Полковник Вселенной

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ПОЛКОВНИК ВСЕЛЕННОЙ

Роман


©  2000 Николай Бредихин
Web: http://bredikhin.net/
©   2011 Кирилл Бредихин, обложка
(c)  2011 ePressario Publishing,
электронное издание
Монреаль, Канада
E-mail: info@epressario.com
Web: http://epressario.com/
http://vkontakte.ru/ePressario
ISNB: 978-0-9869345-0-6


Все права защищены. Любое копирование материала или его части, распространение, передача в любой форме и посредство любых средств, а также хранение в базе данных или другой произвольной системе организации доступа к информации без предварительного письменного согласия издательства является нарушением авторских прав и будет преследоваться по закону.


Все персонажи и события в данной книге являются
вымышленными. Любое сходство с реальными людьми,
живыми или ныне покойными, является случайным и не
входило в намерения автора.

Иисус сказал: "Это небо исчезнет,
и кто над ним исчезнет; но кто умерли, не
будут жить, а те, кто живут, не умрут".
Евангелие от Фомы, 11*
________________________
*Перевод М. К. Трофимовой.


ГЛАВА ПЕРВАЯ

-  Иисусе праведный, Агнец кроткий и добросердый, не устаю благодарить Тебя за то, что никогда в печалях, и заботах, и невзгодах моих не оставлял Ты меня Своим вниманием, остерегал от уловлений лукавого, спас от смерти тяжкой и неминуемой, продлив тем лета мои на земли. Яви же и ныне милость Свою и всесвятое Божье Свое благоволение: не вмени мне в вину, рабу Твоему грешному, несмышленому, что немощью тела угрызен днесь и исчервлен дух мой, что впадаю  все чаще я в беспомощность и уныние, не устремляясь с прежними любовью, радостью и надеждой к испытаниям, посылаемым Тобой...
Артемий  с  трудом  приподнялся  на  постели,  снял щепотью нагар со свечи. И вновь в колышущихся отсветах пламени увидел он совершенно отчетливо ту тень в углу.
"Должно, и вправду смерти поводырь за мною", – вздохнул он отрешенно, и как бы в ответ на его мысли тень шевельнулась и из темноты вдруг выступила фигура в черной рясе с остроконечным капюшоном  –  куколем.
-  Ты Артемий, бывший игумен Троицкий? – спросил схимонах тихим, но отдававшимся гулко голосом.
-  Да, это я.
-  Следуй за мной!..
Он подумал было, что ноги не удержат его, но все тело его неожиданно налилось удивительной легкостью, он шел, не чуя пола под собой.

