АЛИСА МЕЖДУ МОЛОТОМ И НАКОВАЛЬНЕЙ
Алиса моя по натуре, а теперь и по роду занятий – актриса. Певи-ца, модель, артистка мюзиклов… Есть у девушки талант, есть голос, слух, внешность, в общем, всё, что нужно. И моя новая звонкая фами-лия сильно понравилась ей с самого начала.
- Это ведь для артистки то, что нужно! – восклицала она. – Я возь-му себе её как псевдоним.
В какой-то момент, когда ей было ещё 15 лет, у неё случился по-рыв вообще принять эту фамилию, но мы с Женей отговорили её.
- Зачем же так обижать твоего отца? – втолковывали мы ей. – По-думай, это нехорошо!
Алиска поджимала губки, но соглашалась. И через какое- то время сказала сама:
- Нет, конечно, я никогда так не сделаю. Мне папу жалко. Но как сценический псевдоним возьму, можно?
- Ради бога.
Шло время. Отношения между дочкой и её отцом всё больше обо-стрялись. Часто она приезжала ко мне и плакала:
- Он на меня всё время кричит! – жаловалась Алиса. – По делу, не по делу… Почему-то через слово называет «дурой». Не выносит, если я в чём-то с ним не соглашаюсь, орёт: «заткнись и слушай меня!» посто-янно…
- Что это с ним происходит? – ошеломлённо спрашивала я.
- Вот не знаю! Тяжело мне с ним стало общаться.
- Это он бесится, что Алиса с тобой в хороших отношениях и что вообще она – твоя дочь. Он не может ей этого простить, - объяснял мне потом Женя.
- Но как же так? Это же его ребёнок? – недоумевала я.
- Не спрашивай меня «как», я этого не понимаю. Но он, похоже, самый тривиальный совок, который, порывая с матерью, перестаёт лю-бить и ребёнка. Такое бывает сплошь и рядом… А, может, из-за твоего ухода до сих пор переживает и потому такой бешеный…
Как бы то ни было, но Алиса психовала, всё время у неё происхо-дили какие-то инциденты с отцом, а уж когда он женился, то, видимо, окончательно решил наплевать на свою старшую дочь – на радость но-вой семье, а также «старой» тёще. Через довольно-таки короткое время только мы с Женей, исключительно мы с ним, решали все Алисины жизненные проблемы: Женя чинил в её квартире краны, замки, телеви-зоры, возил ей, заболевшей, лекарства и продукты, вместе со мной вы-слушивал её сердечные и прочие истории и давал советы… Каждый день интересовался её делами. Единственным его жёстким требованием к моей дочери было: любить свою маму и помнить о том, что она нездо-рова. Когда Алиска, по молодости и ветрености, забывала об этом, он страшно гневался на неё и мог «врезать» за это словом очень даже сильно.
Но я заступалась за дочку и даже конфликтовала с ним по этому поводу. Я считаю, что ей и так досталось слишком много: разрыв роди-телей, чудовищное поведение бабки с дедом, перерождение вроде бы некогда доброго, любящего отца в грубое, хамское чудище без капли любви к дочери… Это жуткий стресс, и девчонке было непросто. Хотя, надо отдать ей должное, держалась она молодцом, изредка срывалась, иногда капризничала, но вот ведь какой парадокс: от взрослых людей мне досталось истерик, криков, тупого максимализма, глупого упрямст-ва и, наконец, просто дурости в разы больше, чем от девочки-подростка, попавшей в какой-то момент между молотом и наковальней. И если она и забывала порой о том, что мама её лежала ничком, то я ей это про-щаю, ибо Алисе необходимо было отключаться от всей свой «милой» родни, отключаться вчистую, напрочь, хотя бы на время, ведь она сама намучилась по вине этих ужасных взрослых. По нашей вине…
ЗАПИСКИ НЕЗДОРОВОЙ ЖЕНЩИНЫ
5 апреля
