Перья-4

качество исполнения в расчет не идет. Порядок прост: вы, когда подойдет ваша очередь, выходите на сцену, подходите к столикам, за которыми члены жюри с вами будут проводить собеседование. Помимо того, что вы сейчас сочтете нужным рассказать или исполнить, вы можете предъявить также любые материалы, которые вы принесли с собой: диски CD, DVD, рукописи рассказов, романов, сценарии клипов, фильмов, в общем, все, на что вы способны. Если вас отметили, вы получаете специальную карточку, таких карточек вы, соответственно, максимально можете набрать пять. Уходя, вы отдаете эти карточки секретарю нашей комиссии, который сидит сейчас в холле, затем ждете вызова на второй тур. Естественно, тем, кто не получил ни одной карточки, вызов не светит. Чудес на свете не бывает. Удачи вам всем!
Тотчас захлопали сиденья стульев. Те, кто попал сюда по чистой случайности, решили не терять дальше времени даром. Однако большинство из этих «случайных», как я понял, предпочли остаться. Зрелище предстояло весьма небезынтересное, да и обстановка располагала. Не говоря уже о том, что была прекрасная возможность засветиться: все репортеры и операторы тут же, вслед за нами, переместились с улицы внутрь здания. Была и специальная бригада уже нашего телешоу, но она целиком находилась на сцене, сфокусировав свое внимание на выступлениях участников, лишь изредка выхватывая какие-то кадры из зрительного зала.
Несмотря на предупреждение Риммы Кошебянц, нашлось немало желающих продемонстрировать свои актерские или музыкальные способности. Их, естественно, с позором выгоняли. Я без труда разгадал, что этими людьми руководило: воспоминание о том, как им довелось однажды выступать на самой знаменитой концертной площадке страны, будет греть им душу потом всю жизнь. Особенно, если друзья успели их снять на фото или видео. Хотя, конечно, часть людей, находясь в холле и усиленно репетируя, действительно не слышала предупреждений директора шоу.
В общем, все обстояло далеко не так просто, как виделось устроителям. Тем более что и сами члены жюри, народ весьма разномастный, не совсем хорошо представляли себе, чего им требовать от конкурсантов.
Мы с отцом сознавали, что мы были единственные, кто имел возможность, как следует к конкурсу подготовиться, так как никто лучше нас не знал его условий. Конечно, нам неведомо было, кто конкретно будет сидеть в жюри, но вот их профессии были достаточно хорошо известны.
«Юмор. Пародии». Здесь нас ожидал сам Ефим Бухтин, мы довольно сносно с ним похохмили и отдали на просмотр рукопись рассказа, который мы в спешном порядке, буквально за два вечера, состряпали. В нем мы использовали богатый опыт нашей Ма. «Ха, как это нет ничего по телевизору? По телевизору всегда есть, что посмотреть!»
Рассказ назывался «Не надо о грустном». Герою там, много времени проводящему перед телевизором, неожиданно начинает казаться, что популярная певица с ее супершлягером «Не надо о грустном!», поет с некоторых пор только для него, постоянно делает ему какие-то таинственные знаки, посылает признания, мечтает с ним познакомиться, даже встретиться. Он старательно вникает в смысл ее загадочных посланий, не уставая мурлыкать себе под нос: «Не надо о грустном, не надо!», и обнаруживает, что его догадки подтвердились: он действительно любим.
Сначала общение с певичкой льстит самолюбию героя, затем начинает его раздражать («Не надо, не надо, не надо!»): он грязно ругается в своих ответных посланиях и даже делает попытки к рукоприкладству. Однако певичке это даже нравится, во всяком случае, она не подает вида.
В итоге выясняется, что герой – заурядный пациент психушки. В частности, «сеструха», о которой он постоянно по ходу повествования упоминает («Сеструха говорит: «Нет там ничего, по телеку, я смотрела программу». Она ничего не понимает: зачем программа? Как это нет ничего по «ящику»? В нем всегда есть что посмотреть. Одна «бегущая строка» чего стоит!» «Сеструха говорит: «Что ты все время пялишься на эту «строчку»? Ты что, надеешься, что тебе самому кто-нибудь какое-нибудь послание передаст?» «Конечно! А чем я хуже других?», отвечаю), на самом деле сестра медицинская.
Ему каждый день дают много таблеток, которые он утаивает, а затем выпивает сразу, в лошадиных дозах, составляя немыслимые коктейли (большая, маленькая, зелененькая, красненькая, оранжевая). («Я удивляюсь врачам, за кого они нас здесь принимают? С этими таблеточками и обезьяна сообразила бы. Тем более, если посадить ее в клетку. Мы что, по их мнению, глупее обезьян?»).
Видения ему, соответственно, предстают самые разные, совершенно фантастические, а вот тут как заклинило: какое сочетание ни придумай, опять она, всегда она, всюду она! Поразмыслив, этому «клину» он находит только одно объяснение: его разгадали, пора выписываться.
Каюсь, не бог весть что, но Ефиму понравилось. Больше всего он хохотал над выражением, которым герой характеризует самого себя: «Особенно, если учесть, что у тебя в голове кукушка наср…».
Еще он нас, понизив голос, спросил: «А певица эта, Калерия, да? А «Шрэка» вы не боитесь?» Мы поняли, кого он имел в виду – мужа Калерии, Иосифа Перегудина.
Па тут же нашелся и рассмеялся в ответ:
–  Не-а, не боимся, – он показал ладонью сначала совсем рядом с полом, затем задрал ее вверх, насколько рука позволяла: – Кто мы, и кто они!
