ПОПУТЧИЦА

                     
                     Мерный перестук колес и легкое покачивание вскоре усыпили меня. В чуткий сон временами врывались протяжные гудки и далекий металлический женский голос: «Скорый поезд гу-гу-гу отправляется гу-гу-гу пути». Толчок! И опять тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук…
                     И неожиданно глухой стук в дверь. «Откройте, пожалуйста!» –  тоже женский голос, только близко, приятный, мелодичный.
                     – Ой! Сейчас! – соскочила я с полки и, опустив ограничитель, стала оправдываться: – Одна, вот и закрылась.
                     – Здравствуйте, – внося перед собой объемную сумку, шагнула в купе невысокая женщина. – Простите, что разбудила. Где можно свет включить?
                     Я зажгла верхний и вернулась в постель. Попутчица огляделась – ее лицо в ореоле светлых волос, с красивым рисунком чувственных губ и темными бархатными глазами, казалось очень бледным. Она убрала багаж под полку, сняла короткий кожаный плащ и оказалась в узкой юбке до колен и светлом облегающем свитере. Я с завистью подивилась ее изящной фигуре и стройным ногам. Женщина продолжала сосредоточенно устраиваться: застелив постель, накинула легкий халатик, стащила юбку под ним. Наконец свет погас, и она улеглась напротив.
                    Спать вдруг расхотелось. Над дрожащими занавесками в темном прямоугольнике окна, нарастая, вспыхивал свет, ослепляя и завораживая, и незаметно  исчезал во мраке. Пройдет эта ночь, и завтра я буду в городе моего детства. Там начнется новая жизнь. Найду работу, обрету новых знакомых. Научусь жить без него, далеко от него... Предатель! Как он мог мне изменить!? Никогда не прощу! Ни-ког-да! Такое нельзя простить! Все правильно решила: пока он в командировке, одним махом разрубить все путы. Вернется, а вместо меня письмо: «Тебе нет прощения! Меня не ищи!».
                    – Вы тоже не спите? – приподняла голову попутчица.
                    – Наверное, выспалась, - ответила я.
                    Она села, закутавшись в одеяло, оперлась о стену. Свет временами озарял ее тонкие черты, скользил по волнам светлых волос.
                    – Так тревожно на душе, - вздохнула она.  – Домой еду – дочка вызвала. Младшая. У старшей в гостях была, с внучкой знакомилась, – дрогнули губы в улыбке.
                   – У вас внучка? – удивилась я. – Вы такая молодая! Не верится!
                   – Многие не верят, – без кокетства сказала она. – Мне сорок четыре, старшей дочери двадцать четыре, а внучке два месяца. Так что все как у всех…
                   Женщина помолчала и снова заговорила, тихо, будто сама с собой:
                   –  Всего две недели у Ани гостила, а тут у мужа инфаркт – вчера Светочка, младшенькая, позвонила. В больнице он, в реанимации. Врачи говорят: состояние средней тяжести, стабильное.
                   Она посмотрела вверх за окно, и ее точеный профиль в слабом свете луны на фоне темной стены показался прекрасным ликом с камеи.
                   – Не пойму, почему это произошло, – зазвучал опять тихий голос. – Он ведь молодой. Сорока еще нет.
                   – Вы не волнуйтесь, он же под присмотром врачей. Все обойдется, – сказала я, тоже завернувшись в одеяло и прислонившись спиной к стене. – Может, вам снотворное дать? Отдохнете. Не бойтесь, оно слабое.
                   – Да, пожалуй, – согласилась она.
                   Я дотянулась до бутылки с минералкой, налила в пластиковые стаканы воды и достала из сумочки таблетки. Мы приняли лекарство и остались сидеть почти в темноте, каждая думая о своем.
                   – Знаете, а я уверена: нас с мужем свела сама судьба, – прервала она молчание.
                   Было скучно, и я предложила:
                   – Расскажите.
