"АХ, ЭТИ ТУЧИ В ГОЛУБОМ..."

  
Август. Тёплый, бархатный вечер. Солнце вот-вот спрячется за далёким лесом. Дача. На небольшой лужайке столик, на котором раскрытый ноутбук, бутылка коньяка и большая ваза с виноградом. По разные стороны столика, в плетёных креслах-качалках, сидят двое седовласых мужчин. Два поэта. Сергеич и Владимирыч. «Ковыряются» в поэзии:
… - А вот скажи-ка мне Сергеич, это сколько же стихов написано о любви? А? Не задумывался? Похоже, что все, кто брал в руки перо, не проходили мимо этой самой любови, а? Все хотели отметиться, показать себя, свою любовь. А где сегодня найти такие свежие слова о любви, рифмы никем ещё не тронутые, которые смогли бы зацепить человека, которому захотелось бы записать в свой блокнотик этот стих или даже заучить его. Где? -  Владимирыч вздохнул - вот поэтому я и не пишу о любви.  - А все эти: « с неба звёздочку достану…» « …будет весь мир к ногам твоим…», «…Лишь для тебя горят на небе звёзды  Для тебя безумный мир наш создан…» - всё это банально пафосно и фальшиво.   
 - М-да…  Согласен! – Сергеич почесал под носом и, покачавшись в кресле, предложил:
- А что это мы с тобой Владимирыч всё смотрим да смотрим на эту бутылку? А ну-ка, давай-ка чакулдыкнем по маленькой.
- Чакулдыкнем?  Х-м… Интересно! - Владимирыч покачал головой.
- Ну, да, - чакулдыкнем! Это же наше слово, из русского словаря. Не знал? А оно всего лишь означает «Выпить спиртного». Правда, в современном обиходе оно давно уже устарело, вымерло.
- Да ладно тебе. За что пить-то?
Повисла непродолжительная пауза, которую прервал Владимирыч:
-А давай Сергеич выпьем за хороших людей – и со смехом закончил – нас так мало осталось.
- За нас, за хороших, обязательно надо выпить! Наливай!
- Чакулдыкнемся. Только давай из советских гранёных стаканов, а то я эти коньячные «напёрстки» не люблю. Пусть из них французы пьют, а мы по русски, по советски, из наших любимых гранёных – и он достал из пакета два гранёных стакана – наливай по четверти.
Чакулдыкнулись. Пожевали виноград. Помолчали. Посмотрели на сползающее с неба солнце. Повздыхали. Сергеич покрутил пустой стакан, отодвинул его в сторонку и задумчиво произнёс:
- А вот слово «любовь», Владимирыч,  сколько раз повторяется в  стихах? Не считал?  Наверное и сосчитать невозможно. Ведь не один век люди писали о ней.
- Ну, да! – Владимирыч на минуту задумался – а вот представь себе, если это слово выписать в одну строчку друг за дружкой, то, наверное, вокруг земного шара эта строчка вытянется - засмеялся.
- А может и до Луны дотянется.
- Может и до Луны… кто знает…
- О! Что это у тебя здесь за звери бегают? – Владимирыч покосился в сторону кустов.
- А-а-а… да это Сонька! Кошка! Знаешь, с начала сезона люди понавезли на дачи кошек да котов, а они не хотят сидеть по «избам» и шастают ночами по участкам. Женихаются.
- А откуда ты, Сергеич, знаешь как её зовут?
- А я и не знаю. Это я её так, для себя, назвал. Мне разницы нет: Катька, Сонька, Мурка… Сергеич достал из пакета сосиску – второй сезон сюда приходит, а осторожничает. Чёрная, а люди чёрных кошек не любят, гоняют их. Вот и боится. Хотя хозяева её, видать, любят, вон какой оранжевый ошейник от блох ей на шею «подарили».
- М-да-а-а – протянул Владимирыч.
- Сейчас я её угощу – Сергеич разломил сосиску пополам и позвал: - Сонька… Сонька… Иди сюда. Сонька….кыс-кыс-кыс…
Бросил половину сосиски к кустам.