Я не случайно так обстоятельно рассказал об этом случае – это был наш маленький триумф. Ма онемела, когда мы предъявили ей в качестве доказательства фотографию (Ефим принес ее одну, чтобы подарить только самому лучшему) с автографом одного из самых любимых ее актеров-юмористов. А уж рассказ о том, как мы проходили собеседование с ним, она заставляла нас повторять чуть ли не с десяток раз.
На следующем конкурсе: «Поэты. Поэты-песенники», (подразумевалось также, что в нем могут участвовать сценаристы различных мероприятий, музыкальных клипов и пр.), мы решили пойти на чистейшей воды дурь по бессмертному рецепту небезызвестного Ниагарова Валентина Катаева. Там, «мой друг Ниагаров», на каких только поприщах не перепробовавший себя и подвизавшийся на сей раз в журналистике, в каждой газете, куда он, перебегая с этажа на этаж в одном и том же здании, предлагал свои опусы, менял только профессию своего героя, величая его везде одинаково – Митрий («Митька, этот старый морской волк, поковырял бушпритом в зубах и весело крикнул: «Кубрик!» «Старый химический волк Митя закурил коротенькую реторту и, подбросив в камин немного нитроглицерину, сказал: «Так что, ребята, дело азот». «Старый железнодорожный волк открыл семафор и вошел в тендер, где ютилась его честная, несмотря на ее многочисленность, семья... …Умаялся я, Октябрина», - сказал Митрий жене»).
В данном случае из нашего опуса о пациенте психушки мы оставили только идею шлягера, который так досаждал ему, срочно сочинив для него «забойный» текст («Не надо о грустном, не надо!»). Можете себе представить, какая это была белиберда, не говоря о совсем уж примитивном мотивчике, на который мы ее проблеяли. Николаенко с большим трудом выслушал нас до конца и вздохнул с большим облегчением, когда мы переместились от него к другому столику.
–  Ничего, ребята, может вам в другом месте больше повезет, – с натужной любезностью проговорил он. Я искренне надеялся, что в жюри самого телешоу он не войдет, наверняка мы ему запомнились. Наше место тут же занял какой-то блондинистый патлатый бард, и уже с первого аккорда на гитаре между ним и популярным певцом-композитором установилось полное взаимопонимание.
Самому кассовому нашему кинорежиссеру, успешно подвизавшемуся даже в Голливуде, мы всучили заявку под названием «Вся рать земная». Сюжет там был прост, как апельсин: при нашествии инопланетян погибают все люди, и тогда в сражение с галактическими завоевателями вступают языческие духи (эльфы, лешии, домовые и пр., и пр.) со всех сторон света, перед лицом смертельной опасности решившие объединиться.
Их постоянные споры между собой, раздоры, амбиции – все как у людей. В конце концов, они побеждают и вытесняют захватчиков за пределы Земли. Амбиции столь сильны, что духи по инерции продолжают сражаться дальше уже между собой, но, к счастью, вовремя прекращают братоубийственную войну.
Завершается этот эпос тем, что какой-то не то эльф, не то гном сидит под деревом со всякой снедью, разложенной на траве, и пытается приручить обезьяну, заставить ее слезть с дерева, чтобы выдрессировать ее на человека. А упрямая обезьяна, соответственно, никак не желает поддаваться дрессировке.
По заявке, тщательно расписанной и составленной по всем правилам (мы сумели достать образчик), мы предусматривали несколько вариантов воплощения этой бредовой «саги»: киноблокбастер, телесериал и многосерийный мультик.
Проект был мощный, но в исполнении совершенно нереальный, однако режиссеру, не буду приводить его фамилию, она и так достаточно хорошо известна, крыть было нечем, и ему ничего не оставалось, как только, почесав затылок, выдать нам вожделенную карточку.
Так же легко мы вырвали карточку и у представителя известного издательского дома. Сюжет нам подсказала Ма, это была действительная история одной ее знакомой. Мы на действительность, естественно, начхали, и все переврали, как только смогли, однако варево, как ни странно, получилось вполне съедобным.
Роман мы назвали «Нежная». Героиня – молодая девчонка, бежавшая в Москву из провинции, и не поднявшаяся здесь выше уровня бомжихи с площади Трех вокзалов. Она – член банды, просит милостыню у людей с одной только целью – высмотреть, есть ли у них какие-нибудь деньги, а после дать знак своим подельникам, чтобы они их ограбили.
Так ей попадается на пути одна старуха, которая решает немного поддержать и даже приютить ее. То, что ей удалось пробраться к старухе домой, «героиня» считает необыкновенной удачей, и, общаясь со своей благодетельницей, делает вид, что терпеливо выслушивает все ее воспоминания и наставления, в то же время выжидая момент, как связаться со своими друзьями и осуществить свое преступное намерение. («Да это же "Оливер Твист»! Чистейшей воды! Плагиатом попахивает», – прервал меня на этом месте отец, затем махнул рукой – черт с ним, сойдет вполне для собеседования).
Однако, тщательно обшарив в отсутствие старухи квартиру, девчонка не обнаруживает в ней ничего ценного. Тогда у нее возникает мысль отторгнуть у старухи жилплощадь (тут уж мы открестились, как могли от знаменитого Чарльза Диккенса), однако та делает неожиданный ход, который вновь ставит героиню в тупик: выправляет ей паспорт, удочеряет и прописывает у себя.
Теперь героине нет смысла обращаться к бандитам, а сама убить старуху она не решается. Намерения оттягиваются и оттягиваются, а между тем старуха умирает. Сын тут же является, чтобы предъявить свои права на наследство, героиня уговаривает его дать ей пожить в этой квартире полгода, после чего она полностью откажется от всех прав на нее.
В общем, чепуха чепухой, но дальше мы начали усложнять сюжет. Героиня предстает вначале совершенно размытой личностью. У нее нет своей жизни, она живет жизнью, личностями, мечтами, устремлениями других