                   – Мне было тогда двадцать шесть лет, дочке Анечке шесть. Жили мы втроем с мамой на Ставрополье, в маленьком городке. Мой муж (он был старше меня на шесть лет) отсидел уже два года из пяти. За драку. Нрава он был злобного, рука тяжелая. Раньше мне самой от него не раз доставалось за мелочи. Спросите, почему не ушла от него? Боялась, и не только за себя. Когда осудили его, для нас началась другая жизнь, без страха и унижений. Грешно говорить, но я радовалась спокойной и тихой жизни без мужа, даже нужда не очень беспокоила. В общем, жили мы бедно, но счастливо.
                   Однажды подруга собралась везти цветы на север для продажи и меня уговорила. Мол, родственники пишут, что можно на этом хорошо заработать. Мы заняли деньги на билеты, срезали все хризантемы, астры и дубки в своих дворах, упаковали их, чтобы не повредить, и перед первым сентября полетели к тетке подруги.  
                   Рассказчица потянулась к пластиковому стаканчику и допила воду. Поправив сползшее с плеча одеяло, она продолжила:
                   – По-моему, в первый же день вынесли цветы на рынок. Узнали им цену и стали продавать. Помню, вначале торговля шла хорошо, а потом … никак, ни одного цветочка. Все проходят мимо. Мы решили: на первый раз достаточно, стали собирать вещи. Не знаю, откуда появился паренек… Молоденький такой, небольшого роста, худенький – на девушку похож. Представляете, глаза синие-синие, светлые кудряшки, румянец на щеках… Я вас не утомила?
                   Я покачала головой, украдкой зевнув.
                   – Спрашивает, сколько стоит букет. Я ответила. Он купил цветы и мне протягивает. «Это вам», – говорит. Я растерялась и взяла. Вот так мы и познакомились. Слава помог нам донести сумки, узнал, где мы остановились. На следующий вечер он нашел нас на рынке и опять купил у меня букет, чтобы подарить мне. На третий вечер опять пришёл. Подружка уже итак извела меня насмешками, что пацана в себя влюбила, да и меня уже саму тревожило его внимание, поэтому я попросила его уйти. Он как-то по-детски сказал, что влюбился и не может без меня жить. Я рассмеялась и спрашиваю, закончил ли мальчик школу. А он всё равно не обиделся, ответил, что ему двадцать два года, что отслужил и уже год работает на стройке. Помню, я тогда открыто издевалась над ним, смеялась над его нежной внешностью, ростом, наивностью - до сих пор стыдно. Я все-таки прогнала его, и он уходил как побитый. На следующий день мы с подругой должны были лететь домой. Но случилось так, что полетела одна подруга, а я вернулась домой через четыре месяца и только благодаря Славе.
                   – А что же случилось? – заинтересовалась я.
                   Грохот встречного поглотил слова женщины. Я раздвинула занавески: мимо пролетали темные окна, унося другие истории и чужие судьбы. Также внезапно наступила привычная тишина с сонным бормотанием вагонных колес. Я повернулась к попутчице:
                   – Как звать вас? Меня – Лена.
                   – Да, конечно. Разговариваем, а не познакомились. Я Надя.
                   – Надежда и Слава. Очень символично. И почему вы не улетели в тот день домой?
