Судьба князя Игоря 4. Гроза над Кавказом

северных странах, в кустарниках и камышах, около земли Славян и других народов, там живущих, как мы уже описали этот род обезьян и большое их сходство с человеком” (А.Я. Гаркави “Сказания мусульманских писателей о славянах и русских”, с. 134, С.-Петербург, 1870). Причудливые фантазии питались как местными суевериями, так и домыслами заезжих путешественников. Низами заинтересовался вопросом – а каковы были представления о диве на Руси? Сведений до нас дошло крайне мало, ничтожно мало – сказался погром устроенный в русской культуре церковниками. Но сохранившиеся свидетельства действительно связывают русского дива с деревом:

    “збися дивъ,
    кличетъ връху древа:
    велитъ послушати – земли незнаемЪ”
                                    (“Слово о полку Игореве”, ЛП, с. 12, М.-Л., 1950)

    Див как персонаж мифологии известен и у восточных славян, и у западных, и у южных. Слово когда-то имело общеиндоевропейское значение “бог” (“Див” // “Мифы народов мира”, т. I, с. 377, М., 1991). Понятно, что божество не могло обитать на обычном дереве – не по чину. Его обиталищем люди представляли мировое древо, образ которого восходил к индоевропейской древности. Корни такого дерева символизировали преисподнюю, ствол – человеческий мир, а крона – небесный свод (“Мировое дерево” // “Славянская мифология. Энциклопедический словарь”, с. 261-262, М., 1995). Див на вершине мирового дерева понимался как персонификация сияющего неба. Как раз в этом значении див и упоминался во втором фрагменте:

    “Уже снесеся хула на хвалу;
    уже тресну нужда на волю;
    уже връжеся дивь на землю”
                    (Там же, с 20)

    Перечислялось то, что никогда и ни в коем случае не должно происходить: бесчестье взяло верх над славой, насилие над волей, небо упало на землю. А символизировали небо птицы и потому дива на Руси тоже представляли в виде птицы. Известный исследователь Е.В. Барсов привёл описание дива по рассказам жителей Олонецкой губернии:

    “Дивъ – птица-укальница, серая как баран, шерсть на ней, как войлок, глаза как у кошки, ноги мохнатые, как у зверя; птица она вещая – села на шелом – ожидай беду. Сидит она на сухом дереве и кличет, свищет она по змеиному; кричит она по звериному; с носа искры падают, из ушей дым валит”
                    (Е.В. Барсов “Слово о полку Игореве как художественный памятник Киевской дружинной Руси”, т. I, с. 370, М., 1887)

    По этому описанию можно легко узнать сову, а фантастические подробности – это следствие её таинственного ночного образа жизни. В.И. Даль видел здесь филина, что тоже вполне вероятно:

    “Див <…> Зловещая птица; вероятно пугач, филин…”
                    (В.И. Даль “Толковый словарь живого великорусского языка”, т. I, с. 435, М., 1955)

    И ведь Низами знал, что русский див имел птичий облик, точно знал, даже подсказку оставил: “Словно птицам большим, завершившим кочевья”. Рассказ о месте обитания дивов Низми, похоже, позаимствовал у Фирдоуси. Ведь и в самом деле, сходство поразительное:

    “К вечной тьме приближаясь, мы гору найдём.
    Узок путь к той горе; страшно думать о нём.
    Там подобные людям, но с телом железным,
    И живут эти твари в краю, им любезном”
                    (Низами Гянджеви “Собрание сочинений в пяти томах”, т. V “Искендер-наме”, с. 396, М., 1986)

    “Увидишь ты гору главою до туч,
    Там птицу, чей облик суров и могуч,
    Симоргом зовут ее; полного сил,
    Его ты с крылатой горой бы сравнил”
                    (Фирдоуси “Шахнаме”, 2-е изд., ЛП, т. IV, с. 172, М., 1994)

    Это ещё одна подсказка – русский див, а вернее божество по имени Див, был сходен обликом с иранским Симургом. Двойник Симурга почитался и на Руси – Симаргл, один из высших богов киевского пантеона. Имена сходные, да и облик одинаковый (собако-птица), потому что происхождение у них общее. В Индии царя птиц звали Гаруда, он имел человеческое лицо, но с птичьим клювом (Г.М. Бонгард-Левин, Э.А. Грантовский “От Скифии до Индии. Древние арии: мифы и история”, с. 129, С.-Петербург, 2001). По описанию сразу можно опознать сову или филина. Видимо, два разных варианта первоптицы на Руси сохранялись со времён древних ариев.

