ПОПУТЧИЦА

семи приходит поезд. Дождусь утра.
                   – И правда, ночь уже. Почти два часа. Давайте спать, –-  предложила я, устраиваясь на постели.
                   Надежда осторожно опустила голову на подушку, свернулась калачиком, затихла. Я закрыла глаза и, слушая колыбельную колес, изо всех сил старалась уснуть. Сон, однако, не шел, зато перед глазами появился изменник муж, правда, еще совсем молодой, с лучистыми глазами и  потрясающей улыбкой, от которой мне всегда не хватало воздуха и я готова была на все. Я задохнулась от восторга и открыла глаза. Куда все делось? Почему давно нет ощущения полета рядом с ним? Почему он смог мне изменить? Так больно…
                   Вагон качнуло на повороте; я повернулась к стене, растирая левую сторону груди. Что ж так ноет сердце?! Неужели мне жаль уезжать? Только вчера было легко и спокойно из-за принятого решения, а сейчас будто ушло из жизни что-то неизмеримо важное.
                   Поезд замедлил ход; мимо поплыли фонари, с любопытством заглядывая в темное купе, плыли все медленнее, пока один не остановился перед окном. Послышались голоса, шаги в коридоре и глухой стук ограничителя.
                   – Проводник! Здесь закрыто! – пророкотал низкий голос.
                   – Ну, громче постучите. Там две пассажирки, – это уже голос проводницы.
                   Мне пришлось снова открывать дверь. В купе ввалились двое: крупный мужчина и высокий паренек. Они закинули багаж на верхние полки и через пару минут уже посапывали там же.
                   Я не заметила, как уснула, очнулась от шороха в купе – поезд стоял. Напротив горел ночник, попутчица надевала плащ и обернулась:
                   – Вы проснулись? Спасибо вам за внимание, сочувствие, – сказала она и, подняв тяжелую сумку, добавила: – Удачи вам.
                   – Вам удачи и всего хорошего! – я села и, опустив ноги, нащупала туфли.
                   Надежда благодарно кивнула и вышла в коридор. Я прильнула к окну, надеясь увидеть ее родных. Мимо прошли, переговариваясь, двое пожилых людей, наверное, супружеская пара. Я прижалась щекой к прохладному стеклу: перед входом в вагон юноша со светлыми взъерошенными волосами и молоденькая тоненькая девушка с черным шарфиком на голове обнимали мать. Все трое, касаясь лбами друг друга, застыли в едином горе.
                   Защипало в глазах, и я отшатнулась от окна. Значит, не обошлось. Как она теперь без него? Под вагоном лязгнуло, и он медленно тронулся в путь. Через четыре часа и я буду на месте, далеко от ставшего мне родным города, где я встретила первую любовь, где остались мой дом и мои друзья. Как теперь жить без всего этого? Зачем жить? Ради чего? Без его голоса, нежных рук, улыбки, без его запаха, милых привычек и ласковых слов?! Один раз оступился, а я не простила! Но он же ЖИВ! ЖИВ! И это главное! Все остальное – ерунда. Что я наделала!?
                   Руки судорожно заметались по карманам плаща, телефон оказался на дне сумки.
                   – Лиля! Лилечка! – после нескольких гудков лихорадочно зашептала я в трубку и выскочила в коридор. – Слышишь меня? Прости, что разбудила, но очень надо! Возьми наши ключи и срочно беги к нам! Там на журнальном столике я оставила прощальное письмо – ты должна забрать его, выбросить, уничтожить! Понимаешь? Володя не должен его увидеть!
                   – Что-что? – долетел до меня сонный голос подруги. – Ты его простила? Ты возвращаешься?
                   – Да! Простила! Не могу без него! Сейчас же иди к нам, пока он не вернулся из командировки! – молила я.
                   – Все! Поняла! Не переживай! Уже иду!  – радостно вскрикнула Лиля.
                   Дрожащими пальцами я набрала еще один номер.
                   – Лена? – послышался взволнованный  и такой родной голос  мужа. –  Что случилось?
                   – Ничего. Ты сейчас где?
                   – Уже подъезжаю. Через час буду дома. С тобой действительно все хорошо?
                   Я с облегчением выдохнула.
                   – Не волнуйся, все нормально! Сейчас я в поезде, еду к маме. Хозяйничай без меня. Дней через пять вернусь!
                   В трубке повисло молчание, только слышалось неровное дыхание.
                   – Ты простила меня? – прошептал он наконец.
                   – Береги себя! – попросила я.