-  Укрепи меня в вере, Боже, рассей сомнения... – Губы еще продолжали шептать исповедь-молитву, но раздумья уже перебивались недоумением: – "Умер ли я или иду только к смерти? И почему монах, а не ангел со мной?"
Но монах шел не оглядываясь и, пройдя по двору, они вскоре очутились возле какого-то лаза, которого раньше Артемий здесь не замечал.
Ступеньки, спускавшиеся вниз, были крутые, выщербленные. Легкость исчезла, босые ноги искровянились. Артемий зябко поежился: от каменных стен веяло холодом и сыростью.
Монах зажег факел. Некоторое время они брели по колено в воде. Потом коридор начал суживаться и показалась впереди широкая, окованная железом дверь. Монах постучал три раза, дверь тотчас открылась.
Пошли кельи с узкими обрешеченными оконцами и массивными засовами со стороны коридора. "Монастырь, – догадался Артемий, – но что за монастырь?"
Откуда-то слышны уже были шум, громкие голоса. Довольно скоро Артемий и его проводник достигли большой залы. Густой смрад тотчас ударил в ноздри – повсюду видны были следы разнузданной, дикой оргии. Черные монашеские одеяния перемежались со скоморошескими колпаками и полуобнаженными женскими телами.
Видимо, трапезничанием и бражничанием все были пресыщены, за столом восседала лишь одинокая сгорбленная фигура с надвинутым глубоко на лицо куколем.
Они приблизились, проводник грубо толкнул Артемия в спину, так, что тот распростерся на полу.
Фигура зашевелилась.
"Царь!" – внезапно сверкнула в мыслях Артемия догадка.
Иоанн - а это и в самом деле был он - с шутовской издевкой откинул капюшон с головы.
-  Что, отче, не ожидал, что доведется нам с тобой свидеться?
Артемий поднялся, отер кровь с разбитой губы тыльной стороной ладони. Помолчав, нехотя пробормотал.
-  Нет, царю, не ожидал.
-  Вот и я про то, – довольно усмехнулся Грозный. – Сказывают, ты здесь очень переменился: смирен стал, благорассуден, защищаешь от люторов веру нашу православную. Правда ли это? Хотел собственными глазами убедиться.
-  Я никогда и не отступал ни в чем от закона христианского, – уклончиво ответил Артемий, пожав плечами.
Грозный притворно вздохнул, покачал головой:
-  Опять гордыня. Почто же осудил тогда тебя cвященный Собор? Безвинно? И не клеветал ты на заповеди Божьи, не покрывал отступников-еретиков?
-  Вера моя, государь, во всем прежняя. Как когда-то писал тебе, так и сейчас повторю...
-  Знаю, знаю, что скажешь, – Иоанн досадливо поморщился. – Кто по неведению впадет в ошибку, тот не еретик, да еретиков и нет вовсе, есть просто души заблудшие, которые надо кротостью наставлять и молиться о них. Но до тебя уже вопрос этот решен Иосифом в "Просветителе": не токмо ненавидеть "заблудших" сих подобает, но и проклинать – в заточение их посылать и казням лютым предавать. Да оно же и в Писании сказано: еретика или отступника оружием убить или молитвою едино есть.
-  Завещано апостолом: подобает в вас и ересям быть. А учить, молить и запрещать следует Божьей, а не мучительской властью.
Иоанн побагровел, затрясся от гнева. Затем пересилил себя, улыбнулся приторно-вкрадчиво:
-  Упрям, упрям ты, отче. А и в самом деле – как был, так и остался, узнаю своего духовника. Но зачем нам с тобой ссориться, я ведь за другим приехал. Хочу простить тебя. Той властью, что мне на земле дана, а на небе пусть Господь рассудит, на то Его воля. Можешь вернуться к себе за Волгу, беспокоить не стану. Ну а коли игуменствовать вновь надумаешь, обитель получишь. Как, аль не рад? - Он протянул руку для поцелуя.
Артемию ничего не оставалось как, опустившись на колени, со смиренным видом тронуть губами монаршию длань.
Грозный встал. Поднял, обнял старца, усадил рядом с собой. Долго смотрел на Троицкого испытующе.
-  Но не только за этим я навестил тебя. Благословения твоего прошу. Иду на Псков. Ты, кажется, из тех мест родом? - Маска упала с лица царя, он распрямился и смотрел на отшатнувшегося от него в испуге Троицкого уже с неприкрытой насмешкой. - Что, аль не так?
Однако Артемий довольно быстро пришел в себя, холодно пожал плечами:
-  Все так, государь, но ты ведь просил, и совсем недавно, благословения. Когда шел на Новгород. Почему же ты думаешь, что я менее стойким окажусь в своих убеждениях, чем митрополит Филипп?
-  Менее глупым! – вскричал Грозный уже в крайнем раздражении. – Вижу, быстро дошли до тебя подробности!
-  Земля слухом полнится.
-  Ну так должен и знать, как кончил Филипп!
Артемий кивнул.
-  Что ж, я готов. Где Гришка Малюта? Или другому кому поручишь казнить меня?
