одну из ветвей.
      -- Вон, видишь эту ветвь? -- обратился Турот к Барату. -- Она неправильно растет и не нужна ему. Попробуй пообщаться. Попроси его избавиться от этой ветки.
      -- Как пообщаться? -- Барат с удивлением посмотрел на отца. -- Я их чувствую, но я же с ними не разговариваю.
      -- А ты попробуй! -- настаивал Турот.
      Барат пожал плечами, но все же приложил ладонь к шершавой коре старого дерева. Сначала он ничего не ощутил, но потом почувствовал легкую дрожь потоков, протекающих по мощному стволу. Он увидел мысленным взором все переплетение жизни могучего гиганта. Да, ветка, о которой говорил отец, выпадала из этого узора. Ну не вязалась она с ним! Через некоторое время в воображении Барата сформировался новый узор, в обход этой ветви. Проявились новые пути движения потоков. Питание ветви блокировалось, она отмирала прямо на глазах. Барат это видел мысленно, а Турот наблюдал непосредственно. Турот увидел, как листья на ветке засыхали и, отрываясь от веток, плавно заскользили вниз. Ветвь дрогнула и начала падать. Турот понял, что она сейчас рухнет прямо на стоящего рядом с деревом сына. Он прыгнул, захватил Барата за пояс и рванул его в сторону. Грохот упавшей ветви совпал с испуганным возгласом Сайны.
      -- А встать так, чтобы тебе не грозила опасность, ты не мог? -- Турот укоризненно смотрел на Барата.
      -- Прости отец, я не подумал. -- Барат виновато улыбнулся Туроту.
      Турот еще раз покачал головой и повернулся к дубу. Картина, представшая его взору, поражала. Место, из которого ранее росла ветвь, было чистым, как будто там ничего не росло ранее. Свежая кора начала покрывать этот малозаметный шрам.
      -- Да! -- Турот запустил пятерню в свою шевелюру. -- Кому рассказать, так не поверят. Объяснить, как это получилось, ты, конечно, не можешь?
      Барат отрицательно покачал головой. Какими словами передать те чувства, что он ощутил, влившись в организм растения? Получилось то, что получилось.
     
      Зимы в Пограничье суровы и снежны. Опадениха окружена снежными, неприветливыми лесными массивами. Пробиться через снеговые завалы дело трудное. Долгими зимними ночами часто слышен вой белых волков, наглеющих с каждым днем. Уже замечены они были у крайних домов деревни. Тревожился испуганный скот. Хозяева надеялись только на крепость стен и запоров сараев, в которых содержались животные.
     
      Турот распахнул дверь кузницы, выйдя подышать свежим морозным воздухом, и замер. Перед ним, оскалившись, стоял здоровенный белый волк, еще пара кружилась неподалеку. Барат, почуяв неладное, выглянул через плечо отца во двор. Мгновенно оценив опасность, ухватил свой меч. Волк уже подобрался перед прыжком, когда между ним и добычей возникла фигура с мечом, кромка которого сияла голубым яростным светом. Турот не успел ухватить сына, когда тот промчался мимо него.
      Барат чувствовал, как его клинок завибрировал, желая схватиться с неведомой опасностью. Руки слились с рукоятью меча в единое целое. Барат был готов к бою с волками. Да, с волками, потому что пара, кружившая неподалеку, заметив появление людей, бросилась в их сторону.
      Вожак, недолго думая, прыгнул, целя в горло Барата. Коротко свистнул меч, оставляя за собой сияющий голубой след. Барат сделал шаг в сторону, пропуская мимо себя обезглавленное тело. Тут же меч пошел вверх, рассекая снизу второго подбежавшего зверя. Без перерыва описав шелестящую дугу, клинок вошел в тело третьего, пытавшегося в прыжке сбить Барата с ног.
      Турот, выскочивший из кузни с топором в руках на помощь сыну, растерянно замер, осматривая поле боя.
      -- Да, сынок. Ребан учил тебя хорошо, -- наконец выдавил из себя Турот.
      -- Ребан пока еще не учил меня ударам, -- возразил Барат, стряхивая с меча тушу волка. -- Это как-то само получилось. Он вроде сам тянул меня за руку.
      Барат с уважением посмотрел на свой клинок.
      Турот покачал головой:
      -- Тогда он спас тебе жизнь! Дай ему имя, раз уж он так непрост.
      -- Может, "Волкобой"? -- Барат вопросительно взглянул на отца.
      -- Дай Единый, чтобы он только волков и бил, -- скептически