Прощание славянки

нет. Выпуск удачно попал "в струю", когда идет большая замена офицеров из ГСВГ, поэтому отказывают в желании начать службу там только откровенным "залетчикам"...

Только не надо мне ни "заграницы", ни Дальнего Востока, ни Забайкалья... Хочется проверить себя. Смогу ли выстрелить во врага. Потому - только в Афганистан. Если все сложится удачно, с определенным боевым опытом мне потом будет легче получить вышестоящую должность, очередное звание, поступить в академию. Да и Германия от меня никуда не убежит. После Афгана не будут же меня отправлять в Забайкалье, которого все боятся. Из одной "дыры" в другую. Значит, в любом случае должны будут предложить либо заграницу, либо престижное место в Союзе. А вот "германцам" после возвращения в Союз - прямая дорога куда-нибудь в глухомань.

На собеседование я заходил за Максимом. В кабинете за столом сидели командир роты и полковник с зачесанными назад волосами, и в глаза бросались его густо посеребренные виски. Он смотрел доброжелательно и внимательно, на столе перед ним лежала тетрадь, в которой как я понял, были все необходимые сведения о нас. Он предложил сесть и задал несколько общих вопросов, перед тем, как перейти к главному:

- Куда же вы желаете поехать служить?

- В сороковую армию, товарищ полковник, - браво ответил я, и хотя ответ был готов заранее, показалось, что он прозвучал неубедительно.

- Так точно, товарищ полковник, - пришел на помощь ротный, - с третьего курса в Афганистан просится, рапорта пишет, всех забросал.

- Но мы не можем направить вас сразу туда, - после небольшой паузы ответил полковник, - мы никого не направляем сразу. Единственное, чем сможем помочь, это направить вас в Туркестанский военный округ, а там - как у вас получится.

Так я получил направление в ТуркВО. С удивлением узнал, что и Андрей едет туда. Молчал ведь, друг называется! Хотя, что обижаться? И я молчал. Оказывается, мы оба скрывали эту свою мечту, попасть служить в Афганистан. Максим едет в Германию, а Сергей в какую-то элитную часть под Ленинградом. Как ни странно, но ни один из тех, кто кричал с первого курса, что он поедет в Афганистан, не изъявил желания служить там.

- Андрей! А ты, почему решил поехать туда? - накинулся я на Коренева. - Почему молчал и ничего не говорил?

- Только не потому, из-за чего решил ехать ты. Ты, я готов поспорить, едешь туда из-за денег и карьеры... - засмеялся Андрей и вдруг его взгляд стал серьезным. - Когда я поступал в суворовское, то нам, абитуриентам, организовали встречу с выпускником нашей кадетки, Шараповым. Он был молод и красив в кадетской форме и должен был уезжать в военное училище. Через год я узнал, что из училища он уволился, и рядовым солдатом попал в Афганистан. И уже пришел из армии. Без ног. С орденом Красной Звезды. Я никогда не забуду того ощущения, которое я испытал, вдруг почувствовав и поняв, что война - она рядом. Та война, которую показывают в фильмах и о которой пишут в книгах. Где гибнут люди. Где есть герои и трусы. Где есть подвиг. Где можно проверить себя - кто ты сам? И я сразу сказал себе - если успею, я туда попаду. А кричать об этом? Что толку? Чтобы с уважением смотрели другие? Уважение надо зарабатывать не словами - делом.

На выпуск наш взвод откупил кафешку в городе, где мы до утра пили вместе со своими приглашенными родными и близкими, вспоминали прошедшие годы учебы и клялись всегда друг другу помогать. Мы понимали, что никогда в жизни больше не соберемся в таком составе, понимали, что кто-то может погибнуть. Мы стремились вспомнить и за короткую ночь снова прожить эти четыре года учебы, некоторые плакали и нисколько не стыдились своих слез.


