Соленый вкус солнца

кабинетике, прямо в аэропорту города Монреаля улыбнулся. Он прищурился на Андрея, и сказал на очень приличном русском:
- Знаете, месье, в Канаде, вам тоже могут нанести побои. Здесь это не редкость!
Андрей и ухом не повел, он консультировался, он готовился, он был уже не тот наивный молодой человек, который когда-то сбежал (иначе не скажешь) из перестроечной Москвы. Он знал, что офицер может говорить, что угодно, но решать признавать Андрея беженцем или нет, будет вовсе не он, а суд.
В Канаде были странные законны. Заявление абсолютно любого прибывшего в страну человека, что он-де подвергался где-то такое преследованиям, и ищет в Канаде убежища, рассматривалось. Само-собой было ясно, что никаких беженцев из Израиля быть не может, если только эти беженцы, не палестинские арабы. Тем не менее, суд предоставлял статус беженца многим. Очень многим. По-видимому, Квебек просто нуждался в людях. Какими критериями руководствовалась иммиграционная служба, понять было сложно. В пользу Андрея (как ему объяснили сведущие люди) однозначно говорил возраст, здоровье и высшее образование. Против, профессия учителя  истории (хотя, он ведь был еще и дипломированный штукатур и стройподрядчик) и полное незнание  французского языка. Однако, он точно знал, что шансы у него есть. Много шансов!

                                                                           
                                      Монреаль.

Он прилетел в Монреаль в конце сентября. В Израиле был разгар лета, а тут Андрей вышел из самолета в осень. В ту самую, знакомую с детства, настоящую золотую осень, кот-рой он не видел так много лет!
Стояли погожие дни, совсем такие дни, какие изредка случаются осенью и в Москве. Небо было голубым, драгоценное северное солнышко ласковым, ветер свежим. Здесь были клены с красными листьями и березы в золоте. Здесь был «Старый Монреаль» с кривыми уютными улочками, с двухэтажными старыми домами, со стенами, потемневшими от времени. Это был город с историей и душой. Город на острове, город у слияния двух великих рек.
Реки, целые реки пресной воды! Прохлада, не промозглая ветряная сырость, а настоящая, стеклянная осенняя прохлада! Мосты! Просто мосты через реки…
Как же, оказывается, всего этого не хватало ему! Как же он, оказывается, хотел видеть все это!
                              «Над Канадой, над Канадой,
                                Над Канадой небо сине.
                                Над Канадой, над Канадой,
                                Меж берез дожди косые.»
Понравился ли Андрею Монреаль? Понравился – это не то слово! Этот город вызвал у него эйфорию!
Он нарочно снял «студию» в старом доме. В доме, где под ногами поскрипывали деревянная лестница и паркетный пол, а из окна было видно березу. Березу, с листвой на половину золотой, а на половину еще зеленой. Конечно, он видел город, так, как видят его туристы. То, что видел Андрей, скорее всего, был не совсем настоящий Монреаль. Он осознавал это, но ему было все равно.
Ему платили «Вэлфер». Он не работал. Просто не хотел. Денег хватало на аренду студии, на питание и маленькие радости, вроде сладостей, фруктов или нескольких бутылок пива раз-другой в неделю.
Полный, глубокий покой снизошел на моего издерганного, безмерно уставшего от постоянной борьбы за выживание героя! Он знал, что Лена с Ванькой в Москве, в доме Лениной сестры, что у них более, чем достаточно денег на полгода безбедной жизни. Он знал, что в Израильском банке у него лежит надежных 25000$, которые он может снять, как только понадобится. Он отдыхал. Отдыхал за все последние семь лет.
Утром, он шел на бесплатные курсы французского языка. Он получал настоящее удовольствие от учебы! Ему нравился язык, нравилось узнавать его. Нравилось просто писать ручкой в тетради, листать учебник…
Наверное, среди товарищей по изучению языка, таких же «беженцев» с Украины, из России, еще бог знает откуда, он заработал репутацию странного человека. Он не хотел людей. Если к нему обращались, отвечал холодно и односложно. На переменах, когда народ собирался кучками и обсуждал всякую эмигрантскую ерунду, Андрей выходил на улицу в одиночестве, курил, просто смотрел вокруг на дома, на деревья, на небо и улыбался…
Он любил гулять по городу. Он любил просто стоять на мосту и смотреть  вниз на бегущую речную воду, вдыхать запах реки…
Как-то случайно, гуляя по городу, он нашел магазин, где продавали русские книги. Он стал жадно читать. Он много лет не читал ничего, кроме Израильских газет. Он перечитал любимые старые книги и много новых, тех за которые раньше боялся браться ибо они казались ему слишком сложными.
Время шло, а он просто ждал суда. Несколько раз его вызывали на допросы в иммиграционную службу. Он спокойно врал о преследованиях, которых не было, и сам начинал верить в свои байки. Почему-то он был уверен, что чтобы он не рассказал чиновникам, это ни как не отразится на решении суда. Ему казалось, что суд будет в своем решении руководствоваться вовсе не тем, что он расскажет…
Он поделился этими соображениями с бесплатным адвокатом, которого ему предоставили. Тот, выслушав Андрея, пожал плечами и практически согласился с ним, сказав только, что его легенда в любом случае, должна быть правдоподобна. Она и была правдоподобна настолько, насколько может быть правдоподобным заведомое вранье…
Бывало, он улыбался блаженно, мечтая, как получит статус беженца, легализуется. Снимет квартиру по больше, вызовет семью. Как встретит Лену и Ваньку в аэропорту, привезет их в их новый дом. В дом, где все будет готово к их прибытию. Как будет показывать им город…
Потом, он пойдет на курсы и станет водителем грузовика. Он будет гонять фуры через всю эту огромную страну. Он будет ездить мимо этих лесов, полей, рек и озер. Он будет странствующим наблюдателем. Он будет просто любоваться этой странно близкой ему страной, а крутить баранку он будет автоматически. Они будут жить обеспеченно и спокойно. Счастье! Только счастье видел он впереди!
Он не просто не извлек урока, он начисто забыл про картинку с детьми и апельсинами на зеленой травке. Ему уже шел тридцать второй год, а он все еще, не смотря на все пережитое, оставался романтиком. Он просто немножко сошел с ума…

                                        Настоящая зима.

