Я приехал на станцию Посевная. Тетя Катя, сестра моего отца, лежала в больнице. Я остановился в доме у тети Шуры, у другой отцовой сестры.
У нее жил мой дядя, Толик Ершов, младший из братьев моего отца. Еще не старый, но с изломанной судьбой, отмотавший не один срок. В юности его посадили за драку, а потом покатило-поехало, как он говорил.
На следующий день мы с ним навестили тетю Катю.
Кости и кожа. Так она похудела. Она сказала, что завтра ее выписывают. Я зашел к главному врачу и спросил его об исходе. Он говорит, что верит в выздоровление, но не сказал, какой у тети Кати диагноз. Видимо, подумал, что мы не возьмем ее из больницы, а смерти в больнице не хотел. А когда мы привезли тетю Катю домой, ей стало плохо. Вызвали «Скорую помощь». И фельдшер «Скорой» сообщила, что у тети Кати рак почки. Вот такие дела.
Я с ней попрощался, когда уезжал домой: нужно было выходить на работу.
В октябре тетя Катя умерла. И я еще раз съездил в Посевную. Привез тете Шуре кое-что из одежды, лекарства. Толик по-прежнему жил у тети Шуры. И я был рад снова встретиться с моим дядей. Он мне нравился своей прямотой и честностью.
Тетя Шура накрыла стол. Поставила бутылку самогонки. Мы выпили. Посмотрели старые фотографии, которые хранила тетя Шура. На одной из фотографий был запечатлен – мой отец, молодой, военный летчик, а на другой – моя мама, совсем юная, медицинская сестра прифронтового госпиталя. Толик вспоминал, как он ребенком впервые увидел Валю, так он называл мою маму, и сразу ее полюбил за красоту и доброе сердце. Я рассказал Толику, что мама часто вспоминала его. По ее словам, Толик был очень смышленым и добрым ребенком. И она его тоже любила.
Уже не помню, кто предложил сходить на кладбище, и там помянуть родных. И мы пошли с Толиком на кладбище, прихватив еще одну бутылку из тетиного запаса самопального «виски».
Навестив ушедших родных, включая мать Толика, мою бабушку Ольгу Лукьяновну, мы присели на мраморную скамью в оградке с памятником местному фермеру.
Толик рассказал, что хорошо знал его. Они вместе росли. Он был неплохой фермер, справедливый, наладил свой бизнес, когда рухнул союз нерушимых. Хотел жить по-человечески. Но был застрелен новой порослью бандитов, которые стали творить беспредел.
Выпили за помин души честного труженика.
Быстро сгущались сумерки. На наши головы, на памятники и кресты отвесно падали желтые листья. Внизу под косогором чернел водой пруд, окруженный деревьями, одетыми в золото точно в ризы.
Я смотрел на пруд, в котором купался в детстве, и думал о том, что никогда больше не увижу Посевную, где лежит в земле почти весь наш род. Казахстан, где жила моя семья, стал суверенной страной. И мы готовились к переезду в Россию, в город Владимир, где уже обосновался мой друг, и ждал нас. Толик, знающий жизнь, поддержал меня в этом решении, и я был благодарен ему за это.
Мы говорили о чем-то еще. Помню, что слова Толика отзывались в моем сердце теплым чувством огромного родства с ним. И было странно, что редкие люди понимают весь трагизм человеческой жизни. Ее великую печаль.
На другой день, ранним утром, я отбыл к семье, нагруженный банками с солеными груздями, картофелем. На станцию меня провожал Толик Ершов. Подошла электричка, и я простился с ним. Навсегда.
