Проделки лешего

Проделки лешего

Приехал я как-то летом, в свою родную деревеньку на каникулы, и что-то грустно стало. Мать ходила, поджав губы, и неодобрительно смотрела на отца. А отец, и раньше любивший выпить, теперь превратился в алкоголика. Каждый вечер, он приползал домой, что называется на ушах. Если я в то время был дома, выскакивал во двор, открывал ворота, заводил кобылу. Чуть живого отца вытаскивал из телеги, и укладывал на кровать, стоявшую на веранде. Густой храп, доносился, оттуда пока я распрягал кобылу.
  - И давно он так? – спросил я мать.
- Ох,  Андрюшка, мужики вообще как с ума посходили. Колхозы и
совхозы развалили, никто не работает. Раньше хоть работа сдерживала их, а сейчас! – горько вздохнув, махнула рукой мать.
  - Может быть, ты хоть как-то повлияешь на него? Может быть, хоть тебя послушается? Говорит, что ездит на покос. А вот накосил ли он хотя бы копну? Зимой, ведь без сена останемся. Хорошо, что Вега смирная кобылка, сама привозит его домой, но ведь так и до беды недалеко- с надеждой и мольбой обратилась она ко мне.
  Мне было горько слышать ее признания, но я также знал, что вылечить алкоголика, я не смогу, но для себя твердо решил, что завтра не отойду от отца ни на шаг, и выпить ему ни за что не дам.
- А где  он берет выпивку? – спросил я.
 - Не знаю, но у нас дома нет ничего, даже брагу сейчас не ставлю – развела мать руками.
Стояла горячая пора для крес-
тьян. Необходимо было заготовить сено на зиму, для лошади и коровы. Отец поднимался рано, часов в пять утра, запрягал лошадь, и, захватив нехитрую снедь с собой, отправлялся на покос. Нагулявшись в клубе, я ложился поздно, а потому и просыпался  часам к девяти, завтракал, потом садился на велосипед, и мчался на покос, ворошить сено, скошенное утром отцом. В этот раз я захватил с собой удочки, надеясь вечерком, как отправлю отца с покоса, порыбачу. От покоса, до озера  было километра два.
Я ехал по проселочной дороге, любуясь растущими на обочинах березками, и удивлялся. Раньше здесь кипела жизнь. По этой дороге сновали машины, гудели в поле трактора, комбайны. Сейчас же мне не встретилась ни одна машина, не увидел ни одного трактора, и если бы не стрекотание кузнечиков, можно было бы сказать, стояла гробовая тишина. Я подъехал к покосу, прислонил велосипед к дереву, и начал изучать обстановку. Вега паслась на лугу, привязанная на длинную веревку. Телега стояла у края покоса, наполненная свежескошенной травой. Семь копен сена были уже сложены. Отец вел прокос, стоя ко мне спиной. Я незамедлительно начал шмон, в его пожитках, с целью обнаружения спиртного. Мой сыск не дал положительных результатов. Не обнаружив ничего, я обрадовался, подумав, что отец либо выходит из запоя, либо истощились его запасы, пошел к нему. Рубаха отца сзади взмокла от пота,  я кашлянул, предупреждая его. Он прекратил  косить, и взглянул на меня. Отец устал, руки его дрожали, видимо похмелье давало о себе знать.
 Отобрав у него косу и брусок для заточки, я велел ему отдохнуть. Наточив косу, я с удовольствием размахнулся. Хорошо отбитая коса, входила в траву, как нож в масло, и срезанная падала в густой валок.
- Коси коса, пока роса! Роса долой, косарь домой - размахивая, косой, повторял я эту нехитрую присказку косарей.
-  Вжик, вжик – соглашаясь со мной, отвечала коса.
Действительно, как только сойдет роса, трава становится жесткой, и косится с большим трудом. Но косарь все равно домой не спешит, немного отдохнув, он начинает ворошить валки, чтобы трава легче просыхала.
К вечеру валки нужно перевернуть. Хорошо, если не пойдет дождь, тогда сено будет хорошим.