Наступила зима. Самая настоящая зима. Со снегом и морозами. С ветрами и метелями! Он был рад и зиме! В снегопад он выходил на улицу и по долгу смотрел, как в темном ночном небе кружится снег, вдыхал сладкий морозный воздух. Замерзнув, уходил домой, готовил кофе, и сидел у окна, наблюдая за полетом снежинок в луче фонаря. В студии было тепло и уютно. Светила мягким успокаивающим светом настольная лампа, освещала раскрытую книгу на столе. Дым от его сигареты улетал в форточку, в ночь, в снег.
 А потом еще был одинокий, тихий и счастливый новый год. Он позвонил в Москву и пообещал Ваньке, что они встретятся скоро, совсем скоро и больше никогда не будут расставаться…

                                          Отказ.

В марте, суд отказался признать Андрея беженцем, и предписал в течении десяти дней покинуть Канаду, без права последующего въезда на территорию этой страны…
       
                              Возвращение.

Когда облака кончились, под крылом появилась бесконечная голубая гладь моря. Потом, впереди и чуть правее обозначилась желтая полоска берега. Самолет снижался.
- Смотри Эльад! Видишь это желтое? Это наш берег! Там наша страна! – объясняла очень серьезно мама, мальчику лет пяти-шести.
Это прозвучало так лицемерно-трогательно, так омерзительно знакомо, что Андрея перекосило, будто от зубной боли.
- Вот и все. – тупо думал он – Вот и все!
Огромный, трансатлантический Боинг-747 неумолимо снижался, и далекая полоска берега быстро  обретала черты знакомой и невыносимо чужой страны.
Пассажиры, главным образом израильские туристы возвращавшиеся домой из увлекательной поездки на далекий американский континент, радовались. Они смотрели в иллюминаторы, жадно узнавали знакомые черты Тель-Авива, указывали друг другу на какие-то детали внизу…
Когда лайнер мягко коснулся полосы, все закричали и зааплодировали пилоту, а Андрей почувствовал, как слезы стекают у него по щекам и это не были слезы радости, нет!

                                      Психология.

Почему, интересно, он так не хотел возвращаться домой в Россию? Можно перечислить массу причин, но ни одна из них, вероятно, не будет достаточно убедительной. Вероятно, он и сам толком не знал почему.
Между тем, думается, все было, как обычно, очень просто. Семь лет назад, он улетел из Советского Союза, который затем, как-то подозрительно легко превратился в Россию. Он улетел навсегда, не допуская мысли о возможном возвращении, и эта страна просто перестала для него существовать. Вернуться туда, означало попытаться воскресить прошлое, а все знают, что в реку нельзя войти дважды. Конечно, он не отдавал себе в этом отчета, но очевидно чувствовал, бессознательно догадывался, что ему нечего там искать, что там уже ничего нет из того, что он хотел бы обрести.
В Израиле ему тоже нечего было делать, но туда он был вы-дворен насильно. Он считал, что у него нет выбора, но я поз-волю себе повториться, на самом деле, выбор-то есть все-гда…

                                           Слабость.    

Он полагал, что ему хочется, как можно скорее воссоеди-ниться с Леной и Ванькой. Ион действительно хотел этого, но ему казалось, что еще не время, что сначала, он должен все подготовить, решить все материальные и жилищные проблемы, что бы им, его любимым людям было хорошо.
На самом деле, он просто был не готов взять на себя ответ-ственность за них. Где-то в глубине души он боялся, что опять не справится. У него не было сил взвалить на плечи ношу. Он утратил боевой дух, как потрепанная, разбитая армия. Сам того не зная, он отошел, что бы произвести перегруппировку сил и встал лагерем, затягивая время, не признаваясь самому себе, что война уже проиграна…
Он снял дешевую квартирку в старом, населенном выходца-ми из Марокко, районе Ашкелона. Он зачем-то купил подержанную, изрядно потрепанную машину. Он устроился охранником и дежурил ночами в торговом центре, а днем учился в колледже компьютерной графике.
Он убедил себя, что талантлив в этом. Что, закончив кол-ледж, станет хорошим дизайнером рекламы и будет зарабатывать хорошие деньги, и вот уже тогда…!
Очень возможно, что так и было бы. Очень возможно, что это могло бы быть, но, наверное, все согласятся, что гораздо легче, переводить в Москву, совсем не большие по израильским меркам деньги и знать, что там все хорошо, что все сыты, обуты (в чужом доме), что сын учится в платной еврейской школе, где он, естественно, знает иврит лучше всех. Быть спокойным за них, а самому  зарабатывать немного, совсем при этом не напрягаясь, учиться тому, что тебе нравится и жить будущим, нежели имея рядом реальных, а не виртуальных, практически, любимых людей, каждый день бороться за их и свое счастье.
Но давайте не станем осуждать моего героя, за малодушие. Он сдался не просто так, он боролся, проиграл, и теперь, действительно смахивал на разбитую армию…

                                       Масk.

Моше поднялся в тот день в четыре утра, в пять он уже приехал в Беер-шеву, подъехал к складу фирмы «Тнува» и встал под загрузку. Он кимарил в кабине своего грузовика, пока два