погас, зажёгся яркий свет. «Красная розочка» повернулась ко мне, и в её сочных голубых глазах я увидел, что не очень соответствую экранному герою. Руки наши разъединились, но она улыбнулась:
- Я часто смотрю фильмы на этих сеансах, а Вас мы никогда не видели.
- Наверное, я был до этого ещё маленьким, – нашёлся я и она снова улыбнулась. Мы уже шли в толпе к выходу. На улице я проводил девушек до ближайшего перекрёстка, и мы успели представиться друг другу. Я сказал, что буду рад занимать для них места в кинозале на этот сеанс. «Красную розочку» звали Людмилой.
Вечером я снова писал стихи, привлекая в помощь уже Пушкина с его Людмилой. А утром был понедельник и на школьной линейке директор объявил, что восьмые, девятые и десятые классы направляются в колхозы для уборки картофеля и прочих работ, с которыми могут справиться руки и головы его учеников. Всем было приказано разойтись по домам и явиться через три часа одетыми и собранными для длительного пребывания вдали от дома. Когда я снова появился у школы, её окружала толпа разнокалиберной молодой поросли готовой к труду и обороне. Наш класс стоял кружком в центре которого мой дружок по парте, лабух и оркестрант духового оркестра в ДК Юра Коротков играл на аккордеоне только что появившуюся песню «Сиреневый туман». «…над нами проплывает, над тамбуром горит вечерняя звезда. Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда….». Маринка, ах Маринка! Подхватила меня под руку и затолкнула в круг, встав рядом. И мелодия и слова щемили души десятиклассников. Маринка прижимала мою руку, а меня щемило сорванное свидание на сеансе через неделю и то, что случится ли оно в другой раз. «…А может навсегда ты друга потеряешь… Ещё один звонок и поезд отойдёт. » Телефонами тогда население не было обеспечено. Была полная отключка связи в моём случае.
В сельхозработах с отъездом из дома наш класс участвовал в третий раз и ничего нового не было. Разве что мы были уже взрослыми и могли сделать побольше, чем малышня. Через четыре недели ученики вернулись за парты. В моей записной книжке, исписанной стихами от корки до корки, уже были строчки со словами, в которых я находил «…и ветра свист, и дробный шум дождя, и которым можно верить без оглядки …» Красная розочка» стояла в моих глазах каждую секунду с кем бы я ни был и чем бы я не занимался. В первое же воскресенье по возвращению я сидел в кинозале и ждал. И девушки появились, заулыбались, увидев меня. Людмила помахала мне приветственно ручкой и через минуту мы уже радостно обменивались новостями. Она также была на картошке и похоже, что про моё несходство с капитаном Бладом она давно позабыла.
Она училась в 1 – ой школе и жила в том же районе и шла на год моложе. Я в тех краях бывал редко, оттого и не встречал её. Но кино, как великий волшебник, познакомило и соединило нас. И юные нетронутые сердца откликнулись на взаимный призыв и загорелись. Я и сейчас помню все наши часы, проведённые вместе. Она не была красавицей, но была такой милой приветливой симпатюшкой, что невольно хотелось улыбнуться ей и сказать ласковые и приятные слова… Даже нашей братвы музыкальный наставник, встретив меня с Людмилой на бульваре, сказал мне потом:
- У тебя очень приятная девушка. Взгляд ласковый, а глаза, что небо ранним майским утром.
Это была моя рыцарская любовь, любовь поклонения прекрасной даме. «Порой слуга, порою милый…И вечно раб!» – писал Александр Блок И это были я и Людмила Я не осмеливался ей говорить про любовь словами. Я только преклонялся. Приносил ей последние осенние цветы и целовал пальчики. И мы бродили допоздна долгими субботними вечерами по тенистым, а чуть позже по заиндевелым улицам или сидели на лавочках или выходивших на улицы крылечках. И нам так было быть вместе мило, что теряли чувство времени, а потом, напуганные приливом нежелания расставаться, отталкивали себя от себя и разбегались, считая минуты до следующей встречи. А по воскресеньям смотрели кино. Мы тянулись друг к другу и отталкивались. Несмотря на моё «рыцарство» я был строптив и не равнозначен. А Людмила вырастала в настоящую женщину и оба, вероятно, мы становились личностями, не желающими растворять своё я без остатка. Иногда она пропускала назначенные встречи. Телефона не было. Вход к ней в дом я не имел. Просто, УФ!? Но если не было субботы, был киносеанс в воскресенье. И её сочные голубые глаза улыбались мне. И я, рыцарь, склонялся к её пальчикам.
