голос и выронил топор. Перед ним стоял Саня! Его родной и живой брат Саня, которого он всего час назад так безутешно оплакивал. Саня был бледен, и глаза его были какими-то потускневшими, но это был Саня, живой Саня, его Саня!
- Саня?! Ты жив?!? – еле выдавил из себя Игорь.
- Да, братишка! Я теперь вечно жив. Но мне плохо без тебя, знаешь, как мне плохо без тебя?!
- Ну, конечно, знаю! И мне, мне очень плохо без тебя. Но теперь мы никогда, слышишь, никогда не расстанемся!
- Ты этого правда хочешь? Сам хочешь?!
- Да конечно же хочу!
- Тогда обними меня, братишка! – и Саня развёл руки, чтобы принять в свои объятия брата. А Игорь уже и сам припал к нему, положив свою голову ему на плечо. И не видел он, как стоящий сзади Игорь Каюров замахнулся широким и длинным ножом с зубцами, как у пилы, и всадил его ему прямо в спину. И, дёрнувшись всем телом, закричал Игорь и, сжав в судороге боли рубаху брата у него на плечах, взглянул в глаза Сане. Но не увидел он в них ни сострадания, ни жалости, лишь пустое безразличие. И упал Игорь на колени, ухватившись двумя руками за лезвие ножа, которое пробило его насквозь и двигалось в его теле вперёд-назад, вперёд-назад, потому что толкали его с двух сторон Игорь Каюров и брат Саня, распиливая Игоря медленно, но уверенно…
А остальные уже подошли к самому поместью. Света, войдя в комнату, сначала подошла к зеркалу, которое приобрело какой-то бурый оттенок. Девушка стала пристально всматриваться в своё изображение. Вдруг её качнуло и, чтобы не потерять равновесия, Света опёрлась обеими рукам и о зеркало. И тут словно разряд тока прошёл сквозь её тело, и она упала на пол без сознания. А в помутневшем стекле зеркала ещё несколько секунд стояло изображение девушки с чёрными глазами и такими же чёрными косами. Девушки, которая только что вышла из Светы…
Глава – 15 –
Мастера производственного цеха завода "Кентавр" Фомина Николая Сергеевича терзали смутные сомнения. Прошёл месяц с тех пор, как к нему и его бригаде приехали на помощь студенты. Нет, работали они хорошо, даже слишком хорошо. Вот только что-то в них изменилось. И разговаривать стали они как-то странно, и ходить, и… Да всё, вот так вот глядя со стороны, было в них странно пугающим. Причём произошли эти изменения где-то через неделю, а то и меньше, как они приехали. Вот и решил Николай Сергеевич разобраться во всём. Тем более что в войну был полковым разведчиком и кое-какой опыт имел… Наблюдая за студентами уже почти три недели, Николай Сергеевич заносил все свои мысли и собранную информацию в общую тетрадку, которую взял с собой в колхоз, повинуясь старой привычке – "авось пригодится!" И сейчас, когда тетрадка, действительно, пригодилась, Николай Сергеевич был горд и доволен собой. Носил он эту тетрадку всегда с собой, не оставляя её ни на минуту…
- Предсядатель, слышь, предсядатель! – нетерпеливо прыгая под окном председателева дома и изредка стуча в него , звал средних лет мужичок , не по сезону одетый в телогрейку и шапку-ушанку.
- Чего тебе? – спросила высунувшаяся из окошка женщина.
- Так мне бы Мифодича, а?! – неуверенно проговорил мужик, явно не ожидавший увидеть женщину.
- Нету его в доме, ушёл он. На ферму ушёл!
- Нету? На ферму?! – ещё больше растерянно произнёс мужик и сел на лавку под окном.
- Ну, чего сел? Сказано, что нету, значит нету!
- Так я обожду тута.
- И нечего ждать. Иди вон к стаду-то, а то ведь, небось, опять все коровы разбежались по лесу?! Иди отседа, кому говорю?! – женщина явно торопилась и так же явно не хотела разговаривать с пастухом. Мужик встал с лавки, но не уходил, а лишь топтался на месте. Сняв с головы треух, он нервно мял его в руках, бормоча себе под нос:
- Нету его, нету! А мне что с трупом-то, то есть с покойником-то делать?! Им-то что? Они-то все где? А Митька опять виноватый что-ли?!
