Снежные Королевы

вовсе не потому, что хотел это сделать тайком, полагая, что ничего криминального в том нет, что сын помнит о своих родителях. Каково же было моё удивление и возмущение, - невысказанное, впрочем, надо было бы сразу поставить её на причитающееся ей место, - когда тёща недвусмысленно заявила, что теперь ни о каких тратах на кого бы то ни было я не должен и мечтать и что единственной теперь моей целью в жизни должен быть неуклонный рост благосостояния её дочери.

Но самым, всё-таки, тяжёлым из обвинений было вот что: выйдя за меня замуж, её дочь закувыркалась! "Кувыркаться" по её терминологии означало совсем не то, что подразумевается абсолютным большинством российского населения, когда так говорят о женщине - акробатки не в счёт, - а хронически болеть. В сердцах, мне хотелось сказать, что её дочь ещё до знакомства со мной "кувыркалась" во всех смыслах, и, весьма активно, в общепринятом, и в её деревенском понимании этого слова, чего уж там скромничать, но усилием воли опять сдержался.

Единственное, что я осмелился противопоставить её многочисленным и самым разным - на любой вкус - обвинениям, и что мог поставить себе в заслугу, было то, что, познакомившись со мной, её дочь бросила курить. Тут я покривил душой, сообщив полуправду, - благополучно выйдя замуж, она снова стала позволять себе выкурить в компании несколько сигарет, но это было как бы не в счёт.

Тёща настояла всё же, чтобы я, абсолютно здоровый и ни на что никогда не жалующийся, поскольку всегда вёл здоровый образ жизни, прошёл тщательную специфическую медкомиссию, сдавал какие-то анализы, результаты которых убедительно показали, что к "кувырканиям" её дочери я не имею никакого отношения, - она сама могла бы сказать своей мамочке, кому ещё, кроме меня, надо было провериться, но "постеснялась". Когда я пришёл с этим известием, тёще не удалось скрыть чувства глубокого разочарования в форме поджимания губ, ведь так хотелось свалить всё на чужого ей человека. Впрочем, она наверняка и не поверила, даже, возможно, сама сходила в поликлинику, чтобы убедиться, что я сказал правду.

Сваливать вину за всё подряд на подходящих для этого людей, желательно, конечно, не её родственников, вообще было нормой жизни тёщи. Если она сама роняла вазу с цветами, тут же проводилось расследование, и выявлялся виновник, - тот, кто поставил эту вазу на то место, где она соизволила пронести свою царственную руку, - и обрушивался на него поток брани.

Тёща была родом из оренбургской деревни, из рабоче-крестьянской семьи, родители были простые, вполне приличные, впрочем, люди, но она себя вела так, словно была "дворянкой столбовою", имеющей большие перспективы стать "владычицей морскою", имея "на посылках" целую стаю золотых рыбок. Не имея ни малейшего понятия о такте, она позволяла себе, сидя за общим и глядя в противоположную сторону, так сказать своей второй дочери, имея в виду меня: "Леночка, подай ему "то" или "это". Так и не дошли у меня руки показать ей попавшуюся как-то на глаза статью из журнала "Русская речь", где писалось о недопустимости применения формы третьего лица по отношению к присутствующему человеку, - если, конечно, не хотеть его унизить и оскорбить.

Словно школьница-негодница, прыгающая на одной ноге и дразнящая своего ровесника: "Толстый, жирный, бе-бе-бе", она не уставала твердить, что я чересчур толст, хотя назвать меня толстым можно было разве только в сравнении с её измождённым мужем. Как будто в насмешку над ней, второй её официальный зять, ещё до перехода в разряд очередного бывшего, стал по своей комплекции походить на пивную бочку.

Она сделала то, чего не удавалось до неё никому, - обнаружить у меня косоглазие, - и упрекала дочку: "Что же ты, Оленька, за косого замуж вышла". Это говорилось как бы в шутку, со смехом, но ведь давно и абсолютно всем известно, что в каждой шутке есть только доля шутки. Даже как-то неудобно за неё было: взрослый, вроде, человек, бабушкой готовится стать, а несёт такую несусветную дурь. Я всё это или молча сносил, или сам обращал в шутку, не пикироваться же с недалёким и абсолютно бестактным человеком.

Как жаль, всё-таки, что в своё время Илья Репин не написал гораздо более жизненную картину, чем он это сделал: «Иван Грозный убивает свою тёщу» (едва ли он устоял перед таким соблазном, коли он и самих-то жён не очень жаловал, регулярно ссылая их в монастырь, а несчастную Марию Долгорукую, за то, что она ещё до венца «слюбилась» с кем-то, вообще утопил вместе с санями и лошадью в царском пруду «опричной» российской столицы, Александровской слободы, - тогда же, наверное и тёще досталось «на орехи»), чтобы многие тысячи будущих мужей, в качестве предостережения, могли дарить их матерям своих жён.

Тёща могла при посторонних накричать на мужа, - безобидного и работящего кандидата физико-математических наук. Пока ему позволяло здоровье, все свои отпуска он проводил на "шабашках", - в деревнях соседней области строил какие-то зерносушилки, зарабатывая большие по тем временам деньги (тёща и меня туда потом, естественно, "пристроила", - как потом выяснилось, её дочке на шубу зарабатывать). Но и после этого "её душенька" не была довольна: "пуще прежнего бранилась старуха, обзывала его дурачиной и простофилей".

На самом деле никакой мудрой старухой в свои сорок с небольшим лет тёща не была, что не мешало ей брать на себя обязанность всех поучать, будто она одна знала все истины в последней инстанции. Моя мама потом рассказывала, что когда она приезжала помогать управляться с нашей четырёхмесячной дочкой, даже её, успевшую вырастить троих детей и нескольких внуков, тёща учила стирать пелёнки.

