преподавателей факультета в стенгазету «Бигль», назвал меня идеальным студентом. Да и на «Вектор» по распределению я попал, во многом благодаря нему. Но… Во-первых, ранее с дипломом уже подробно ознакомились человек семь – руководители дипломного проекта, научные сотрудники, рецензент – и определение «носитель» проходило. А, во-вторых, меня «понесло»…
Уважаемый Евгений Николаевич - уж более чем через четверть века - простите великодушно!
Но тогда, на защите я ответил просто и без затей:
– Может быть это и модификатор, но я считал, считаю и буду считать его носителем. – И, в конец «обурев», решив, что дал исчерпывающий ответ, добавил. – Следующий вопрос!
И тут раздался раздражённый голос, – медленно вставала со своего места корифей микробиологии, профессор Маргарита Ильинична Беляева. В мои студенческие годы она уже не преподавала на нашей кафедре, мы с ней никогда не пересекались, я просто знал, что она – «бабушка» казанской микробиологии.
– Молодой человек! Я бы попросила Вас проявлять уважение к дипломной комиссии и аудитории!
– А я разве не проявляю? – продолжил я свою «борзоту». – Грамотно доложился, стою тут, отвечаю, как могу, на ваши вопросы!
Маргарита Ильинична судорожно вдохнула воздух и возмущённо открыла рот, намереваясь что-то продолжить. Но тут раздался сладенький голосок Инны Борисовны:
– Я прошу прощения у членов дипломной комиссии и всех присутствующих за нашего дипломника и сожалею, что мы так…
Тут она сделала паузу и, глянув на меня в упор поверх чуть сдвинутых на кончик носа очков, членораздельно и жёстко произнесла:
– Прощаемся с ним. – И снова, уже совсем другим, обычным ласковым, елейным голоском, продолжила, надев свою фирменную еврейскую улыбочку. – Ну, вот такой он у нас, что ж поделаешь! Но вообще его работа выполнена на очень хорошем уровне, он совсем немного не дотянул до красного диплома, был членом комитета комсомола, политинформатором, активным участником художественной самодеятельности, увлекается туризмом.
Я нагло заулыбался и чуть не продолжил её мысль дальше: «А также хорошо кушает и моет перед едой руки». Но благоразумно решил, что на сегодня – хватит. К тому же, всегда приятно послушать про себя хорошие, тем более, правдивые слова.
А Лещинская продолжала в том же духе. И возбуждённая аудитория стала успокаиваться – Инна Борисовна (ныне проживающая в Израиле) выступила мастерски. На своём месте человек! Правда, в тот момент она спасала, в первую очередь, своё лицо: дипломник-то уедет по распределению далеко-далеко, а она останется. Вот и выслушивай потом упреки: мол, плохо студентов воспитываете, уважаемая Инна Борисовна! Добавить к этому, что моё выступление было последним, и всем уже давно хотелось «до ветру».
И вот, наконец, заведующая кафедрой выбросила главный успокоительный аргумент:
– Распределился наш дипломник в Сибирь, в НИИ Молекулярной биологии.
В Сибирь! «Система» может быть спокойна: этот непонятный «бузотёр» уезжает так далеко, что никоим образом оттуда потревожить её не сможет.
Сухо прозвучали положительное заключение руководителя и хороший отзыв рецензента. И – «финита ля комедия». Я поблагодарил всех присутствующих за внимание, а преподавателей – за их труд.
Однако профессор Беляева во время примирительной речи Лещинской с нескрываемой неприязнью смотрела на меня, её совершенно не успокоил воркующий речитатив заведующей кафедрой. И, когда уже все расходились, она подошла ко мне:
– Молодой человек, я бы на Вашем месте извинилась перед уважаемыми членами дипломной комиссии!
Многие из них ещё сидели за своим длинным столом, что-то обсуждая. И хотя запал уже вышел, я, ухмыльнувшись, решил продолжить «защиту». Одним словом, извиниться у меня всё равно не получилось бы. Так иногда бывает, когда слова вроде бы необходимого извинения просто застревают в глотке.
Инна Борисовна разговаривала с кем-то в другом конце аудитории, но она буквально затылком увидела, что у вредного дипломника начинается новая «тёрка» с «бабушкой казанской микробиологии», поэтому, кинувшись к нам, боевым кораблём встала между сторонами. О чём-то заворковав с Беляевой, Лещинская рукой за спиной энергично стала жестикулировать мне: «Быстро с глаз долой!»
Да пожалуйста, защита окончена. Я направился в здание «проблемки». Увидев меня, Наталья Калачева – мой непосредственный руководитель – сразу стала как-то нервно смеяться. А заглянувший к нам Куриненко, верный Лещинской человек, сказал, глубоко вздохнув, лишь одну фразу: «Запомните, Петя: «лезть в бутылку» – удел не очень умных людей!».
Что можно было ему возразить? Что я изначально не планировал подобного выступления, всё вышло экспромтом. Что если бы он отбил для меня аспирантуру в Риге, я бы не «полез в бутылку». Но это верно лишь отчасти. Самое главное, как выразить в двух словах представителю «системы» в её адрес всё то, что копилось долгие пять университетских лет? Что ж, уважаемый Борис Михайлович, ошиблась во мне «система», дала небольшой, ну, совсем микроскопический сбой. Но не беда, ведь общеизвестно, что «опыт – сын ошибок трудных». Ладно, думаю, день сегодня торжественный: дипломный проект защищён, процесс получения высшего образования завершён. Как говорится, будьте здоровы, живите богато.