Дойдя до конца прокоса, я развернулся, посмотрел на отца. Он лежал на  земле, собрав под себя подсохшее сено, и кажется, дремал. Я успокоился, и начал новый прокос.  Я косил, пока трава хорошо косилась, затем подошел к отцу, и прилег рядом. Натруженные плечи приятно ныли, от земли и травы шел пряный дух, и я задремал. Очнулся я от, того, что Вега заржала.
  - Пить хочет, своди ее к озеру, сынок - сказал мне отец.
 Я внимательно посмотрел на него, он опять был выпивши.
-  Отец, ну зачем ты пьешь? – укоризненно спросил я его.
- Душа у меня болит, сынок! Ты посмотри вокруг. Эта ваша перестройка развалила все, что создавалось таким трудом. Попробуй, оживи сейчас спящую деревню. Все развалили, растащили, распродали. Никто не сеет и не пашет, каждый работает только у себя в огороде, и то, потому, что жрать что-то нужно. Я, здоровый мужик, не имею денег, потому, что заработать негде. Не могу тебе ничего дать, купить одежду тебе, и то не на что.  Все бросить, и перебираться в город? А жить там где?  
- Не нужно мне никакой одежды, у нас в мореходке форма, нас кормят, поят. Стипендию дают. Скоро на практику поеду, там денег заработаю. Ты только не пей, прошу тебя! – горячо проговорил я.
 - Легко сказать, как посмотрю, что вокруг творится, выть волком хочется! – надрывно прокричал он.
 Я тоже перешел на крик: - А пить лучше? Вон сколько на кладбищах молодых появилось! Кто от водки сгорел, кто руки на себя наложил. Лежат себе спокойненько, им, и дела ни до чего нет. А кто будет Россию поднимать, если вы водкой, а не делом переживать будете?
Посмотри, в деревнях уже мужиков не осталось, одни бабы на себе лямку тянут, да детишек одни поднимают. А вы здоровые, свое здоровье губите, все переживаете!
      Я вскочил, взял рюкзак и  удочки, направился к лошади.
    - Я на озеро. Искупаюсь, порыбачу, потом, переворачивать сено будем – пробурчал я.
   Привязал сзади к лямкам рюкзака удочки, отвязал Вегу. Накинув рюкзак на плечи, я взобрался на лошадь, и мы с ней, потрусили к озеру. Вега долго, и шумно фыркая, пила воду. Я разделся и нырнул в нагретую солнцем воду, немного поплавал.  Затем взял удочку, насадил червя на крючок, и закинул ее в воду. Но толи мы с лошадкой распугали рыбу, толи еще было рано для клева, поплавок оставался неподвижным. Я менял места, пока не наткнулся на кем-то поставленную, мордушу. Вытянув ее из воды, я порадовался. С десяток крупных ротанов, и столько же вьюнов, попались в нее. Вьюнов сложил в бидончик, а ротанов разделал здесь же у озера. Очищенную рыбу сложил в пакет, и, поймав лошадь, отправился на покос. Отец уже ворошил валки, походка его уже была нетвердой. Я  выкопал ямку, развел костерок, поставил котелок с рыбой на огонь. Очистил пару картошин, тоже бросил в котелок.  Пока рыба варилась, я мучительно размышлял о том, где отец мог спрятать бутылку, ведь мой обыск не дал никаких результатов. Вскоре из котелка донесся восхитительный запах.  Мы с отцом ели уху прямо из котелка. Меня так и тянуло спросить его, где же он прячет бутылку, но я сдержался. В голове моей созревал план, пока еще не совсем отчетливый. Я усиленно делал вид, что не замечаю того, что он уже сильно во хмелю. Мы немного отдохнули, и, взяв деревянные грабли, пошли ворошить траву. Переворошив всю накошенную за день траву, начали собирать вчерашний, уже высохший укос травы. Солнце склонялось к закату, когда мы закончили работу. Вернее заканчивал уже один я, отец, притомившись, лежал у стога. Припрятав грабли, и косу, в укромном месте, я запряг лошадь в телегу.
  - Карета подана, сэр! – шутливо поклонился я отцу.
- А ты? –
  -Нет, я еще порыбачу немного. Надеюсь, до дома сам доберешься? - спросил я, с сомнением поглядывая на него, его явно штормило, он качался из стороны в сторону.
