ЗАПИСКИ НЕЗДОРОВОЙ ЖЕНЩИНЫ
Тот же день
Счастье рождения доченьки (мы назвали ее Алисой), счастье, боже, какое это счастье! Но на это счастье накладывается ужас её болезни, моя послеродовая депрессия, страх, страх, страх.
Мамочки, что я наделала! Сунула в посудомойку грязную посуду к чис-той… Пришлось включить быструю программу и всё вместе помыть – только бы до мужа успеть!
Вот как человек не понимает, что когда он так надолго немоти-вированно задерживается, я реально начинаю сходить с ума! Сколько раз он высмеивал меня за это. Не верит? Или придуривается? Или ему нравится, когда я психую из-за него? Я могу позвонить. Я, конечно, в конце концов, позвоню. И он будет злиться или будет холодно-равнодушен. И это больно. Как он не понимает? Действительно, не ве-рит, что я люблю его? Или у него душевное «фа» западает? Господи, где его носит?
Позвонила. Так и есть: холодная насмешливость. Я, конечно, ус-покоилась, но обидно… Он никогда не поймёт. Я же всегда до одури психовала за близких. Как можно с этим не считаться? Наверное, он никогда так ни за кого не боялся. Счастливый человек.
Вот думаю: а зачем, собственно, я стала вести этот дневник? Что-бы объяснить что-то себе, в смысле, понять что-то для себя или… Мо-жет, бог даст, для собственных воспоминаний когда-нибудь. Или для других, когда меня не будет. А кому это может быть интересно, кроме психиатра? Ну, мужу, наверное. Возможно, Алисе. Ну, и достаточно.
Клонит в сон… Это от тепла и сытости. Мне сейчас, в принципе, спокойно, только очень раздражает, что опять вырубился Интернет. Конечно, всё ясно – деньги кончились, но очень не вовремя: Алиса на связи.
Мужа всё ещё нет. А придёт – опять будет насмешничать. Это не радует. Почему всё так меняется? Я до сих пор храню его одну утрен-нюю записку нашего самого «начала» со словами о том, что он корота-ет, как может, время до встречи со мной, то есть, когда я проснусь, что он скучает ужасно и т.д. и т.п. Надо её сейчас опять взять почитать…
Увы, Интернета до завтра не будет, но я залезла в него с помо-щью телефона. Алисы на связи нет. Моё письмо она так, видимо, и не прочитала. По-моему, она редко проверяет свою почту, что странно. Звонить – не звонит, поскольку в такую холодрыгу она к нам ехать не собирается, значит, «Львы» ей не светят, ну и фиг с ними – решила она. Всё нормально, всё так… Я не обижаюсь на неё и тем более не сер-жусь. Было бы глупо… Вот только мне очень и очень жаль. Я ж ещё до её рождения мечтала, что рожу и выращу себе друга, то есть подругу. Настоящую. С которой мне будет всегда интересно, с которой мы будем делиться всем-всем, с которой у нас будут общие интересы. Всё получи-лось не так. Насмешка судьбы… Или мои упущения? Или всё вместе.
…А заметила я, что всё идет не так, уже давно, лет десять назад. Я очень любила танцевать, танцевала до упаду при каждом удобном случае и мечтала танцевать вместе с Алисой. Вот тут-то и споткнулась. Мало того, что она наотрез отказывалась танцевать со мной, разучивать вместе какие-нибудь танцы, она к тому же злилась ужасно, что я тан-цую, и требовала, чтобы я прекратила это делать! Я не должна была хо-дить на дискотеки на курортах (даже с её папой), она буквально топала ногами, пытаясь, правда, безуспешно, добиться этого. А если мы при-ходили на танцы все вместе, то она убегала в противоположный угол зала и танцевала там с подругами или одна, только чтоб я не прибли-жалась! Такой облом.
А вот интересно, есть ли в принципе на Земле человек (неважно, какого пола), с которым мы абсолютно поняли бы друг друга, могли бы быть близки в самых тайных и странных мыслях; человек – моё второе «я», человек, который в эту минуту чувствует себя так же одиноко, как я?..
