КОМПЛЕКС КАССАНДРЫ

как...плакал.
  Бабушка сделала жест рукой, будто бы застегивала рот на "молнию" и улыбнулась. Егор снова повернулся к кукурузе, стиснул зубы и почему-то крепко сжал в кулаке талисман. Сердце бешенно колотилось, даже отдавало в висках и на губах появился странный металлический вкус. Но отступать было некуда. Первый шаг, потом второй,пятый,одиннадцатый. Талисман, крепко зажатый в руке, больно резал ладонь, но мальчик словно не замечал этого, его шаги постепенно убыстрялись, пока, наконец, он не побежал во всю прыть и через несколько секунд  выскочил на открытое пространство. На небольшой делянке стояло двеннадцать ульев, среди которых ходил дед с кисточкой в руках и красил их в светло-голубой цвет.
  - Деда! - весело крикнул мальчик, еще не успев отдышаться.
  - Привет, Егор! - радостно отозвался дед, - какой ты уже большой стал! Настоящий казак! - и он протянул внуку руку совсем как взрослому. Мальчик важно пожал крепкую дедовскую ладонь и даже засопел от переполнявшей его гордости. Еще бы! Если бы дед знал, как он только что в одиночку прошел через кукурузу...
  - В школу готов?
  - Конечно. Я уже и читать и писать умею.
  - Эвона как! - в широких дедовских усах пряталась улыбка, которую он никак не мог скрыть, - наша порода!
  - Вот к примеру, у тебя на заборе написано "продаю", - сказал Егор, - ты что, собрался дом продавать?
  Дед вдруг замялся и по его лицу пробежала странная грустная улыбка, такая же, как у отца, светлая и печальная одновременно, такая, какой мальчик еще никогда не видел до этого:
  - Да, продаю. Уезжаем мы, Егор, вместе с бабушкой.
  - Уезжаете? Куда? Далеко?
  - Далеко, внучек, - он потрепал мальчика по непослушным кудрям на голове, - так уж получилось. Вот видишь, и пчел своих уже продал, дяде Леше, соседу нашему.
  И только тут Егор заметил, что и вправду улья стояли пустые, вокруг не было ни одной пчелы, медом совсем не пахло, а пахло только той светло-голубой краской, в которую улья были выкрашены.
  - А Зулус? Его с собой заберете? - вспамнил он про пса, - он там, на углу.
  - Придется забрать, - почему-то тоже печально вздохнул дед, - он больше ни к кому идти не хочет. Как там папа с мамой?
  - Нормально, только какие-то грустные.
  - Это пройдет. Ты присматривай там за ними, будь мужчиной. Ты ж уже взрослый? - дед серъезно посмотрел на внука.
  - А то!
  - Ладно, Егор, давай иди в дом, помоги там родителям, а мы с бабой скоро подойдем.
  - Хорошо, - мальчик повернулся и уже без боязни отправился в обратный путь. Прошел через кукурузу, помахал бабушке рукой, миновал сад и вскоре оказался во дворе, где уже было много людей, которых Егор не знал, из знакомых были только мама, папа, дядя Леша с тетей Верой и еще нескольких он вроде бы видел раньше, но не помнил, как их зовут. Он поднялся по ступенькам на веренду и зашел в дом. Там тоже были люди, стояли накрытые столы и в воздухе, словно тяжелый туман, висела какая-то гнетущая атмосфера, все говорили вполголоса или просто молчали. Зеркала и даже телевизор были завешаны простынями. Нехорошее предчувствие больно кольнуло сердце, мальчик судорожно стал искать глазами родителей. Увидел маму и осторожно, словно бы боясь услышать то, во что не хотел верить, подошел к ней, слегка дернул за руку и спросил:
  - Мам, что случилось?
  Мать, с красными заплаканными глазами, в черной косынке, перетягивающей ее пышные волосы, порывисто обняла сына и вдруг заплакала. Взяла его за руку и отвела в сторонку:
  - Ты где был?
  - В саду, с дедом и бабушкой...
  Мама странно посмотрела на него, словно бы собираясь с духом, то ли перед прыжком с очень большой высоты, то ли перед тем, как подняться высоко-высоко и никогда уже не спускаться вниз и, наконец решившись, сказала:
  - Егор, мы с папой тебе раньше не хотели говорить...Дедушка с бабушкой умерли. Несчастный случай. Сегодня сорок дней.
  - Как умерли? - внезапно противная ледяная волна накатила на мальчика откуда-то из-под земли, окутала ноги, отчего они сделались слабыми как вата, уколола в сердце и поднялась до самой макушки, - как умерли? Я с ними только что разговаривал, там, в саду...
  Мать снова крепко обняла Егора и снова заплакала. Мальчик вырвался из ее рук и выбежал во двор, стремглав пробежал его, отркрыл полисадник, промчался через сад и очутился возле грядки, где еще недавно разговаривал с бабушкой. Высокий бурьян рос на том месте, где она срезала капусту.
  - Ба! - крикнул он так громко, что зазвенело в ушах. Никого вокруг не было. Он рванул через кукурузу и выбежал на пасеку:
  - Дед!
  Там тоже было пусто. Одинокие улья стояли в три ряда, краска на них была старая, облупившаяся, и все тот же бурьян рос вокруг как джунгли из мультфильма про Маугли. Вдруг сзади раздался какой-то шум, кто-то шел через кукрузу. Ну вот, это наверное дед...
  - Егор! - отец с взволнованным лицом выбежал на пасеку и бросился к сыну, - ну что ты? Не надо так!
  Он крепко обнял его и мальчик почувствовал, что щека у отца влажная. Вдруг страшная тайна, в которую разум шестилетнего ребенка до этого времени отказывался верить, открылась со всей своей неумолимой бесстрастностью, словно бы с этой самой секунды для него началась другая жизнь. Егор отстранился  и как-то не по-детски серьезно посмотрел на своего отца:
  - Пошли в дом, пап, я уже большой.
  На следующее утро они молча собрались, погрузились в машину, заперли дом и поехали обратно. Выехали на перекресток, где влево уходила дорога на кладбище, а вправо через мост в центр. Зулуса не было.
  - Забрали, - улыбнулся мальчик.
  - Что ты сказал, Егор? - спросил отец, взглянув на него в зеркало заднего вида.
  - Ничего, пап, - ответил он, - тебе послышалось.
  Миновали центр и вскоре выехали на дорогу, ведущую в город. Старенький "фольксваген" набирая скорость весело покатил по трассе. Егор сидел на заднем сиденье и сквозь стекло смотрел на мелькавшие мимо деревья, столбы электропередач, на другие машины, несущиеся им навстречу. Серый утренний туман клочьями полз по полям и сквозь него из-за горизонта вставал ярко-красный диск солнца. Ветер сквозь приоткрытое окошко трепал его кудри и правой рукой мальчик крепко сжимал висящее на груди странное украшение в виде колеса с шестью спицами, которые словно чьи-то ноги весело бежали по кругу.