Сегодня был, наверное, самый тяжелый день моего «дневного ста-ционара»: встать из-за анализов пришлось в полседьмого – ну, и так далее. Думала, сдохну прямо в машине, пока ехали. Во время капель-ницы отрубилась, но, когда проснулась, почувствовала головную боль. Пока ехали домой, она всё усиливалась и дома стала просто невыноси-мой – хотелось кричать. Что это? Неужели из-за раннего пробуждения? Или капельница виновата? Или ещё что? Выпив анальгин, я легла, по-степенно боль отпустила, и я уснула. Проснулась через пару часов вроде бы без боли, но вот опять ощущаю её «лёгкое» присутствие. Она, под-лая, сидит в голове, явно готовая в любой момент снова броситься в атаку и начать меня убивать. Завтра об этом, наверное, надо будет рас-сказать доктору. Видимо, это сделает Женя, так как я буду у гинеколо-га, а с их очередями и совковыми порядками попасть сразу к двум вра-чам и ещё получить капельницу практически невозможно. Нет, если только, конечно, вы совершенно здоровы и полны сил, то пороху у вас хватит… Но это же абсурд… Как мы ещё завтра доедем по этим жу-утким пробкам. Вчера еле добрались, сегодня еле доехали обратно. Ужас! Ой, нужен мне этот их гинеколог, как собаке пятая нога: я в сво-ей «полуклинике» регулярно у него бываю. Но – правила, правила, чёрт бы их подрал! Гинеколог нужен для разрешения массажа. Но если выяснится, что на массажи и всякие там «мануалки» надо снова выси-живать в очередях и психовать – да пошло оно всё к чёрту!
Вот интересно: нужна ли мне помощь психолога, которую мне сегодня предложили в больнице? Не знаю, не уверена. Я столько всего поняла и передумала сама и вместе с Женей, что вряд ли найдётся та-кой психолог, который сможет мне сказать что-то новое или утеши-тельное. Мои проблемы уже в большей степени лежат в области физи-ческого здоровья, нежели в области душевных неразрешённых вопро-сов.
Появился страх, что мне не поможет лечение. Тогда придётся научиться как-то жить с этой болезнью. Тут два варианта: либо выдер-жу, либо нет. Если нет, то ясно, чем всё закончится. Очень жалко Же-ню: столько зря потраченных сил, нервов, времени.
…Всё, всё, всё – уже утро следующего дня. Вчера было весьма погано в смысле самочувствия. Легла рано, спала как-то странно – что-то меня мучило, просыпалась от собственного стона. Но встала и вроде ничего. Всё. Скоро еду на голгофу – в больницу.
Октябрь
Всё давно позади. Многое изменилось. Мне целых четыре месяца было почти совсем хорошо. Я почти выздоровела. Но все же – почти. Предстоящая поездка в Штаты покажет, насколько дела успешны. Че-рез пару недель всё будет ясно.
Главное вот что: кроме Жени у меня никого нет. Родителей я просто скоро совсем выносить не смогу из-за сволочизма их натуры, душевной подлости и жуткой непорядочности, которая в полной мере проявилась в последние годы – в отношении к Шуричку, с одной сто-роны, а с другой – к человеку, который спас их дочь.
Завтра летим. Благосклонно ли к нам будет небо?
Самая последняя запись, без даты
Родственники – самые страшные враги. Вот настоящая трагедия моей жизни. Те, кто знает тебя лучше всех, кто может ударить больнее всех, именно это и делает. Хотя моя мать за это наказана: она разучи-лась писать. Исписалась. То, что публикуется в последние несколько лет – ужасно! И я говорю так не потому, что теперь плохо к ней отно-шусь, нет, я вполне объективна: Галина Щербакова «ранняя» - это здо-рово! Очень даже талантливо. Но «поздняя», нынешняя – кошмар. Ве-рующей матери я бы сказала: у тебя бог отобрал дар за все твои злые поступки и ужасающее отношение к людям. Но у Жени, разумеется, иное объяснение, в принципе я с ним согласна: мать много-много лет «варится» в одном и том же котле, не выходя из собственной квартиры, ничего не видит, никуда не ходит, мира не знает… Только стол, кухня, диван, телевизор, «дедуля» (это мой отец) и несколько «припадающих» полудурков. Из реальной жизни – сплошное прошлое, её прошлое. Всё. Кругозор сузился почти до точки. Впечатлений – ноль.
