Приехав в Ригу, я по-обыкновению зашел в костел Скорбящей Богоматери. В храме было сумеречно и пусто. Только две старушки сидели на дубовых скамьях, смиренно наклонив головы в черных платках. Зато в сумрачном пространстве костела звучал орган; а в вышине над алтарем светилось круглое окно – роза, освещая Распятого.
Я смотрел на Христа, силясь понять: почему "блаженны нищие духом?" Тогда как мы дети Божьи, а значит наделены не только душой, но и духом! И не хотелось ни смирения, ни страданий. А хотелось поднять голову, распрямить плечи, полюбить свою судьбу, свое неповторимое «я». И было непонятно: почему Тот, кто сам был духовной скалой, одобряет духовную нищету, - а церковь, созвучно этой таинственной фразе, призывает: будьте нищие духом, смирите гордость, то есть обратитесь в ничто!..
– ...Но почему я должен смирить свою гордость? – задавал я все тот же вопрос отцу Николаю, настоятелю Петропавловской церкви в нашем городе. - Высокомерие - это я понимаю. Но гордость? Ведь Христос не ощущал себя «принадлежащим земле». Он был далек от суеты. Страшно было бы его представить бегающим в офис, если перенести Его в наш век. Он жил духовной жизнью. В то время, как люди вокруг него суетились, утопали в поте лица своего ради семьи, ради выживания... Как Он мог одобрять духовную нищету!
– Нехорошо, – охал отец Николай. – Ведь она, гордыня-то, заставляет человека думать только о будущем. И напрочь отсекает сиюминутошное. Не дает увидеть мир божий и возрадоваться каждой минуте. От того и не видит человек нерукотворный храм... Ибо взоры его закрыты делами житейскими!
Вроде верно, но его ответ не удовлетворил меня. И я продолжал мучиться безответным, как мне казалось, вопросом.
Но как-то раз в Литву приехал из Алтайского края мой старый друг Михаил Попенко. Он держал путь во Францию, где должна была состояться презентация его книги, переведенной на французский язык: «Плащ крестоносца: история рыцаря, не сумевшего стать монахом». Вот он и не преминул навестить меня. Энциклопедически образованный человек, к тому же обладающий феноменальной памятью, он превосходно разбирался в тонкостях различных вероучений. И мы подолгу беседовали о Лао Цзы, о Будде, о Христе...
Однажды, под вечер, мы сидели на старинном католическом кладбище и пили вино, беседуя о том, о сем. Сгущались сумерки. Невольно, находясь среди могил, заговорили о жизни и смерти, о Боге и Сатане. И я высказал предположение, что Сатана, создание Бога, низвергнутый Творцом на землю за гордыню, - это лишь метафора, иначе Бог давно бы победил свое детище, если бы Он этого захотел. Но Сатана Ему почему-то нужен!
- Почему? – спрашивал я.
Пребывая в прекрасном расположении духа, Михаил помалкивал, что-то мурлыкая себе в усы.
- И что такое «блаженны нищие духом»? – меж тем горячился я. – Вот, например, Авиценна, говорит, что самый несчастный человек в мире – это человек нищий духом. А Христос призывает – склоняйте ниже головы, изничтожьте себя в любви к ближнему, свою судьбу, превратитесь в пыль. Зачем? Стоп! - вдруг озаренный внезапной мыслью, хлопнул я себя по лбу. - Слушай, а, может, этим самым он говорит и совершенно обратное? Поднимите, мол, головы, полюбите дальнего, будьте совершенны, а?...
– Э, куда тебя занесло, - улыбнулся, наконец, Михаил. – Утверждать, что Христос призывает к противоположному это неправильно. Говоря, «блаженны нищие духом» - он, собственно, ни к чему не призывает. Ибо призыв – есть прямое изречение, но Христос полон тайны. Недоговоренности. А вот глубокомыслие далеко не всегда полезно для души. И даже вредно.
- Как это? – взвился я.
- У Бога работ много, - отпил Михаил из бутылки и передал ее мне. - Кто-то пишет книги, кто-то строит храмы и монастыри, а кто-то проповедует Слово Божие. И не надо пытаться все понять. Как смертный ум может постичь замысел бессмертного Творца?
- Думаю, что никак, - ответил я, подумав.
И вдруг будто гора свалилась с моей души.
- То-то и оно, дружище. А здесь на земле - Миша обвел рукой кладбище с четко рисующимися на фоне гаснущего неба крестами. - Мы и есть нищие духом. Но т а м... Кто знает, кто знает...
И, резко поменяв тему, он прочитал:
И если хочешь ты средь хаоса земного
Миг счастья и покоя обрести,
Кувшин прохладного вина лишь выпей
И мясом жареным немного закуси... –
- А почему бы и нет? - согласился я, испытывая воодушевление.
- Вот и я о том же, - поддержал меня Михаил.
Мы поднялись и направились в бар с русским названием «Губерния». Нам подали кувшин с пивом. Выпив «за простые земные радости», мы продолжили беседу, изредка подпевая битлам, звучащим в баре.
