Художник.

Вот ты говоришь: НКВД, ГПУ, "чекисты" ... Говоришь, сам лично читал, что для них все западные украинцы бандеровцами и врагами были потому, что сталинский режим стремился полностью уничтожить свободолюбивый народ Западной Украины. Может быть... Я спорить не стану, я там не был. Но только я расскажу то, что довелось мне не читать, а услышать давно, лет этак тридцать назад. Молод я тогда был, вот такой примерно как ты. Работал на одном небольшом Луганском заводике. Коллектив у нас тогда славный подобрался - комплексная комсомольско-молодёжная бригада. И в работе - дай порвать; не любили не то, что бы кто-то из других бригад нас обскакал, но и сами между собой, разбившись на звенья, друг другу спуску не давали. Но зато и гуляли славно. Раньше-то, в старые добрые, советские времена, кафе, баров, ресторанов и прочих культурнопитейных заведений для отдыха рабочей молодёжи не густо было, не так как для нынешних-то, безработных. А спиртного везде - как грязи. Вот и приходилось, дабы пропустить в компании, после ударного труда на благо необъятной Родины, стаканчик другой винца или чего покрепче, скрываться от доблестных блюстителей порядка. Иначе если заметят - пиши, пропало. За распитие спиртных напитков в неположенном месте тогда карали строго. Привод в милицию, штраф, лишение премии на работе, перенос очерёдности на квартиру совсем не в ту сторону, куда хотелось бы, лишение отпуска в летнее время. В общем, всё продумано до мелочей, такое злодеяние никаким ударным трудом не смоешь. Мы бригадой облюбовали себе местечко в глубине, находящегося неподалёку большого кладбища, и все культурные мероприятия проводили чаще всего там. Как пел, как раз в те времена, Владимир Высоцкий: "...а на кладбище всё спокойненько, ни друзей, ни врагов не видать - нет ни критиков, ни милиции, исключительная благодать". Но только однажды мне, всё же, не повезло. Попался с поличным и был взят на месте преступления. А тут, как на грех, очередь на квартиру на подходе, слухи ходили, что может быть в этом году и получу, и на тебе...
  Подходит ко мне однажды наш комсорг предприятия Саша и по секрету так сообщает, что там, наверху, собираются меня на квартиру чуть посунуть. А стало быть, и в этом году, а может и в следующем, мне ничего не светит. Расстроился я страшно. Как же так - передовик производства, на доске почёта мою улыбающуюся рожу может видеть каждый входящий на предприятие, и на тебе - такая крайность. "Это же несправедливо, возмущался я, пойду к директору". А когда узнал от Санька, что инициатива как раз и исходит от директора, дескать, чтоб другим не повадно было - таков официальный предлог - на самом же деле опять кого-то из "блатных" по-видимому, просунуть вне очереди надо. Такое бывало. Когда я об этом услышал, совсем духом упал, хоть и окончательного решения по моему вопросу пока ещё не было. Но бригадир нашей комсомольско-молодёжной бригады Витяня, парень под два метра ростом, меня успокоил :"Не боись, Генчик, прорвёмся. Бери после работы "пузырь" и пойдём к нашему художнику".
  Работал на нашем предприятии художником один мужичок. К моему стыду, я забыл его имя и отчество, а фамилию и вовсе не знал. Да и не удивительно, ведь что общего может быть у работающего сварщиком молодого парня и пожилого припадающего на одну ногу, а потому и, не расстающегося с палочкой, художника. Правда, слухи о нём по предприятию ходили такие, что многие воспринимали их как, своего рода, местные анекдоты или байки. Если им верить, то это был не беззащитный вымотанный годами и ударами судьбы инвалид, а настоящий супермен. Ну, представьте себе - середина 70-х годов, силы у советской власти не меряно, она обещает "...людям счастье, счастье на века", а этого хромого и тщедушного мужичка опасаются даже силовые структуры этой власти - доблестная милиция. Как-то забрал его, изрядно выпившего, патруль, так после того как он у них переночевал - на машине на работу привезли и, выслушав при прощании все, что он думает о них и их общей маме, умчались следить за порядком в городе, сетуя на службу, которая у них "...и опасна и трудна". А палку свою, тросточку, он тоже часто использовал не в прямом её назначении. Говорили, если что не так, то врывался даже в кабинет директора и грохотал ей по рабочему столу директора, как по собачьей будке, а тот, как провинившийся пацан, только краснел, несмело оправдывался и успокаивал разнервничавшегося художника. Вот такой приятель был у нашего бригадира.
  И вот окончен рабочий день и мы, - я, резчик Коля и наш бригадир, затарившись в магазине, чем положено, сидим у этого странного художника. Жил он неподалёку от нашего предприятия, так что времени погостить, у нас было хоть отбавляй, а одинокий художник тоже рад был гостям. Человеком он оказался компанейским, особенно после пары-тройки рюмок "Московской", и когда Витяня спросил его, к моему большому удивлению, о его книге, тот с удовольствием стал рассказывать о ней. Удивился я потому, что впервые сидел вот так рядом с живым писателем. Но ещё больше я удивился, когда узнал о чём эта книга и как она называется. Название ее звучало очень зловеще, особенно по тем временам. Ты, возможно, не поверишь, но называлась эта книга - "В застенках КГБ". Находилась она тогда, как выразился её автор, уже в стадии завершения, и вскоре он собирался отдать её в печать. Помню, я ещё удивился - кто же такую книгу напечатает. На что художник, ничуть не смутившись, ответил, что найдутся люди, а нет - отошлёт её за границу. В книге художник описывал свою нелёгкую, сломанную одним роковым днём победоносного 1945 года, жизнь. Читать я её не читал, не для того пришли, да и времени тогда маловато у нас для чтения было, но краткий рассказ художника запомнился мне на всю жизнь.
