Владимирыч.
Чакулдыкнулись. Дожевали последний виноград. Посмотрели на темнеющий небосвод. На первые звёзды. На Ваську, сидящего на том же месте. Помолчали.
- Кстати, если о Маяковском. У нас на улице, где мы жили, была пожарная часть, «пожарка» - принялся рассказывать Владимирыч – мы с пацанами часто туда ходили, но нас гоняли оттуда. Так вот здание этой «пожарки» было деревянным и двухэтажным и одним торцом выходило прямо на улицу. Так на этой наружной стене, от самой крыши висел огроменный плакат, метров пять на пять и на нём сбоку был нарисован Маяковский, а посередине было крупно–прекрупно написано:
«Не оставляйте детей одних.
Дети балуются,
Пожар от них.»
- О! как с пожарами боролись – воскликнул Сергеич - а нынешние детки и не все знают, что такое спички.
-Да-а-а… это сколько же мы с тобой Сергеич, «нарыли» сегодня «голубого»? – сказал Владимирыч, как бы подводя этог. - Это мы ещё классиков не трогали.
- Вспомнил! – ребёнком обрадовался Сергеич - вот ещё, фильм «Буратино» был - «Какое небо ГОЛУБОЕ! Мы не сторонники разбоя…».
- Мы так и до утра всё будем вспоминать – рассмеялся Владимирыч - вот у ЛЮБЭ-то есть: «…Где живет моя краса, Голубы у неё глаза».
- Эт-т-т точно! До утра. А всё-таки – тихо промолвил Сергеич – всё-таки, я хоть тоже не пишу о любви, но четыре строчки из меня «выползли». Вот послушай, Владимирыч:
«Я люблю тебя сильно-пресильно!
И пока бьётся сердце моё.
Я всю водку огро-о-омной России
Буду пить за здоровье твоё!»
-О-о-о… Так можно и алкоголиком стать – Владимирыч засмеялся, глядя на Сергеича.
- Зато, какое доказательство любви. Тебе, Владимирыч, не кажется, что пора закругляться, Луна уже вон как высоко.
- Голубая? - засмеялся Владимирыч.
Сергеич, смеясь, тоже задрал голову:
- Да пока ещё нет! Чистая…
Уже не вечер, но ещё и не ночь. Та же дача. Луна освещает ту же лужайку, тот же столик с закрытым ноутбуком, пустой бутылкой из-под коньяка, вазу без винограда, рыжего кота на столике и два пустующих кресла.
И тишина!