- Тебя теперь и не найдёшь, - возмущаясь, говорили Виктор и Николай. - Мы же видели тебя с Красной розочкой. Сам познакомился, а от нас скрываешь. Да и втроём с тремя девушками уже компания. Веселее.
Познакомились мои друзья с ней на новогоднем балу. В ДК всегда проводился веселый бал – маскарад, скорее карнавал. О котором восторженно рассказывали старшие, а младшие мечтали о нём. Карнавал длился до раннего утра. Большой зал освобождался от кресел, и в центре зала стояла огромная разряженная и сверкавшая огнями ёлка. На сцене играл местный джаз. и шли непрерывные выступления талантов и желающих отличиться. Вокруг ёлки в масках и без масок кружились пары. Бал гремел во всех залах и этажах. Не было закутка, где бы не веселились. Люда легко вошла в круг моих друзей и узнала, что она «Красная розочка». Новогодняя ночь прошла как сказка. В утренних сумерках мы расставались у подъезда её дома. Как обычно я поцеловал её пальчики и сказал:
- Очень хорошо было. Правда!
- Правда! – сказала Людмила. И вдруг её губки, как крылья бабочки коснулись моих губ и тут же её каблучки застучали по ступенькам крылечка. У открывшейся двери она обернулась. и воздушный поцелуй полетел ко мне. Вернувшись домой под счастливый вздох матери, я упал в постель, но заснуть не мог. Прикосновение губок моей прекрасной дамы сказало мне, что я не только раб, а и милый.
А вечером на заснеженной безлюдной аллее парка она подлетела ко мне и упала на грудь в полной уверенности, что я её поймаю. И я поймал, и первый настоящий поцелуй любви соединил нас. Первый новогодний вечер был тёплым. Мы никуда не пошли. Нам никого было не нужно. И мы безмятежно целовались до утра.
- Ты противный, - говорила Людмила. - Пальчики целуешь, а глаза свои не можешь поднять, чтобы в моих глазах увидеть, что я хочу.
- Я глупый рыцарь.
- Ты должен быть умным рыцарем
- Я люблю тебя, Красная розочка.
- Вот так намного умнее, чем говорить разные глупости, в которых ни слова про любовь.
- Я всегда буду любить тебя!
- Я хотела бы этого…
- Ты навсегда останешься Красной розочкой. Ты поверила, что я тебя «лублю»
- Не поверить было невозможно
И снова затяжной поцелуй. Природа мудра. Целоваться мы с Людмилой научились мгновенно.
- Твои мальчики говорили, что ты пишешь стихи. Напиши для меня!
- Уже написал…
Прочти. Пролетели зимние каникулы. Быстро полетели и последние школьные месяцы. Мы с Людмилой были неразлучны и только вместе появлялись на дискотеках, в кино, на катке. Все в школе знали, что незанятый Валька пренебрёг «своими» и нашёл «чужую» девочку. И наши девчонки махнули на меня рукой. Я стал им неинтересен, и лишь Маринка ещё поглядывала на меня как-то укоризненно. Но я действительно был от неё совсем далеко.