ЧАСТЬ 2

ОФИЦЕРЫ

Август 1987 год. Онищенко Геннадий

Туркмения. Горы и пески. Казалось, время остановилось здесь, чтобы показать ничтожным людишкам суетность их жизни и вечность бытия. Мы прибыли сюда из Ташкента, где находился штаб округа, и откуда молодых лейтенантов, изъявивших желание служить в Афганистане, направили в Туркмению, в батальон резерва офицерского состава.

Когда всю жизнь прожил в России, то трудно понять и быстро привыкнуть к местной азиатской жизни. В Ташкенте за прилавком продовольственного магазина на продаже сока стоит двухметровый бугай-узбек, который наливает сока чуть больше полстакана. Сдачи не дает, но нас об этом предупредила моя тетка, проживающая возле тракторного завода. Здесь просить и ждать сдачу считается признаком плохого тона. Могут кинуть горсть мелочи в лицо. Мы с Андреем ошеломлено смотрим на этого узбека, а в голове одна мысль: "А у нас в России на таких пашут". Здесь в полях работают только одни женщины, ни одного мужика в поле мы не увидели. Мужчина - бог, царь, голова всему, в семье женщина не смеет перечить ему, и я ловлю себя на мысли, что если когда-нибудь решусь жениться, то только на узбечке.

По сравнению с шумным торговым городом Ташкентом, Ашхабад удивил своей степенностью и неторопливостью. Такси по городу на любое расстояние стоило один рубль, невзирая на то, проехал ты сто метров или через весь город. С трудом нашли с Андреем воинскую часть, куда было выписано предписание, и прибыли доложиться загорелому до черноты подполковнику. Он мельком глянул наши документы.

- А, в батальон резерва офицерского состава. Будущие герои-интернацисты, - он окинул нас насмешливым взглядом, - что, обиделись? Ничего, послужите в Афгане - поймете, я там два срока отбарабанил... Мужики, кстати - с Афгана войска выводят, можете туда и не попасть. Давайте лучше ко мне в часть, у меня как раз несколько вакансий, с командованием я вопрос улажу.

Мы отрицательно покачали головами.

- Ну, как хотите, - опять усмехнулся он, - ладно, переночуете в казарме, а завтра мы вас до автовокзала подбросим, ваша часть в ста километрах от Ашхабада, возле Бахарденского водохранилища.

Батальон резерва офицерского состава, или как все называли его сокращенно БРОС, располагался в предгорье, от которого с одной стороны начиналась пустыня Кара-Кум, а с другой возвышались могучие горы, дышащие древностью и спокойствием.

Батальон по штату состоял из пяти рот молодых лейтенантов, только что окончивших военные училища. Батальон был создан в целях проведения акклиматизации лейтенантов к среднеазиатскому климату, обучения навыкам горно-штурмовой подготовки и выживания в пустынной местности, обучения навыкам обращения с последними образцами вооружения и прочим задачам для последующей замены в Афганистане отслуживших свое офицеров, либо замены погибших и раненых.

Нам "повезло", акклиматизацию мы с Андреем прошли быстрее, чем надеялись. В первый же день, как только нас заселили в казарму гостиничного типа и после поверхностного знакомства с другими лейтенантами, мы с Андреем с тоской уставились на манящий в мареве пустыни канал. Как раз напротив нашей части он впадал в Бахарденское водохранилище, притягивающее взор такой голубой и чистой водой.

Время было под вечер, стояла ужасная духота и жара градусов под сорок. До ужина оставалось около двух часов и мы, пять идиотов, включая меня и Андрея, решили сбегать искупаться. Надо отдать нам должное, сначала мы дружно оценили расстояние, а так как все были родом из России и пустыню с горами видели в живую первый раз в жизни, поэтому сошлись во мнении, что до водохранилища около трех, в худшем случае четырех километров. Мы прикинули, что для нас туда обратно шесть-восемь километров даже по пустыне не расстояние, час на дорогу, час на купание, к ужину обернемся. Воды с собой не взяли, ведь по российским меркам глупо, идя к воде, брать с собой воду.

