почти на три месяца. Вернувшись в Ленинград, я не нашёл в почте ни одного письма от Людмилы. Телеграммы и письма мои остались без ответа. Доверенных друзей не было. Николай и Виктор были на учёбе. Николай в одном из писем вскользь отметил, что в конце августа видел несколько раз Людмилу с молодым офицером, окончившим нашу школу на два года раньше нас. И это была вся информация. Было не по себе. Морских курсантов ленинградские девушки привечали, Но я не принимал участия в весёлых приключениях друзей-курсантов и отвлекал себя глубокой учёбой и писал стихи о «прекрасной даме». Я не хотел думать о плохом, я любил…
И снова короткий зимний отпуск Счастливый случай – Витька с Колькой тоже в отпуске. Больше этого не повторилось. Мы взрослые. Кольке двадцать, нам с Витькой по девятнадцать. Мы сидим в ресторане: Виктор с самолётиками в петлицах, я с якорями, Николай с накрахмаленным воротником при галстуке. Ребята со своими девушками из нашей компании. Обе они студентки. Со мной была Марина. Я встретил её на улице. Она не прошла по конкурсу на дневной и сейчас обучается на заочном на филологическом и работает в редакции районки. С Виктором они стали друзьями. Мы все рады друг другу и за столом у нас весело. Про Людмилу в общем разговоре никто не вспоминает. Со мной о ней разговаривал каждый в отдельности. Я слушал всех и, улыбаясь, отшучивался. Я получил информацию от её первой подруги, к которой зашёл сразу же по приезде. Люда срезалась на приёмных экзаменах, и это было не удивительно при том наплыве желающих учиться. Самые пресамые отличники сходили один за другим. Но она была горда и очень переживала. Угнетало её и то ешё, что не было меня. И написать мне было некуда, не поплакаться. Она вернулась домой и захандрила. Как-то моя собеседница вывела её на дискотеку. К Людмиле подошел только что произведённый в офицеры красивый лейтенант. И вправду говорят, что от тоски и от любви лучшее лекарство другая любовь. «Я думаю, - сказала лучшая подруга, - что она засчитала себя неудачницей, а тебя не было, чтобы поцелуями её разуверить и в слабости оступилась. А через месяц они расписались. И не думаю, что она счастлива. Так много слёз пролила при расставании.»
Я отказался от адреса Людмилы, предложенного её подругой и оставил на память о себе четыре строчки, которые написал перед расставанием, совершенно не веря, что так может произойти:
Цвели сады, туманы таяли.
Зарю вечернюю встречал рассвет…
Туманы таяли, а мне оставили
На сердце трещину в семнадцать лет!
И крутилась спустя годы старая пластинка, растревожив давно зарубцевавшуюся трещину.: «…повьерь, что я тебя лублю. Красную розочку, красную розочку я тебе дарью!»