 Отец, выругался, а я схватил велосипед, и поехал по тропинке к озеру, но когда скрылся с его глаз за поворотом, остановился. Бросив велосипед, по-пластунски вернулся обратно. Спрятавшись в траве, я стал наблюдать за отцом. Отец воровато оглянулся, и, не увидев меня, подошел к стогу, немного повозился там, затем взобрался на телегу, и уехал. Убедившись в том, что отец уехал, я вернулся на покос. Подойдя к стогу, возле которого крутился отец, Я внимательно оглядел его. Как настоящий детектив, замечал мельчайшие детали, понял, что его схрон, находился там. Клочки выпавшего сена, подтвердили мою догадку. Мне стало досадно, я присел на землю, прислонившись к стогу. Но спина не ощутила мягкость сена, что-то жесткое упиралось в хребет. Мне стало любопытно. Стараясь не разворошить стожок, я засунул руку в глубь него, и нащупал, что-то, железное и холодное. Осторожно отодвинув сено, я увидел алюминиевый бидон, литров на сорок. Бидон был плотно закрыт, но в крышке бидона, была просверлена дырочка,  из которой  торчал, длинный резиновый шланг.  Я потянул за него и увидел, что кончик шланга, был зажат прицепкой.
Я подивился предусмотрительности отца. На покосе жарко, пить хочется. А тут, пожалуйста, захотел пить, вытянул шланг, и пей вволю. А чтобы любопытные, не увидели, и не стырили бидон, замаскировал его сеном. Захотелось пить,  я, не раздумывая, снял прищепку, и сунул в рот шланг. В рот полилась хмельная жидкость.
 - Да, это же, бражка! – догадался я.
-Вот же жук! Знает ведь, что мать, если обнаружит дома бидон, с таким содержимым, не раздумывая, выльет все это добро, на землю. Вот он и решил, что бражке зреть, здесь самое то! Тем более что он постоянно сейчас находится на покосе. Вот почему с покоса он приезжает в дупель пьяным - размышлял я, в глубине души испытывая восхищение, смекалкой отца.
  Вначале я хотел, немедленно изъять бидон, и вылить содержимое, но поборол сиюминутное желание.
 - Тут нужно действовать, более тонко – подумал я,  и решил привести в действие, свой план, который целый день зрел в моей голове.
 До полного захода солнца, оставалось, с час, я вскочил на велосипед, и погнал по дороге. Увидев на дороге телегу, я свернул в кусты, спрятал велосипед и пошел по обочине, прячась за кустарником, и наблюдая за отцом. Вот телега остановилась, отец достал из-под сена пластиковую бутылку с мутной жидкостью, приложился к ней, и поехал дальше. Вега, привычная ко всему лошадку, неспешно потрусила вперед. Через некоторое время опять, послышалось, «Тпру», ритуал прикладывания к бутылке повторился. Таких, вынужденных дозаправок его организма, я насчитал четыре раза, пока не убедился в том, что отец, сполз в телегу, перевернулся, на бочек, и  крепко уснул.
 -Теперь на сцену выходить мне – подумал, я и начал осторожно подходить к лошади, чтобы не напугать ее ненароком.
Перехватив вожжи, из рук спящего отца,  успокоив Вегу, погладив ее по морде, взял ее под уздцы, и свернул с дороги. Выбрав подходящую для моей задумки березку, распряг лошадь, и занялся телегой. Раздвинул оглобли, так, чтобы они обхватили березку,  передок телеги, упер в ствол. Затем подвел Вегу, и вновь запряг ее. Получилась такая картина: Вега впереди, затем ствол березки, затем телега. Теперь все, и лошадь, и телега с отцом, в плену у березы. Тихонько хихикая, я представил себе, как отец, проснувшись, долго будет ломать голову, как же, его угораздило, так заехать. Потом, чтобы еще немного похохмить, связал боковые ветки березы вместе, вожжами, пристроил в них бутылку с остатками браги, не забыв, открыть крышку.
Сходив к обочине, и набрал в котелок вязкой глины, осторожно, стараясь не потревожить спящего отца, взобрался на телегу. Глиной нарисовал, жуткую рожу на стволе дерева. Поправил бутылку так, чтобы казалось, что ветки,  держит бутылку, у рта. На белом стволе березы, морда, выглядела жутковато.  
Сдерживая рвущийся из