А почему, собственно, не может быть просто интересно: а что там, «в бутылке»? Ну, немного пошевелил «систему», провел «против шерсти» – мне не хотелось бы считать себя ее оппонентом, другой тогда не было, и не просматривалось даже в отдалённой перспективе. Любая система должна уметь не только себя сохранить, но и воспроизвести, тем более, многие, очень многие страстно жаждали стать её частью, мгновенно схватывая принятые в то время правила игры. К тому же, она, система-матушка, соглашусь, была не самой плохой: относительно приличные стипендии, бесплатное высшее образование, гарантированное трудоустройство по специальности.
Единственное, что мне не нравилось в ней – обилие «добровольно-принудительных» повинностей и жёсткая смычка между наукой, образованием и классовой идеологией. Ведь не случайно звучало: «Не хотите овладевать научным марксистско-ленинским мировоззрением – не место вам в рядах советских учёных»!
Кое-кто из преподавателей нашего факультета тоже играл в эти игры: экс-лысенковец Михаил Стекольщиков, доцент кафедры генетики, громил, в своё время, генетиков, а Инна Борисовна в ту же пору заимела, по слухам, репутацию активной комсомолки – непримиримого борца со стилягами и рок-н-ролом. Бог им судья.
Не исключено, что преподаватели-ветераны, которые, по-прежнему, преподают, могут и не вспомнить отличия государства диктатуры пролетариата от государства всенародного. Я, кстати, и сам подзабыл. А то вообще могут пожать плечами: мол, что-то не припомню, неужели так, в самом деле, было? И не сомневаюсь, что сегодня согласятся с непреложной истиной: наука и высшее образование должны быть беспартийными.
Но так ли уж сильно я рисковал на своей защите? Не думаю. Ведь не ругался же матом. К свержению существующего строя не призывал, в отличие от Главного Студента Казанского университета, что на постаменте. Именно на его примере учили нас быть честными и принципиальными. А теперь улыбнитесь: моя дипломная работа была оценена на «отлично», хотя, как выразилась Инна Борисовна: «Пять, но с большим-большим минусом». Правда, «минусы» любых размеров во вкладыше к диплому никак не обозначаются. Государственный экзамен по научному коммунизму – святая святых – был также сдан на «отлично», распределение состоялось. В деканате уже был оформлен диплом, и нагрудный синий ромбовидный знак выпускника ВУЗа ждал своей гордой демонстрации. Требовалось лишь зайти их получить, буднично расписавшись в каких-то документах. А через недельку – почти на два месяца в военные лагеря под славный город Вольск, что в Саратовской губернии. И всё! А потому – «вопросов больше не имею»…
Эпилог
Ну вот, друзья, я и рассказал всё или почти всё, что хотел, о моей студенческой поре и о времени, в котором она состоялась. И как ни уютно мне было на орбитальной станции с названием Память, надо спускаться на Землю, на космодром, имя которому Действительность. Всё, хватит – полетал. Да, я напрягал свою уже немолодую память. Углубившись в воспоминания, испытал, можно сказать, состояние изменения сознания, так как снова и снова переживал моменты прошлого, имея возможность смотреть на них с высоты прожитых лет. Но какой бы ёмкой ни была моя память, многие детали со временем стёрлись. Я заглядывал в Интернет, обращался к друзьям, соратникам по университету, так что, в некотором смысле, эта книга – труд коллективный. И мысленно с головой окунулся в неповторимый колорит той Казани, города моего детства и юности, почти побывал там, глубоко вдохнув его воображаемый аромат, так, что даже запахи иногда чудились.
Что, молодежь, согласитесь, наше студенчество было более насыщенным! Да, без компьютеров и мобильников, зато мы чаще встречались, общались, пели, плясали, двигались, да и просто больше дышали свежим воздухом.
Написать воспоминания я решился в год 25-летия окончания университета, после традиционной встречи однокашников, послужившей мощным толчком для творчества. В июне мы, как полагается, встретились на «Сковородке». Повизжали, пообнимались, сходили на кафедру, посидели в кафе. Собралось нас больше полгруппы. Жаль, не все сумели вырваться на встречу.
Вот и одногруппница Розочка Ибрагимова, та самая, что всегда жутко волновалась на экзаменах, приехать не смогла. Зато она была представлена своей «реинкарнацией» – дочерью, тоже студенткой-микробиологом КГУ, пардон, ПФУ (Приволжского федерального университета).
За 25 лет много перемен произошло в жизни каждого. Мы с Люцией Ассадуллиной уже стали дедушкой и бабушкой. А с поэтессой Скипой, оставленной на кафедре после окончания ВУЗа, и с Ниной Тарасовой, ныне москвичкой, – кандидатами биологических наук. И Леночка Лихачева тоже москвичка, а в прошлом – мастер ответов на семинарах по общественным дисциплинам. Это мастерство ей пригодилось, она стала писательницей и журналисткой, но, в отличие от вашего покорного слуги, профессиональной. К великому сожалению, безвременно ушла из жизни Наташенька Белогривцева, Царствие ей Небесное. Но символично, что её дочь тоже не так давно окончила наш универ, нашу кафедру. Лена Ильина, та самая неприступная Дульсинея, вышла замуж за испанца и уехала к нему на Пиренейский полуостров.
Развал Советского Союза перевернул судьбы некоторых студентов нашей группы. Карина Осипян из Сумгаита приняла к себе своих родителей, бежавших из Азербайджана. Мзии Данелия из Гагры со всей семьей пришлось, бросив всё, бежать из Абхазии в Казань. Рустем Хайрутдинов, женившись на литовке и переехав к ней в Литву, стал старательно «косить» под литовца и «по форме, и по содержанию», представляясь всем Рустемасом Хайрутдиновасом.
По-разному сложились судьбы у моих одногруппниц: кто-то из них вышел замуж, кому-то так и не удалось, многие обзавелись детьми, некоторым, к сожалению, это тоже не