Человека без положительных черт не бывает, были они и у тёщи. Нравилась в ней её любовь к чистоте, - в своём доме она буквально пылинки сдувала, - и я по сей день удивляюсь, как резко она контрастировала с её нечистоплотностью моральной. Жаль вот только, что эту свою положительную черту она не передала своей дочери, а только вторую. И, ещё, - она умела хорошо готовить. Возвращаясь мыслями в свою молодость, при воспоминаниях о её вкусных борщах, которые, приезжая к "тёще на блины", иногда употреблял, порой я проникался всепрощенчеством. Такое моё состояние, впрочем, длилось недолго, - куда было деваться от реалий нынешнего дня, ведь в том, что мы с дочерью стали чужими друг другу, несмотря на все мои старания предупредить это состояние, была громадная заслуга её бабушки, вот только за такого рода "заслуги" хочется наградить эту бабусю отнюдь не орденом и даже не медалью.

И у тёщиной дочки были положительные черты. У неё было красивое тело, и она хорошо шила и вязала, - порой делала это даже на лекциях, обвязывая своих кукол, - так и виделась круглолицей и румяной девушкой в кокошнике, сидящей за рукоделием в своей светёлке в ожидании отбывшего за тридевять земель суженого. Только впоследствии выяснилось, что обычно выходило так, что тут же в этой самой "светёлке" объявлялся "добрый молодец", соблазнённый видом её тела, только до поры до времени покрытого одеждами, и рукоделье забрасывалось. Довольно долго она это успешно скрывала.

День третий

...В середине лета, едва наша совместная жизнь перевалила за первое полугодие, незадолго перед отъездом на производственную практику на Кавказ, хитро улыбаясь, Ольга вдруг задала мне такой, видимо, сильно забавлявший её риторический вопрос: почему вот женщину, когда ей изменяет муж, окружающие жалеют, а его осуждают, тогда как над ним, ставшим вдруг "рогатым", наоборот, все смеются, а жене хоть бы хны. Тогда я не нашелся, что сказать, никогда над этим не задумывался, жаль, не прочитал тогда ещё рассказа Леонида Андреева с подходящим названием: "Рогоносцы", в котором с присущем этому писателю талантом описан интересный обычай среди аборигенов неназванного острова в Средиземном море.

Мужчины там, имеющие неопровержимые доказательства измен их жён, не подавая виду, тайком изготавливали себе рога разных размеров и, сговорившись, в определённый день весёлой и шумной компанией выходили на улицы городка с этими надетыми на себя рогами. Жёны-изменницы бежали поодаль и старались, как могли, оправдываться, вопя, что есть мочи, будто мужья на них напраслину возводят, и все, наоборот, смеялись над изменницами, а вовсе не над мужьями. А ведь правильно, - какой женщине понравится прослыть потаскухой, так что, Ольга по этому вопросу была просто неправильно информирована. Она этого рассказа тоже не читала, поэтому, видимо, внутри себя давилась от смеха и жалела, наверное, лишь о том, что к ней и её друзьям не могут присоединиться другие.

Началось с того, а скорее продолжалось, что на свой двадцатилетний юбилей в одно из первых чисел июля, кроме своих школьных подруг, - дело происходило в её родном городе, - она неожиданно для меня пригласила Гузкина. Тогда я проводил научные эксперименты в соседнем городке и смог отлучиться лишь на один только вечер. Приехал на перекладных к вечеру и застал в доме её родителей большую весёлую компанию и "эверест" немытой посуды на кухне, - накануне тесть праздновал благополучное окончание очередной шабашки и получение расчёта за неё, и сразу куда-то исчез, а поскольку тёщи и горячей воды дома не было, помыть всё это молодая жена за день так и не собралась.

Согрел воды и насколько мог быстро, навёл порядок на кухне. Гузкин был со мной сама любезность, только что на брудершафт не предложил выпить, и, само собой, остался ночевать: "опять от него сбежала последняя электричка". Рано утром мне пришлось оставить их одних в трёхкомнатной квартире, причём тогда я настолько доверял своей молодой жене, что сделал это совершенно спокойно.

Через неделю я снова собрался в командировку, но по приезде на место узнал, что прибор, на котором предстояло работать, неожиданно сломался, и мне пришлось тут же вернуться домой. Едва успел переодеться и прилечь отдохнуть, - вставать на электричку пришлось рано, - как услышал в прихожей возбуждённые голоса двух людей. Мы жили в блоке на две комнаты, поэтому первая моя мысль, - пришли соседи. Но нет, - в замочной скважине моей двери закрутился ключ, попавший туда не с первого раза, и в комнату ворвались нетерпеливые Ольга с Гузкиным, у которого из-под мышки торчала бутылка.

Немая сцена длилась недолго. "О-о, как здорово, что ты здесь, я как будто знала, что ты уже дома, вот мы вина принесли, выпьем с приездом!" - быстро нашлась "великая актриса". Ну что бы мне задержаться где-нибудь на часок, чтобы потом поучаствовать в классической сцене: "Приезжает муж из командировки, открывает своим ключом дверь, а там..."! Если бы оно случилось так, то сейчас я, наверное, с трудом вспоминал бы даже её имя, давно это было. А так, не пойман - не вор. Разводиться же из-за того, что жена среди бела дня пришла домой с однокурсником, пусть даже и бывшим бой-френдом, - бывшим же, теперь он просто товарищ, с которым в отсутствии мужа можно выпить, да в шахматы поиграть, - казалось недостаточно мотивированным. Но это мне, а вот какой-нибудь Махмуд, будь он мужем, без лишних