Оперотряд. Убить полицая

щёлкнув затвором карабина, смело подошёл к ним почти вплотную и сказал, придавая голосу строгость:
   –  А ну, гад, давай сюда руки, вязать буду. Толя держи его на «мушке».
   Как ни странно, первой вышла из оцепенения женщина. Воспользовавшись моментом, когда Толик с подростком подошли ближе, с криком «не дам!» она сгребла всех троих подростков в охапку, повалила, придавив своим внушительным весом, стала кричать:
   –  Беги, Петя, беги!
   Полицай не заставил себя долго ждать, кинулся в воду и быстрыми размашистыми движениями сильных рук, быстро поплыл на противоположный берег широкой реки, демонстрируя отменные пловцовские качества. Юноши тщетно пытались освободиться из цепких объятий крепкой украинской женщины, если бы не подоспевший Санька, оглушивший бабу прикладом. Та обмякла, но сознания не потеряла. Только стала просить:
–  Умоляю, отпустите. Пусть плывёт. Не троньте. Хотите, я вам грошей дам, вот золото берите, берите всё…
  Она продолжала что-то говорить, но бойцы стояли уже на ногах и из трёх карабинов палили по быстро удаляющемуся врагу. Тот после первых выстрелов стал нырять, каждый раз выныривая через пятнадцать-двадцать метров то справа, то слева. Поскольку стрелками бойцы были очень плохими, у полицая был реальный шанс переплыть Днепр целым и невредимым. Патроны у горе стрелков кончались быстрее, чем приближался берег к беглецу.
   Белобрысый подросток, перебегая от одного стрелка к другому приставал к каждому:
   –  Дай мне стрельнуть, ну дай мне, ну пожалуйста. Дай, а то уйдёт.
   –  Не мешай, а то и вправду уйдёт, отмахивались от него.
  Первыми кончились патроны у Серёги, потом у Саньки. Они слишком торопились и палили, не особенно целясь. У Толика осталась последняя обойма,  теперь выстрелы он производил с колена,  тщательно  целясь. Но беглец был уже очень далеко, упорно приближаясь к заветному берегу, а патроны таяли один за другим. И вот полицай уже выходит на песчаный берег.
    –  Ну, дай стрельнуть, дядь, - обратился он так к Толику, потому что считал, что так нужно обращаться к старшему группы, хотя разница между ними была чисто условная.
    –  Да я уже всё выстрелял, –  виновато сказал Анатолий.
   Все чувствовали себя виноватыми в том, что упустили врага. Серёга в сердцах бросил в песок кепку. Санька повалился  с ног, будто смертельно устал. Женщина всё время сидела и уже давно ничего не говорила. Видно было, что радость на лице она и не пыталась скрыть.
  Толик машинально шарил по карманам и вдруг растерянно произнёс:
   –  О, нашёл один. На, стрельни разок для души, – он протянул подростку патрон и карабин.
  Пока полицай на том берегу отряхивался, мальчишка загнал в ствол патрон, установил рамку прицела, принял изготовку «лёжа», прицелился, затаил дыхание…
  Полицай поднял левую руку и помахал ею, то ли жене, на прощанье, то ли с издевкой по отношению к пацанам. В этот момент белобрысый плавно нажал на спусковой крючок…
 На том берегу, ахнув, упал на песок полицай, на этом, ахнув, свалилась на бок его жена.
                              .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

   Когда нашли лодку и переправились, что бы забрать тело, ребята увидели, что пуля прошла через левый бок прямо в сердце. На белобрысого паренька все смотрели, не скрывая восхищения.
   –  Надо же, –  удивлялся Серёга, –  мы палили, палили, а он с одного выстрела уложил.
   –  Я в отряде научился стрелять, –  спокойно сказал подросток.
   –  В каком отряде? –  не переставал удивляться Серёга.
   –  В пионерском! – съязвил Анатолий. – Неужели не понятно, что в партизанском?
    –  А-а-а… –  уже уважительно протянул Сергей.
  Тело полицая и его жену с вещами доставили ближе к вечеру в опорный пункт. Майор Колесник быстро раскрутил по горячим следам целую шайку, состоящую из бывших полицаев и пособников оккупационных властей. Было ещё несколько интересных операций по поимке и обезвреживанию оставленных немцами агентов и диверсантов, в которых хромой майор и дюжина подростков оказались победителями.
  А осенью сорок четвёртого, когда отцу исполнилось семнадцать, безрукий капитан Глотов вручил ему долгожданную повестку. Это был последний военный призыв.