Сонька из под куста метнулась к сосиске, схватила её зубами и скрылась в темноте.
- Что ты ей всю-то не отдал? – спросил Владимирыч.
- Жирно ей одной-то будет! Сейчас сюда ещё и Васька явится. За своей порцией «вкусняшки».
-  Ну-ну… ладно, давай дальше про стишки. 
- Давай! Вот  слово «голубой»? Сколько раз это слово повторяется в стихах? – Сергеич лукаво посмотрел на Владимирыча.
Владимирыч с непрожёванным виноградом тупо уставился на Сергеича. Хотел сказать: «Эко куда вас сударь понесло!», но тот его опередил:
- Владимирыч, у тебя такой вид, будто тебе в рот лягушка запрыгнула.  Ха-ха… Ну, вот, друг мой! И ты туда же! Сегодня слово «голубой» почему-то только и связывают с геями, ЛГБТ и другими извращенцами. А слово-то чистое, без всякой пошлятины!
- Да-а-а! Испоганили культуру. Испоганили – Владимирыч с кислой физиономией посмотрел на небо.
- Так вот. Как же пишущая братия не равнодушна к слову «голубой»! Ты только глянь. Вот давай, я  буду перечислять, а ты только пальцы загибай. Хорошо?
- Валяй!
- Поехали:
- "Ах, эти тучи в ГОЛУБОМ"! из отечественного сериала "Московская сага",   "ГОЛУБОЙ ледопад", бардовская песня Александра Гейнца . «…Тихо плещется вода - ГОЛУБАЯ лента…», -Считаешь?
-Ну! – Владимирыч посмотрел на коньяк – а  давай ещё, Сергеич,  чакулдыкнемся, а после продолжим.
- Давай! За что? – Сергеич наполнил стаканы.
- А за всё, что ещё не написано.
- За это обязательно надо выпить, а то писаться не будет.
Чакуклдыкнулись. Пожевали виноград. Посмотрели на лес, за которым  пряталось солнце, на кусты, где спряталась Сонька,  друг на друга. Улыбнулись и продолжили своё занятие.
  - «…Снятся людям иногда ГОЛУБЫЕ города,,,»,   «…а вокруг ГОЛУБАЯ,  ГОЛУБАЯ тайга....» - это из песен –  Сергеич почесал макушку.
-  «…Крутится вертится шар ГОЛУБОЙ…» - подхватил Владимирыч и вскинул вверх руку с загнутым очередным пальцем.
 Сергеич продолжил: 
-  «…В ГОЛУБОМ краю сирени…» это из песни «Старая мельница». «…Неужели из-за масти Мне не будет в жизни счастья? Я обижен злой судьбой. Ах, зачем я ГОЛУБОЙ?» - это из мультика. А вот ещё:  «…И только небо в ГОЛУБЫХ глазах поэта» – из песни  «Как упоительны в России вечера…»      «…Если умерла любовь между нами, что же вертит этот шар ГОЛУБОЙ…».  М-м-м-м…
- Что, всё, что ли? – Владимирыч уставился на Сергеича.
- Нет, не всё: «…ГОЛУБОЙ вагон бежит качается..»,  «…ГОЛУБОЙ ГОЛУБОЙ не хотим играть с тобой…» - тоже из мультика.   «…с ГОЛУБОГО ручейка, начинается река…»,   а это из стихов:  «…ГОЛУБАЯ,  ГОЛУБАЯ не бывает голубей…»  «Цветок попробуй скромный отыскать, что ГОЛУБОЙ зовётся незабудкой»,   «…У куклы глаза ГОЛУБЫЕ, Передничек - ГОЛУБОЙ,..»,    «…Этот цвет на земле привечает любой - ГОЛУБОЙ, неба цвет ГОЛУБОЙ...», 
- Блин, и, правда, сколько «голубого» – хмыкнул Владимирыч.