                   – Сбила меня машина. Вылетела на красный свет. За рулем сидел пьяный сынок высокого милицейского чина. И ничего ему потом не было. А я четыре месяца с тяжелыми переломами ног провалялась в больнице, четыре операции перенесла. И все это время рядом со мной был Слава. Он отпуск взял, чтобы кормить меня с ложечки, судна выносить. Не давал отчаиваться. Когда уже вышел на работу, прибегал по вечерам. Он мне был сиделкой, матерью, массажистом, другом. Врачи грозились, что я не смогу ходить, а он им не верил. Надо сказать, что вначале я его очень стеснялась, прогоняла, сопротивлялась, как могла, даже плакала, а он не обращал на мои капризы внимания. Бережно, как женщина, ухаживал за мной. Понемногу я привыкла и полностью подчинилась ему. До сих пор удивляюсь его настойчивости и упорству, с которым он вытаскивал меня из того ужасного состояния. Врачи выполняли свою работу, но положительных прогнозов не давали. Мне светила жизнь инвалида вдали от матери и дочери. Я все больше отчаивалась, и Слава решил вернуть меня домой. Не буду рассказывать, чего ему это стоило и как я радовалась встрече с мамой и дочкой…
                   Вскоре пришло письмо из колонии от мужа, что его досрочно освобождают. Вы не представляете, как я испугалась! Маму с дочкой отправили к родственникам в Ставрополь, а сами, конечно, остались, да и куда я без ног… Прошла примерно неделя. Помню, Слава меня учил передвигаться на костылях… Сначала показывал, как надо ходить. Да так смешно! Потом меня поставил и подпер костылями с двух сторон. Тут и явился  Борис. Стоит огромный, черный, небритый, желваки на скулах ходят, колючими глазами нас буравит. Шагнул ко мне –  я от страха отпрянула и грохнулась на спину вместе с костылями. Славик бросился меня поднимать, а он стоял и смотрел на нас, как на букашек, с презрением. Потом сплюнул на пол и ушел. Недели через две мы получили повестку в суд о разводе. Испугался Борис с инвалидкой жить! Вот так! А я была рада этому. Сколько раз голову ломала, как избавиться от Бориса. А оно вот как все разрешилось…
                   –  И что же было дальше? –  поторопила я замолчавшую попутчицу.
                   –  В конце концов я встала на ноги: помогли, наверное, и родные стены, и любовь и забота мамы и дочки, но, конечно, больше всего упорство и вера в меня моего Славика. Сейчас вспоминаю, как он мне до боли делал массаж, как я плакала, молила о пощаде, ненавидела его временами, а он с упорством и терпением ставил меня на ноги. И поставил все же!
                   Когда я впервые сама с палочкой вышла на крыльцо, то поняла, что началась новая, счастливая, жизнь. В тот день я посмотрела на Славика другими глазами, наверное, уже влюбленными. Теперь я видела в нем мужчину, а он действительно повзрослел: скулы заострились, кожа на лице обветрилась, и детский румянец исчез. В движениях появилась степенность, а во взгляде – решительность. И кудряшек больше не стало: он безжалостно их состригал.  Слава давно работал на стройке и тянул на себе всю мою семью. Думаете, я его полюбила из благодарности?  
                   Надежда на минуту задумалась. Я молчала.
                   – Нет! – решительно заявила она. – Знаете, он каждый день совершал такие поступки, за которые его невозможно было не любить. Я так была счастлива: все живы-здоровы, дочь пошла в первый класс, любимый мужчина рядом. Но Славик настоял на свадьбе. Вскоре у нас родились двойняшки: сынок Сережка, точная копия отца, и доченька Светочка. Сейчас мой Славик – владелец небольшой строительной компании, Сережа и Светочка оканчивают школу, у нас очень красивый большой дом.
                   – Простите, а ваша мама?
                   – Мама, конечно, с нами. До сих пор «нянчит» двойняшек, – улыбнулась Надя. – Знаете, я самая счастливая женщина. Говорят, чувства с годами проходят, остается одна привычка, а я так люблю Славу! Как подумаю, что ему там плохо, он страдает, сердце разрывается от боли. Я не смогу без него жить, не смогу… – закончила она почти шепотом.
                   В призрачном свете блеснули ее глаза.
                   – А как ваши ноги? – спросила я, задернув на окне занавески.
                   – Спасибо, хорошо. Все зажило, даже шрамов не видно – люблю в коротких юбках ходить.
                   Она помолчала, потом  грустно вздохнула:
                   – Как там Славик?
                   – А вы позвоните детям, чтобы успокоиться, – посоветовала я.
                   – А если они спят? Нет, не буду их тревожить. Они вчера перенервничали, пусть отдохнут, да еще меня рано встречать – около