Что-то я становлюсь патологически неуклюжей: то стену попор-чу, то вот сейчас умудрилась сигаретой палец обжечь. Осталось начать грохать посуду или биться головой о шкафчики.
Завтра уменьшу дозу золофта. По-моему, уже можно. Интересно, сколько лет человек может жить на таком количестве лекарств? Да без последствий. Сдаётся мне, даром это дело не пройдёт.
Если бы не моя болезнь… Нет, даже не так: если бы не все эти препараты, я обязательно родила бы ребёнка. От моего любимого. Де-вочку я назвала бы Маргаритой, а мальчика… Может, Марком. Может, Виктором – в честь умершего недавно любимого дяди мужа. Вот и поя-вился бы смысл моего бездарного существования… И тогда я просто обязана была бы ещё долго жить, потому что существовала бы реальная перспектива жизни, её стимул, суть и соль! Ах, боже мой, как жаль, как жаль…
О-па – Интернет заработал! Но Алисы на связи опять нет. Вот странно-то. Значит, скорее всего, снова куда-то «забурилась». Но я больше звонить не буду. Подожду, пока сама позвонит. Впрочем, я и так знаю: позвонит, когда потеплеет.
…Уф, бегать за дочерью по сети я не в состоянии: оказывается, она много где тусуется. Но это не для меня, старухи. Тем более с со-вершенно, оказывается, больной «мышью».
Скоро пойду спать. Под тёплое-тёплое пуховое одеялко! А завтра займусь своим архивом. Спокойной ночи, малыши!
ГИПЕРОТВЕТСТВЕННОСТЬ
В одну из ежегодных диспансеризаций я попала к психоневроло-гу – редкой птице в те времена в поликлиниках, слава 4-му Управле-нию! – эти себе такое позволить могли. Видно, дельная была тетка, знающая, опытная. Уж, не помню, каким консервным ножом она меня вскрыла, и как проходил наш разговор, помню её строгий взгляд и ти-хий, но решительный голос и тон:
- Деточка, ты не понимаешь… Если ты не изменишь свое отно-шение к жизни, если ты не перестанешь переживать всё на свете так сильно, то рано или поздно, знаешь, что с тобой случится? Знаешь, где ты окажешься?
- Что? Где? – пробормотала я испуганно, схватив, правда, себя за язык, чтобы не ляпнуть идущее следом «когда?».
- Будет у тебя, девочка моя, жестокая депрессия и окажешься ты в сумасшедшем доме! – напророчествовала докторша.
Я усмехнулась. Ну, забавно же, правда?
- Зря смеёшься. Я видела таких, как ты. Пойми, так нельзя. Ты не выдержишь.
Я слушала вполуха: на самом деле, ерунда какая. Депрессия, су-масшедший дом… Да при чём тут я? Депрессия – это просто плохое на-строение, оно бывает у каждого. А вся наша страна – один большой су-масшедший дом.
Врач вписала в мою историю болезни очень любопытный диаг-ноз: «гиперответственность». Умные люди понимают: всё, что начина-ется с приставки «гипер» - не есть хорошо (гипертрофия, гипертония, гиперсексуальность.) Ответственность – это просто отлично, ею нельзя болеть. А вот то же самое с приставкой «гипер» превращается в диаг-ноз. Но для того, чтобы это понимать, надо быть по меньшей мере обра-зованным человеком и как следует соображать. Врач зря на это пона-деялась… Зря она так хорошо думала о нашей семье.
Что было дальше, я точно не знаю. Но мама каким-то образом уз-нала об этом разговоре и о «диагнозе». Возможно, доктор с ней погово-рила. И произошло, наконец, то, чего я ждала долгие годы: у мамы поя-вилась гордость за меня.
- Ей вписали в карточку, что она – гиперответственна! – с гордо-стью рассказывала она всем знакомым потом в течение многих лет. – Бедная девочка моя! – и глаза её светились радостью.
Последовавшее от врача предложение о помощи психиатра было ею отвергнуто с гневом:
- Психиатрия? В нашей стране есть только карательная психиат-рия. Неужели я отдала бы свою дочь в руки этих палачей?
Не отдала. Спасла меня от врачей-убийц. Скорее всего, она даже себя убедила, что абсолютно права и именно спасала меня. Разве я могу за это не быть моей мамочке благодарной?