                                                                                 IV

    И вдруг – новый поворот в рассуждениях Низами. После подробного рассказа о способах ловли дивов он продолжал:

    “Если ж цепь не порвется и даже укуса
    Не изведают люди, – до области Руса
    Будет он доведен, и, окованный там
    Станет хлеб добывать он своим вожакам.
    Водят узника всюду; из окон жилища
    Подаются вожатым и деньги и пища”
                    (Низами Гянджеви “Собрание сочинений в пяти томах”, т. V “Искендер-наме”, с. 399, М., 1986)

    Весьма реалистичное описание дрессированного медведя, каких немало водили по русским городам и селам, устраивая весёлые представления. Медведи спят всю зиму, потому и дивы в поэме так любили поспать, что сонными попадали в плен к русам. Низами собирал сведения о всех окружающих народах и таким образом узнал о народной забаве с медведем на Руси. Конечно, он не мог спутать хорошо известного ему лесного зверя с мифическим существом, и если всё-таки допустил такое смешение, значит, его рассказ про дива содержит определённый подтекст. Этот эпизод не был только плодом фантазии знаменитого поэта, в основу своего рассказа Низами положил какое-то реальное событие, произошедшее возле Бердаа. Никаких дивов на самом деле нет и не было, и если русы действительно использовали в бою некое животное, то в тексте Низами на этот счёт содержится соответствующая подсказка.
    Медведя русы могли привезти с собой для развлечения и разумеется они не готовили из него боевого помощника. Только крайняя необходимость могла заставить их изменить свои намерения. За полгода пребывания в Бердаа всего один раз русы попали в тяжёлое положение – когда Марзубан устроил им засаду в надежде покончить разом с непобедимыми противниками. А засада-то завершилась пшиком: русы вернулись в крепость непобеждёнными, зато Марзубан поспешно покинул окрестности Бердаа и не возвращался до тех пор, пока русы не оставили город – такого страха он натерпелся.
    В окружении русы бились отчаянно, но когда наседающих врагов слишком много, то остаётся лишь погибнуть с честью. А русские воины отличались не только силой и храбростью, но и смекалкой. Почему вместе с ними оказался медведь, остаётся только гадать, но раз он имелся, то его стоило использовать. Когда мусульмане увидели, как на них несётся ревущее чудовище, тут уж не только свирепого дива представишь, а и любого из кошмарных обитателей преисподней. Зверь разметал мусульманские ряды: копья не могли сдержать его, щиты не спасали от медвежьих когтей, а сабельные удары приводили зверя в ярость. За медведем и русы обрушились на охваченных паникой врагов. Конечно, зверь всё равно был обречён, но дело своё он сделал – пробил брешь в обороне противника и позволил русским воинам выйти из окружения. А уцелевшие мусульмане ещё долго с содроганием вспоминали жуткое страшилище, пришедшее на помощь неверным. Кто это, как не “ифрит, из преддверия ада”, если даже всемогущий Аллах не уберёг правоверных?
    Низами прекрасно понимал, что к чему, но ведь он был поэтом, а сюжет с дивом казался таким соблазнительным. Поэма “Искендер-наме” – это художественное произведение в стиле фэнтези, где допустимы фантастические выдумки, к тому же победа Искендера над дивом неизмеримо почётнее, нежели схватка с обычным медведем. Для прославления великого царя требуется подвиг, достойный воспевания. Низами хорошо знал своих соплеменников, знал их верования. В поэме он творчески переработал местные предания, в которых сохранилась память об ужасе мусульман перед ловкой выдумкой русских воинов.
    После окончания войны город Бердаа пришёл в упадок, захирел и никогда больше не достиг прежнего могущества. Но в последующих бедах русские воины неповинны. Раны, нанесённые войной залечить нетрудно, намного сложнее преодолеть местные противоречия. На Руси кавказские события не привлекли внимания летописцев, потому что не имели отношения к династии Рюриковичей. А интересы древнерусского государства простирались совсем в другом направлении.