Побежали трусцой, чтобы в эту душную жару не тратить много сил. Через тридцать минут бега мы засомневались. Водохранилище как было через три километра, так там и осталось, хотя мы уже пробежали около четырех километров. Но нас уже закусило, сдаваться не хотелось, и мы двигались дальше. Вода стала приближаться еще через тридцать минут, когда нас с непривычки уже мутило. Все плыло перед глазами, слюна куда-то пропала, а язык стал шероховатым и колючим. Пробегая через виноградники, на которых урожай уже был собран, мы находили засохшие приторно-сладкие виноградинки. Мы жевали их в надежде выдавить хоть каплю влаги, и от них наша жажда только усилилась.

Наконец настал тот счастливый момент, когда вода стала стремительно приближаться. Мы как резвые кони рванули к ней, однако, нас ждало глубокое разочарование. Издалека такая голубая и чистая на вид вода оказалась грязной и вонючей вблизи. О том, что ее можно пить не возникло и мысли. Берег за сто метров от воды напоминал болото, истоптанное тысячами приходящих на водопой верблюдов и баранов. Купаться никто не стал. Все с тоской смотрели назад, на такое далекое и желанное предгорье, где была вода и прохлада.

Путь назад был ужасен. Мы дошли. Казалось, организм обезводился до такой степени, что высох. Куском камня стал даже мозг. Мы ни с кем не разговаривали и не слышали, что говорили нам попадающиеся по пути лейтенанты. Мы шли к воде. В казарме пили воду банками, обливались ею, через пять минут снова пили воду, словно организм боялся, что его навсегда лишат воды.

Все началось посреди ночи. Наш российский организм, не привыкший к сырой среднеазиатской воде, сломался. Казалось, что вся выпитая нами вода превратилась в жидкое дерьмо с кровью, которое и выходило под огромным давлением через наши задницы. Всю ночь все пятеро встречались в туалете, в котором и провели большую часть ночи. У всех нас поднялась температура, и под утро мы еле передвигались и молили бога о смерти.
Спас нас командир роты, спокойный и сухопарый капитан Ганюта. Когда ему доложили про заболевших, он вызвал нас к себе:

- Ну что, лейтенанты, сырую воду пили?

- Пили... - понурили мы головы.

- А зачем вы ее пили? Вам что, не говорили, что пока нельзя? Что начнете пить через несколько дней, по малым дозам, чтобы привыкнуть?

- Организм был сильно обезвожен, товарищ капитан. Купаться мы бегали. На Бахарденское водохранилище. Вот и напились воды, не удержались.

- Куда-куда?! - расхохотался Ганюта. - Вы хоть знаете, сколько до него километров?

- Мы думали около трех...

- Ага! Трех! - иронически произнес ротный, - Двенадцать! Это вы вчера двадцать четыре километра по пустыне намотали... Понятно. Ну что я могу сказать, таблетки вам никакие не помогут. Есть трава одна, ее кругом навалом, в народе верблюжьей колючкой зовется. Заваривайте ее покрепче и пейте. К вечеру здоровы будете.

В это не верилось. Мы были в таком ужасном состоянии, что казалось возможным одно-единственное - смерть в туалете. Но выбора у нас не было. Мы насобирали охапку верблюжьей колючки и заварили густой и необычный на вкус чай. К вечеру мы поверили в чудеса, у всех пятерых были запоры, но страдания были несравнимо меньшими.

1987год. Коренев Андрей

Я влюбился. Влюбился в эти древние прекрасные горы, в эту бесконечную и беспощадную к слабым людям пустыню. В первозданную красоту ущелий и скал. В подземное озеро Ков-Ата, куда мы ездили купаться на выходные. Это настоящее чудо природы расположено внутри полой горы, за которой начинается хребет Копетдаг, а в другую сторону лежит пустыня. Сама пещера, в которой