- Что? Ты чего там несёшь? Какой покойник, какой труп? – спросила женщина.
- Так, а чаго-же я тута, а? Мнеть чаго председатель нужён был? Разве стал бы я попросту так яго беспокоить?! – обнадёженный тем, что на него наконец-то обратили внимание, сказал пастух…
Скрипнула дверь, и из дома вышел председатель. На нём была зелёная застиранная майка, серые семейные трусы до колен и кирзовые сапоги. А на плечи для солидности был наброшен пиджак.
- Ну чего у тебя тама опять стряслось? – строго сказал он и прикурил папиросу.
- Так я что, я ничего, это! – испуганно зашептал пастух.
- Слушай, Митька! Мне тут некогда с тобой в разные игры играться, понял?! Если видел что, скажи, а коли так, бабы у речки что болтали, а ты мне принёс?!
- Точно, у речки! В Никишиной балочке под корнем поваленного дерева, ага. Там значится и лежит он, точно!
- Да кто лежит, кто он?!
- Так покойничек энтот, ну мертвец, ага!
- Откуда взял?
- Так сам его, ну вот как тебя видел! Только он совсем как есть мертвый, а ты ещё живой у нас!
- Тьфу, типун тебе на язык, окаянный! Ты чего же тут несёшь, а? Да я тебе сейчас бошку-то да и поотрываю! – снова высунулась из окна женщина. Последние слова пастуха очень её задели, как говорят, за живое. Пастух испуганно отпрыгнул от окна и спрятался за сараем.
- Погодь, щас выйду! – сказал председатель и вошёл в дом. Через несколько минут он вышел уже одетый и пошёл в сторону речки. Пастух семенил рядом, активно жестикулируя и что-то объясняя председателю. Но что он говорил, уже не было слышно. А жена председателя уже бежала со всех ног на ферму, чтоб успеть рассказать всё подружкам и быть первой… Подходя к Никишиной балке, председатель услышал странные звуки, словно кто-то с того конца балки пробирался к ним сюда. Осторожно ступая, председатель приблизился к поваленному дереву так, что до дерева оставалось каких-то метров пять. Вдруг снова послышались звуки чьих-то шагов и хруст сломанных веток. Пастух Митька, весь дрожа от страха, в два прыжка подлетел к поваленному дереву и спрятался в его корнях. Председатель встал за дерево и тихонько выглянул из-за него… По балке к нему приближались… односельчане, ведомые его же женой.
- Тьфу ты, дура! Уже успела облететь всех, сорока?! Всем, говорю, уже растрезвонила?! – сплюнув себе под ноги и выходя из-за дерева, сказал председатель. Его жена с колхозниками успела лишь подойти к поваленному дереву, как вдруг из-под его корня с диким криком "Убивают, спасите люди добрые!" выскочил перепуганный пастух и, продираясь сквозь орешник, скрылся в лесу. Его неожиданное появление произвело безусловный эффект. Бабы и ребятишки с визгом и криками бросились врассыпную, а председателева жена, ойкнув, упала без чувств и из под неё стала появляться лужица. Председатель, крепко выругавшись, подошёл к корню поваленного дерева и пригляделся. Там, действительно, что-то было. Нет, не человек, а чья-то одежда, аккуратно сложенная стопочкой. Председатель взял кепку, лежащую сверху, затем брюки и рубаху. В кармане брюк что-то было. Председатель проверил и вытащил оттуда общую тетрадку, скрученную в рулончик и стянутую шнурком. Сев на землю, председатель развязал шнурок и раскрыл тетрадку на первой странице. Сверху большими буквами было написано: "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО!" Под этой надписью следовала другая: "Личные записи капитана в отставке Фомина Николая Сергеевича. После мой смерти , передать в комитет государственной безопасности Советского Союза". Далее был большой пропуск, и где-то с середины листа начиналась запись. Председатель достал папиросу и закурил…
- Десятое июня тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Прибыл со своей бригадой в колхоз "Путь вперёд". Познакомился с председателем – Крут Алексеем Мифодиевичем. Человек пустой и глупый, но безвредный и не опасный. Прочитав эту строчку, председатель скривился и сплюнул, сказав: "Сам дурак, ишь ты!" Но будучи по натуре человеком необидчивым, особо не расстроился и продолжил читать дальше.
