Созидая на краю Рая

Наивно считала, что со мной и с тем, кого я люблю такого не случиться, и все это просто выдумки. Будто бы умереть по-настоящему нельзя. Будто бы человек сразу перерождается. Вселяется в другое тело. Умирает тело, а душа жива. Будто бы, в смерти нет ничего страшного…
Прав был мой отец, который на эти мои фразы отвечал:
«Ну-ну, Беллз, не говори ерунды. Появятся дети, вот тогда ты узнаешь, что значит жизнь и как она прекрасна и как ужасна смерть».
Сейчас, в эти дни, я все чаще думаю об отце, покинувшем меня за два года до рождения Энтони. В тусклый декабрьский вечер его сбила машина около магазина со сладостями. В тот день, когда он покупал цветы на могилу матери.
Сколько же я тогда пролила слез, сколько убивалась….
Но время шло, и я поняла что нужно жить дальше. Я нашла работу, закончила школу, а потом…потом я влюбилась.
Кратковременный роман закончился нежданной беременностью. Я позвонила своему горе-любовнику, и сообщила, что жду ребенка. Он как-то неоднозначно ответил мне по телефону, а на следующий день примчался, дрожащими руками всовывая мне в ладонь скомканные двадцатки долларов, мямля:
- Это на аборт. Сдачу оставь себе.
Помню, я тогда расплакалась, высказала ему все что думаю, и, кинув деньги в окно, приказала ему убираться прочь. Я никогда не отказалась бы от ребенка. И пусть неудачные роды моей матери пугали меня сначала, потом, спустя пару месяцев, когда малыш начал шевелиться, я ощутила какое это чудо. Чудо прямо под сердцем. И перестала бояться.
И все же, я перестраховалась. Взяла все свои скудные сбережения, и документы, и на пятом месяце отправилась в банк, оформлять вклад. Меня впустили, все объяснили и оформили. Так, я обеспечила ребенку будущее.
Но этого было недостаточно. Работники банка бы не взяли моего малыша к себе, если бы я скончалась. Поэтому я поговорила с милой женщиной средних лет по имени Жизель, обещающей мне в случае моей кончины найти ребенку семью. Она долго убеждала меня, что все будет хорошо, но, в конце концов, согласилась. Скорее для моего спокойствия, чем от собственной веры.
Впоследствии, уже в роддоме, я узнала, что все прошло хорошо, и что я родила мальчика. Имя для сына я нашла, заглянув в его маленькие голубые глазки. Я поняла, что это Энтони. Никто иной, только он. Не знаю, было ли это послание свыше, или просто какая-то случайность, но именно так мой ребенок обрел имя.
- Белла, вам уже пора? – сочувствующий голос над ухом выдергивает меня из воспоминаний, и я поднимаю голову, смотря на пришедшего. Это доктор. Его зовут Джеймс Маслоу. Он занимается лечением моего сына, ведет его медицинскую карту.
- Что-то случилось?
- Уделите мне минуточку, если вас это не затруднит, - мягко улыбаясь, Джеймс кивает на стоящие у стены металлические стулья, и я вытирая скупые слезы, кое-как добираюсь до них. Сажусь, и тихо всхлипываю. Доктор будто бы ждет чего-то, задумчиво разглядывая белую дверь палаты моего ребенка.
- О чем вы хотели поговорить? – первой нарушаю тишину я, зная, что могу в любой момент распасться на части. Я ненавижу уходить от Тони. Даже на минуту, даже на час. А теперь – как и в любой другой день – я не увижу его на протяжении двенадцати часов, восемь из которых буду работать в том ночном баре, куда меня приняли. Бар престижный, в центре города, с уймой богатеньких посетителей. Но они, напиваясь, вытворяют вещи, которые неподвластны здравому человеческому разуму. Поэтому, такая работа меня напрягает. Но делать нечего. Там платят, и хорошо. Я работаю каждую ночь, без выходных и перерывов. Меня ценят. Меня не хотят терять. Тут уж моя молодость играет на руку – клиенты заглядываются на меня, оставляют щедрые чаевые, и плотоядно улыбаются, облизывая губы, глядя на мою одежду, скрывающую стройное тело. Я не считаю себя слишком красивой, но видимо для них молодость не только красота. Сначала они смотрят не в твои глаза, на твою грудь или джинсы. Им намного интереснее то, какова ты в постели, чем то, какие у тебя проблемы. У этих людей нет проблем. Все их проблемы в том, как заработать ещё пару миллионов евро. Многие из них женаты, но их жены так увлечены собой, что, кажется, о верности своих мужей и не пекутся вовсе.