Иоанн долго молчал, затем заговорил - рассудительно, серьезно:
-  Да, ты прав: что жизнь, что богатство и слава мира сего? Суета и тень. Блажен, кто смертью приобретает душевное спасение. Есть ли большее счастье для того, кто праведен и добродетелен, чем умереть от своего владыки и наследовать тем венец мученика? - Он вздохнул и развел руками, не сумев на сей раз, однако, удержать едва заметный блеск в глазах. - Но должно быть верным слову, коли уж дал его. Оттого и прощаю: и гордыню твою, и дерзость, и бегство с Соловков. – Блеск прорвался в улыбку, царь обернулся к сгрудившимся вокруг него опричникам, внимательно наблюдавшим за ходом разговора. – И даже то... что посмел ты в одном исподнем явиться к своему государю! Посмотри на себя, ужель тебе не стыдно, старый пес?
"Братия" с готовностью рассмеялась, но тут же посерьезнела, увидев резко переменившееся выражение лица царя.
-  Однако есть и другое: дошло до меня, что причастен ты к злочестию пименовскому – вероломному сговору новгородскому. – Голос Иоанна сорвался в гневе: – Берегись коли так, отче, тут слово мое не действует – измены ни в ком не потерплю! Подумай еще раз, хорошенько, не промахнись с ответом. Сказано: "Не мир я пришел дать на землю, но меч и разделение". Не своей волей извергаю вон князя тьмы из новообретшихся Содома и Гоморры, в том промысел Божий, как же ты осмеливаешься идти поперек него?
-  Стар я, – устало вздохнул Артемий, – чтобы изменами тешиться, в злокозниях изощряться. Что до промысла Божьего… "Благословляют добрых на доброе" – ответ тебе дан Филиппом, от себя только одно могу добавить: Богу - Богово, а кесарю - кесарево, Бог есть любовь, а не ненависть, Бог – свет, а твои деяния от седьмиглавого зверя и отца его – князя тьмы. Опомнись, царю, Сын Человеческий приходил для спасения кающихся, а не превозносящихся, и каждый предстанет перед Его судом с тем, что содеял.
Иоанн скривился презрительной усмешкой, язвительно поднял брови, не в силах, однако, долее скрывать клокотавшую в нем ярость:
-  Ты что же, угрожаешь мне возмездием Христовым на том свете?
Артемий промолчал, поняв, что переполнил чашу царева терпения, однако Грозного уже было не остановить.
-  Но зачем, скажи мне, Господу так долго ждать? Коли я столь перед Ним повинен, почему бы Ему здесь, сейчас и не покарать меня за то, что ты называешь "моими деяниями"?
Все умолкли в страхе, ожидая по меньшей мере грома небесного, однако ничего не произошло.
Иоанн выдержал паузу, чтобы насладиться произведенным впечатлением, затем продолжил.
- Что до слов твоих, то выходит по ним: Господь царствует только на небесах, в аду – дьявол, на земле же властвуют люди. Но то не Христово, истинное разделение, се ересь манихейская! Тебе ли не знать: везде, везде Господня держава, и в этой, и в будущей жизни. Возмездие, суд! Да разве ж станет сатана карать людей, наоборот – он их губит соблазнами. Караю я, моей рукой карает Господь! Но я вижу, ты лукавишь, старец. Может, надеешься вновь обмануть меня своим сладкоречием? Если так, умерь усилия – перед тобой уже не тот бесхитростный отрок, который внимал когда-то аки агнец каждому твоему слову, и которому ты изуродовал душу. – Страдальческая гримаса несколько раз пробежала по лицу царя. – Много лет прошло, как поддался я твоим измышлениям, а свежа, свежа сия рана! Но настало время заживить ее. Я давно ждал этого момента, так что приготовься, отче, наш спор будет долгим. И не окончен он будет до тех пор, пока кто-то из нас двоих, по разумению Божьему, не одержит в нем верх.
Он обернулся к своим приближенным и вдруг резко, пронзительно закричал. Несколько десятков голосов тут же подхватили его призыв.
"Гойда!" Чьи-то руки вцепились в Артемия и стремительно поволокли его из залы. Снаружи, за стенами монастыря, томилось в нетерпении несметное царево воинство, ночь наполнена была бранью, хохотом, конским ржанием, пламенем факелов. Троицкому подвели гнедого низкорослого жеребца, косившего в сторону настороженным, пугливым взглядом. Едва успев ступить ногой в стремя, Артемий внезапно очутился наверху, судорожно сжал поводья.
"Гойда!" И сорвались с места, взбадривая лошадей плетками, разрывая тишину истошным ликованием, тряся притороченными к седлам собачьими головами и метлами.
"Гойда! Грызть лиходеев, злочестие противу государя измышляющих, мести Московию!"
"Гойда! Грызть и мести, грызть и мести!"
Несколько раз Артемий, измученный бешеной скачкой, был близок к беспамятству. Следили за ним зорко