- До вечера размещались в усадьбе, после чего осматривали местность и купались в речке. Река странная, о чём хочу сообщить особо. С виду река как река. Но стоит зайти в воду, как подводная трава, словно тысячи нитей, охватывает ноги, как бы стараясь удержать их. После купания пошли спать. Заснул быстро и спал хорошо, впервые за последние месяцы…
Председатель затянулся папироской и тут же почувствовал, как капля упала прямо на огонь папиросы и, зашипев, затушила её. Затем ещё одна, и ещё… Стало как-то сразу темно и холодно. Капли дождя во всю били по листьям деревьев и, стекая с них, падали на землю и на председателя. Оставаться в лесу он не хотел и поэтому, подойдя к жене, которая, уже немного оклемавшись, сидела на земле и тупо смотрела куда-то вдаль, помог ей подняться, и они вместе пошли домой…
Дома председатель переоделся в сухое и плотно пообедал. Тетрадку, которая немного намокла, он положил на печку просушить. Затем он пошёл в правление по делам службы. Жена же его осталась дом. Уже окончательно придя в себя и переодевшись, она села у зеркала и, завывая какую-то песню, стала расчесывать свои длинные соломенные волосы. Вдруг в зеркале она увидела тетрадку, лежащую на печке. Отложив расчёску, она подошла к печке и взяла тетрадку. Она была тёплая, как и сама печка. Женщина, правильно рассудив, что в тепле лучше, неспеша залезла на печку, и, устроившись поудобнее, раскрыла тетрадку… Прочитав первую страницу внимательно и не найдя в записях ничего для себя интересного, она стала быстро листать страницы, лишь пробегая глазами по неровным строчкам… Быстро разомлев от тепла печи, женщина уронила голову на тетрадку и заснула. Причём засыпала она медленно, словно постепенно погружаясь в сон в сопровождении своего же собственного голоса, читающего записи из тетради. И было ей хорошо, легко и тепло в этом сне под свой же монотонный голос. Но как только уснула она, то сразу же перенеслась туда, в поместье и уже не только слышала , но и видела всё то, что происходило.
Глава – 16 –
Что-то мне эти студенты очень подозрительны! – сказал мастер, разливая водку себе и напарнику. Они чокнулись кружками и выпили. Напарник, средних лет невысокого роста рабочий, занюхав луковицу, ответил:
- То-то! А что я тебе неделю назад говорил? Да они мне сразу не по душе пришлись. А я уж в людях кое-что кумекаю, Витька не проведёшь!
- И ты вспомни, вначале какие они были?
- Какие?
- Шустрые и гонористые. А сейчас?
- А сейчас? – пьяно повторил напарник.
- А сейчас, словно их подменили. Отвечают только "Да" или "Нет" и как-то странно всё делают.
- А я что говорил?!
- Нюхом чую, что нашли они что-то.
- Что нашли, а? – непонимающе переспросил Витёк и налил ещё по кружкам.
Они молча выпили и мастер продолжил:
- Я говорю, клад они нашли, точно тебе говорю!
- Клад? Клад - это хорошо! – икнув, ответил Витёк.
- Кому хорошо, тебе что ли?
- Хорошо? Всем хорошо и мне тоже!
- У, да ты уже совсем хороший. Ладно, иди спать. А я тут ещё маленько посижу, покумекаю!
Витёк, шатаясь ушёл, а Сергеич закурил папиросу. Всю жизнь он боролся за справедливость. И ради этой борьбы мог пожертвовать всем. Вот и сейчас, когда он был абсолютно уверен в том, что студенты нашли клад, чувство обиды и несправедливости с новой силой жгло ему сердце и душу. Да и как же так, почему не он, заслуженный и уважаемый человек, человек, который столько прошёл и посвятил всю свою жизнь людям, был совсем рядом с