Всю последующую жизнь я искала, на кого бы перевесить, как на вешалку, хоть чуточку ответственности за… всё. За мою семью, за бла-гополучие моего дома, за дочку, за Россию, за весь мир и всё человече-ство. Пожалуйста, кто-нибудь, подержите небо хоть две минутки, дайте Атланту передохнуть, сделать хоть пару сигаретных затяжек, на секун-ду присесть на корточки, чтобы совсем не надорваться! Атлант - это не мания величия, это гиперответственность. Диагноз, то бишь.
- Боже, какой идиотизм! – схватился за голову мой муж… мой второй муж, мой Женя, Женечка, когда я рассказала ему об этой исто-рии. – Тебя же тогда уже спасать надо было, бедную девчонку!
- Как спасать-то? – вяло отбивалась я. – На самом же деле психи-атрия была на пещерном уровне…
- Да я бы всю Москву на уши поставил, но нашёл для своей доче-ри хорошего врача, чтобы спасти!
Да, Женечка, да. Ты бы нашёл, ты бы – поставил. Потому что дочь для тебя – это жизнь, твое сердце, боль твоя, нежность твоя. Я знаю, ты всегда был отличным папой. Поэтому по-прежнему ты и твоя дочь – любящие друг друга люди. И друзья. Потому что основа всего, первопричина, начало начал – любовь.
Ты, Женечка, по натуре своей спасатель. Меня ты тоже спас, по-ставив на уши всю Москву, подарив мне заново саму жизнь. И я знаю: ты любишь меня.
КТО ЖЕ ЛЮБИТ МИЗАНТРОПА
Ох, как меня распирало тогда, распирало от мыслей, чувств – тяжё-лых, апокалиптических, безнадёжных. Часто я не выдерживала этого внутреннего давления и почему-то именно ближе к ночи, часов в 11, приходила в пижаме к родителям в спальню, садилась на кровать и на-чинала говорить… Мама со вздохом откладывала книжку и слушала. Папа не реагировал, продолжал читать.
- Я не понимаю, почему люди такие, почему в них столько злости и агрессии? Почему приходится всё время бояться? Почему учителя так нас ненавидят, кричат, обзывают? – я волновалась, кусала губы, чувства пёрли из меня очень быстро, не успевая формироваться в слова, связные предложения, руки потели, я так старалась передать свои мысли, свои страхи, чтобы меня поняли, успокоили…
- Почему, если всем так плохо, почему люди терпят? Почему на-до жить во лжи, если абсолютно все понимают, что это – ложь?
Я пребывала в абсолютном непонимании мира, жила в каких-то мифах, созданных неумными, плохо образованными, заплутавшими в трёх соснах взрослыми, погрузившими меня, ребёнка, в трудный кривой мир, напоминающий реальности Кафки и Босха, а потому этот ребёнок существовал в диком разладе того, что внутри, с тем, что вовне. От по-добного раздрая взрослые люди спасались, пожалуй, что только пьянст-вом. Меня гнули и ломали, стараясь сделать одновременно «удобной в употреблении», то есть послушной, социально полезной, активной и деятельной, в то же время настойчиво вкладывая мне в мозги мысль о кошмаре, творящемся вокруг, о победившей лжи и невозможности по-рядочному человеку жить в таком мире. Изощрённая пытка! Меня за-ставляли лгать, каждодневно внушая, что ложь – это безнравственно. Да плюс ко всему во мне сидел дикий чёрт под известным названием «под-ростковый максимализм». Мне нужны были готовые рецепты, простые ответы на сложные вопросы, ясность и правда. Но к кому же я шла с этими своими проблемами? К самым жестоким своим мучителям. Пара-докс, глупость, но я этого не понимала, не осознавала. Фактически, ка-ждый раз я входила в клетку с тиграми. И выходила оттуда сильно по-кусанной.
В такие вечера мама меня не только слушала, она часто сама гово-рила, точнее – вещала, изрекала, глаголила. В результате запутывала еще больше. По ее словам выходило, например, что на самом деле все люди – ангелы, это я их неправильно вижу, как в кривом зеркале. Что нужно всех