Вот и лепится «литература» из умозрительных представлений, перемешанных с собственной душевной грязью, и зашлакованных мыс-лей. Откуда чему взяться? Её же любимые слова: человек должен раз-виваться. Она уже много-много лет никуда не развивается. Только пес-тует собственную гордыню и дурные черты.
Итак, с моими родителями всё ясно. Но, честное слово, пусть бы они были какими угодно, хоть с рогами и копытами, лишь бы любили меня, их дочь! Ах, если бы они не мучили меня всю жизнь, не отыгры-вались на мне за свои комплексы и неудачи, свою дурь и свои пробле-мы! Если бы просто любили, как любят нормальные родители своих детей, если бы не предавали меня ещё с детства. Я обожала бы их лю-бых.
Один мудрец сказал: если ваша мать перестала вас любить, вы вправе не любить свою мать. Весь ужас в том, что я не уверена, люби-ла ли мать когда-нибудь меня по-настоящему. Слишком многое свиде-тельствует об обратном. Слишком много дурных воспоминаний… А ес-ли не любила, то не могла и разлюбить. Вот отец разлюбил. Сначала меня, потом Алису.
У меня было несчастливое детство. Без голода, без холода, без войны, но совершенно безрадостное. Я не люблю его вспоминать. Слишком много боли, страха и скрываемых от взрослых проблем. Я-то для родителей была беспроблемным ребенком: послушным, прилежной ученицей, но мне самой слишком часто было больно и страшно. А они ничего не видели, не хотели видеть, не желали знать-понимать. И даже более того: забивали меня, как гвоздик, по шляпку, в мои страхи, му-чения и, как выяснилось, болезни.
Забавный однажды получился разговор с врачом в больнице… По-сле её расспросов о моей жизни, она вспомнила, как однажды их штатный психолог после беседы с одной из депрессивных больных, лежащих в этой клинике, выскочила из кабинета, трясясь от гнева и, забежав в ординаторскую, в сердцах выкрикнула своим коллегам: «Некоторых родителей надо убивать! Без суда и следствия!». Интерес-но, сколько нас, таких детишек, живущих инвалидами, с хребтиной, перебитой родной мамой ещё в нежном возрасте или несколько позже?
Я рада, что и детство, и юность позади, в них не было для меня ничего хорошего. Спасала надежда – эта Королева молодости. Я ушла из прошлой жизни и двигаюсь всё дальше и дальше в единственно вер-ном направлении: на край света от всех тех людей и событий, что мед-ленно убивали меня долгие годы. Осталось только перестать огляды-ваться. Не оглядываться! Не оглядываться!!! Даже если они кинут мне в след булыжник, он уже не достанет меня…
УЧУСЬ ЖИТЬ ЗАНОВО
Лечение продолжалось с большим или меньшим успехом, но мы оба – и я, и Женя очень устали от всей этой бесконечной нервотрёпки, борьбы, объяснений, противостояний. Казалось, сам воздух Москвы пропитан недоброжелательством и злобными сплетнями. Трудно дыша-лось. Может, я и преувеличиваю, но, сдаётся мне, нас обоих мучило ощущение нехватки свежего воздуха. По этой и некоторым другим при-чинам решили мы уехать далеко и надолго. Летом 2007 года мы пере-брались в Израиль. Вдвоём.
Очень постепенно, но в Израиле моё самочувствие коренным обра-зом изменилось. Солнце круглый год, моё самое любимое Средиземное море – под окнами, жаркий климат, тёплая зима, вкусная еда, отсутст-вие в радиусе ближайших тысяч километров ненавидящих нас людей, ну и, разумеется, хорошие врачи – это сделало своё дело. Теперь я могу сказать определённо, что я уже практически здорова. Нет, совсем без лекарств мне, видимо, никогда не обойтись, но я – живу! Живу полной жизнью, дышу полной грудью, у меня есть силы, я чувствую радость, я могу и хочу жить долго и счастливо.
…Иногда, валяясь на мелком-мелком обжигающем песке и глядя на всегда тут немного неспокойное море, я ловлю себя на