И пришла весна и зацвела сирень. И были выпускные экзамены. Перед «русским письменным» Люда подарила мне красную розу. «На удачу», - сказала она. – « От Красной розочки». Я на отлично сдавал все десять положенных тогда экзаменов, и каждый вечер приносил Людмиле ветки белой сирени, которая пышно цвела в палисаднике моего дома. А когда сирень отцвела, распустились георгины. Цвели сады, цвела наша любовь и распускала шипы и прокалывала в кровь непреодолимая разлука. Все десятиклассники становились абитуриентами и выходили в жизнь. А жизнь эта была вдали от нашего городка, и надо было его покидать. У меня уже лежал вызов в Ленинградское арктическое училище на конец июня и был заказан билет. Я оставался романтиком и хотел стать океанологом. Людмила сказала, что не против. Но мы ничего не загадывали. Любовь и только любовь безмятежная, бескрайняя, без раздумий владела нами. Виктор подал в военно - техническое авиационное, Николай в гражданский институт. Аттестаты 4-х выпускных классов нашей школы выдавали в ДК в присутствии родителей и гостей. Среди них была и Людмила. Я закончил отлично и на сцену за аттестатом был приглашён первым. Моя «Красная розочка» аплодировала мне вместе со всеми, но я видел только её.
Школьный бал гремел на всех трёх этажах. Работал буфет с вином и закусками. Я, Николай и Виктор сидели втроём прощаясь. Все разъезжались в ближайшие дни. Старый поляк, Эдмунд Эдмундович, преподаватель немецкого языка, неизвестно как попавший в наш, затерянный в просторах России, городок, подсел к нам. Выпив вина, он расчувствовался и путая польские, немецкие и русские слова, пожелал нам большой удачи. и доброго пути. Мы ещё выпили шампанского, обнялись и расцеловались. Затем мы пошли в зал, старый учитель присел и задумался о чём -–то своём.
Я стоял у стены и смотрел на танцующих.
- Валька, - тронул меня подошедший Виктор. – Тебя Марина просила подойти.
- Ты же знаешь…, - потянул я.
- Она просила, - вдруг резко повторил Витька и я вспомнил, что он к ней совсем неравнодушен, хоть и встречался с другой девушкой.
- То – то же, - сказал он, когда я повернулся, чтобы пойти. – И смотри у меня, если что.
Я подошёл к Марине. Нарядная и красивая она стояла одна. Увидев меня, встрепенулась и испытывающе взглянула.
- Вот и всё, Мариночка, - улыбнулся я. – Кончилось наше детство и детские шалости.
- Ты уезжаешь, как я слышала.
- Да, через два дня.
- И надолго
- Да.
- Жаль, что мы не стали близкими друзьями.
- Но мы друзья.
- Ты не сразу забудешь школу?
- Я никогда не забуду школу и своих друзей.
- Значит, ты будешь помнить и обо мне.
- Всегда!
- Потанцуй со мной.
Мы закружились в вальсе. От дверей за нами следил Витька.
- Прости меня, Марина, я ухожу.
- Я знаю. Тебя ждёт твоя девушка. Я видела…И вспоминай обо мне. Ладно.
Я подвёл её к Виктору.
- Развлеки девушку. Я должен, - и ушёл. Витька показал мне вслед кулак.
Я уехал в Ленинград, унося с собой загрустневший взгляд Людмилы и уверенность в будущее. Через три недели я был зачислен курсантом и отправлен в лагеря на предучебную подготовку. И только тогда отправил первое письмо любви. Ответом была одна строчка: « Люблю и горжусь! Красная розочка».
В короткий отпуск я приехал в конце января. И был принят Людмилой в её домашней обстановке. Предполагая, что впечатление на родителей было приятное, она, десятиклассница, в эти несколько дней и в школу не ходила. Мы были неразлучны как сиамские близнецы и строили планы. Она решила, что поедет поступать в Ленинград, но ещё не решила – куда. Я говорил, что буду там с ней, и мы победим и будем учиться рядом, а потом…. В грёзах рисовался «Эдем»
А потом… оказалось так, что я больше не увидел Людмилу. В конце июня она получила аттестат и сообщила мне, что отправляет документы в университет и мечтает о встрече. Я ждал её как ангела. Но в середине июля наш курс был отправлен на неплановую морскую практику и я расстался с ней «без руки и слова», только написал короткое грустное письмо и пропал в морских просторах