  Война приближалась к концу. Советские войска вошли в Германию и готовились к штурму Берлина, а его, тогда уже в звании капитана, и его подразделение отправляли в глубокий тыл, в Украину. В штабе объяснили, что тут и без него с немцами разберутся, а там в лесах Западной Украины, его опыт партизанской войны и знание местности могут здорово пригодиться. Ведь до того, как с войсками регулярной армии пересечь кордоны освобождённой советской Родины и двинуться дальше освобождать от фашистов города и страны Европы, ему пришлось почти три года походить партизанскими тропами чуть ли не по всей территории, захваченной оккупантами Украины. Будучи замом начальника разведки у Ковпака, он без карты знал все те тайные и нетайные лесные стёжки - дорожки, все те партизанские тропы по каким, вслед за его разведчиками, шли партизаны знаменитого партизанского генерала. Довелось побывать и в карпатских лесах, где теперь, по данным разведки, засели недобитые фашистские армейские формирования, проводниками и помощниками которым служили украинские националисты и их УПА.
  - Что ты говоришь? Говоришь, читал, что УПА с немцами не сотрудничала и сражалась с ними так же, как и советская армия. Я не знаю, я там не был, я только рассказываю, что слышал. Хотя... Если ты говоришь, что УПА сражалась с немцами, это должно было отразиться в песнях или стихах украинских повстанцев. Песня, я тебе скажу, это зеркало души народа. Вот посмотри. В песне "Вставай страна огромная", какая сила душевного порыва, какая готовность к самопожертвованию, и враг в ней конкретный - "фашистская сила тёмная". Или вот слова другой известной песни: "И летели наземь самураи под напором стали и огня". Всё предельно ясно, и даже если бы вдруг кому- то пришло в голову доказывать, что советские люди с Японией не воевали, от такого свидетеля как песня никуда не денешься. А теперь посмотрим, что пели "вояки" УПА. Лично я просмотрел небольшой песенник "геро§в" из УПА (порядка трёх десятков песен) и не в одном не нашёл и намёка на бой с немцами. Но зато почти во всех, как враг, обозначен "москаль". Ну, вот например. Мать плачет над телом убитого в бою сына, а командир отряда УПА "отаман" её утешает:
  "Ой не плачте, мамо, син героєм став,
  Він за Укра§ну голову поклав.
  Він за Укра§ну, за свій рідний край
  Щоб на Укра§ні не ходив москаль
  Тече річка Тиса а в ній московська кров,
  Москалів ми били будем бити знов".
  Вот и всё, и все песни примерно об этом, все о "москалях". А слово фашисты в галицком диалекте наверно плохо рифмуется, и как не старались "геро§", а получалось одно и то же.
  "За нашу державу
  За честь і за славу
  Знищимо криваву
  Москву і Варшаву, гей!
  Так вот, выкинули подразделение нашего капитана, в каком-то селении и приказали ждать дальнейших распоряжений. Дело близилось к ночи. Люди с дороги, устали, а завтра, возможно, бой. Расставил он вокруг села посты, остальных, распределив по хатах, отправил спать. Не знал он, что многие из них заснут навеки и уже не проснутся никогда.
  Ночь прошла спокойно, но только утром, при построении, не досчитался капитан доброй половины своих бойцов. Часовые стоят на местах, как и положено, а вот в некоторых хатах вырезаны все бойцы до одного. И такая горечь и обида обожгла сердце видавшего виды капитана, ведь многих из погибших он знал ещё по партизанским походам, а тут, война не сегодня завтра кончится, а их как кур спящих... А главное ведь, не немцы или загон УПА, пришедший из леса, а местные сельчане, в этом не было ни малейшего сомнения. Приказал он тогда всех мужчин, от шестнадцати и старше, согнать на площадь. Знал, что никто ничего не скажет, но для очистки совести предложил признаться или указать на того, кто это сделал, а когда время отпущенное на раздумье вышло, расстрелял всех до одного. А через несколько дней привезли пополнение, а его, приехавшие с пополнением особисты, разоружили и увезли с собой.
  Следователь, молодой лейтенант, который и пороха то не нюхал, вёл себя так, будто бы перед ним сидел не боевой капитан, прошедший через всю войну, а мальчишка новобранец. Когда капитан попробовал указать лейтенантику на это, то тот в ярости кинулся срывать с него погоны и боевые награды. Тут не удержался и капитан и со словами: " ты мне их не вручал - не тебе их и срывать", так врезал следователю, что тот, в глубоком нокдауне не сразу даже сообразил, что нужно вызвать подмогу и впопыхах искал в кобуре пистолет который, "ради форсу бандитского" положил перед собой на стол ещё в начале допроса. Потом капитана долго били. Били его и на следующий день и ещё много дней, а после всего этого кошмара отправили в исправительный лагерь, "до особого распоряжения". Такой приговор, как пояснил художник, равносилен пожизненному. Так бы и провёл за "колючкой" остатки своих дней, верой и правдой, служивший своей Родине солдат, но судьба, всё же, улыбнулась ему.
  Прошло более двадцати лет. Дважды Герой Советского Союза, генерал Сидор Артемьевич Ковпак что-то искал в архивах и нечаянно наткнулся на дело своего боевого товарища. Последовало то самое "особое распоряжение", которого капитан уже и не ждал. Его восстановили в звании, вернули награды, но те двадцать лет жизни так и остались за колючей проволокой. "В застенках КГБ".
  Вот я и думаю, ну если бы сталинский режим стремился, как ты говоришь, уничтожить народ Западной Украины, разве бы засудили, фактически, на пожизненное заключение того, кто в точности исполнил приказ?