А Сергеич вошёл в азарт:
-   «…Заметался пожар ГОЛУБОЙ…» - Есенин. Только не понять мне, почему это пожар да вдруг «голубой»? – теперь уже он уставился на Владимирыча – и вообще, ты только посмотри, сколько у Есенина «голубого» - «…ГОЛУБАЯ да весёлая страна - честь моя за песню продана»,  «… Мир тебе, ГОЛУБАЯ прохлада». «Я покинул родимый дом, ГОЛУБУЮ  оставил Русь»….
- Так то ж Есенин! Перепил, видать, Серёжа, когда писал о «пожаре». А если серьёзно, то, скорее всего из-за рифмы: «голубой» - «любовь». Так ведь! Фу ты, чёрт сбился со счёта – посмотрел на свои уже растопыренные пальцы – интересно, а у Маяковского было что «голубое»?
- У Маяковского, если мне не изменяет память, есть стихотворение «ГОЛУБОЙ лампас». Ну вот и Васька пожаловал.
Метрах в десяти от стола сидел большой рыжий кот. Пушистый и очень красивый.
- Ух ты какой – произнёс Владимирыч – не боятся такого красавца потерять.
Васька глядел в сторону стола и время от времени закрывал глаза.
- Что, Васька, за «вкусняшкой» пришёл? На, лови! - и Сергеич бросил Ваське остаток сосиски -  вот смотри, Владимирыч, Сонька осторожничает, боится, хоть и не первый сезон сюда забегает. А этот уже даже спит на этом столе – сказал Сергеич – и иногда даже даёт себя погладить.
Васька, в отличие от Соньки, не бросился на угощение, а только важно посмотрел на сосиску и отвернулся.
- Чтой-то он? Не голодный что ли? – Владимирыч и интересом глядел на кота.
- Он не голодный. Он важный. Начальник! Сейчас понюхает, полижет, потрогает лапой и лишь только потом здесь же начнёт её есть.
Так и получилось.
- Ладно поехали дальше – Владимирыч перевёл взгляд на Сергеича.
Сергеич, продолжил:  «ГОЛУБАЯ кофта. Синие глаза. Никакой я правды милой не сказал» - то же Есенин.  - У «меня ГОЛУБЫЕ глаза, если  я не сержусь, улыбаюсь…» - Алевтина Маркова.
- Э-э-э…- тут Сергеич внезапно  закончил и опустошенно посмотрел на Владимирыча.
- Ну, теперь-то, всё что ли? – спросил тот.
- Владимирыч, дорогой, но это-то ты должен обязательно помнить, помнишь, я же знаю, что помнишь – песня времени нашего шароварного детства – и Сергеич запел:
                                        «…Летят перелетные птицы.
                                          В осенней дали ГОЛУБОЙ
                                          Летят они в дальние страны
                                          А я остаюся с тобой…»
- Помнишь?
- Конечно!  По радио тогда её часто пели. А еще по радио пели такую песню, называлась «Вечер на рейде» и там были такие строчки: «…Мелькнёт за кормой знакомый платок ГОЛУБОЙ» и «Солдатский вальс», как сейчас помню, там было так: «…ты ли мне не дорог край мой ГОЛУБОЙ».
- А если ещё «порыться», да поглубже, то можно ещё чего найти – Сергеич подсел к столику и зашуршал пальцами по клавишам ноутбука.  Через несколько секунд откинулся на спинку кресла и промолвил:
- Ну, что я говорил! Если оно порыться-то? Гляди!
- Чего там? – Владимирыч склонился над ноутбуком.
- Чего… чего? «ГОЛУБАЯ Луна»!
- Ну, да! Моисеев, – «голубенький», пел её.
- Ну… - Сергеич посмотрел на бутылку - наливай! Чакулдыкнемся!
- И за что сейчас-то?
- Сейчас? – Сергеич почесал затылок - да за то, что уже написано, потеряно, врагами нашими затоптано, заплёвано, забыто и растеряно!
- Согласен! За «упокой» того, что осталось там, в черновиках, в столах, в корзинах – посмотрел на бутылку – эх, маленькая…
- Нормальная – Сергеич разглядывал этикетку – «ноль-пять». Хватило на вечер.
- Всё-равно – маленькая – засмеялся