- Об Энтони, мисс Мейсен, - возвращая меня из дебрей сознания к теме разговора, произносит Джеймс, слабо улыбаясь – Вы помните, что операция назначена на десятое июля этого года?
- Разве я могу такое забыть? – придирчиво хмыкаю, вдыхая воздуха, и стараясь унять всхлипы.
- Я рад, что вы помните, потому что немецкая клиника, где мы заказываем новое сердце для вашего ребенка требует половину суммы к началу мая.
- Мая? – втягиваю в себя воздух, чувствуя, как он утекает из легких, будто бы песок сквозь пальцы. – У меня нет такой суммы к следующей неделе. Сегодня двадцать первое апреля, мистер Маслоу!
- Ничем не могу помочь вам, милая, моя задачи уведомить вас, - качая головой, грустно сообщает он. В его глазах что-то похожее на грусть, но не капли сочувствия. Он какой-то двуличный, словно бы двусторонняя монета. Ты видишь одно, а на деле другое.
- Что будет, если я не перечислю деньги до следующей недели? – тихо, но отчаянно спрашиваю я, ругая себя за такой глупый вопрос. Я прекрасно знаю ответ. Неужели я мазохистка, и мне нужно подробное подтверждение того, что шансов на спасение у моего ребенка почти нет.
- Вам откажут в пересадке сердца, - вздыхает Джеймс, перебирая бумаги, прикрепленные к его папке – Последний срок – пятое число. Если до этого времени денег не будет, Энтони будет, вычеркнут из списка ждущих сердца.
На глаза наворачиваются настоящие слезы, не вымышленные. Вспоминаются моменты, с каким яростным остервенением я оббивала все возможные пороги, требуя, что бы моего сына поставили в очередь на сердце. Самый дорогой и нужный орган. Я прождала год, что бы добиться того, что мой ребенок первый в очереди. Ему уже подобрали донора – наверняка. И вот теперь, в единождое мгновение все может рухнуть? Нет, не позволю!
- Кстати, раз уж мы о деньгах, - хмыкнув, произнес доктор Маслоу, доставая из кипы бумаг одну-единственную, маленькую и серебрящуюся бумажку. Её края резали практически мысленно. Резали мое и без того воспаленное сознание:
- Оплата лечения в нашей клинике, мисс Мейсен. Оплатить необходимо до понедельника.
- До завтра, - мрачно произношу я, озвучивая очевидное.
- Верно, - небрежно кивает доктор, и пробегаясь руками по своим темным волосам, встает и прощается:
- До завтра, Белла.
- До завтра, - шепчу я, опуская голову на колени, и цепляясь пальцами в волосы. Сижу так минуты три, осмысливая происходящее и новые проблемы, навалившиеся так внезапно. Но, как бы ни было тяжело, удосуживаюсь взглянуть на часы, и тихо постанываю, глядя как стрелка приближается к десяти вечера.
Мне пора.
Меня ждет работа. Меня ждут клиенты.
Меня ждут неоплаченные счета, и поставленные сроки. Сроки, по которым живет мой ребенок, мой сын, мой Энтони. Время, которое неоглядно спешит вперед, а я неотъемлемо отстаю, как бы ни старалась.
Встаю со стульев, шатаясь словно бы пьяная, бреду по коридору, хватаясь за стены для опоры. Мучительным усилием воли останавливаю свой порыв, что бы проверить уснул ли сын. Снова постанываю, и иду к лифтам. Захожу в кабину, будто во сне. Нажимаю кнопку первого этажа. Жду, пока механизм опустит меня вниз, считая секунды.
Я снова опаздываю…
Когда я выхожу из клиники и ловлю такси, вижу на светящемся циферблате время, и вздыхаю. У меня еще пятнадцать минут. Я успею, по крайней мере, должна.
Задумчиво гляжу в окно, наблюдая за дождевыми каплями, которые текут так же быстро, как и время. Сегодня, завтра, послезавтра – все это обязательно будет и никуда не денется. Это неизбежно. Пора бы смириться. Только вот, у меня не получается. И никогда не получиться…