сказать, что всё уже позади, главное, что не утонули, но не сказал, потому что и так было очевидно.
Он выполз повыше, туда, на черный песок, где лежала огромная оранжевая медуза, и сказал в сердцах:
– Пошли!
Брат перестал кричать и осмысленно посмотрел на него, затем, расплескивая воду, полез следом.
Рекс бегал по берегу и встряхивался. От него во все стороны летели брызги. Вот это приключения! – было написано у него на морде.
– Что, пацаны, купаетесь?! – спросил кто-то.
Миша с братом трусливо подняли головы: вмешательство взрослых всегда заканчивались плохо.
Выше уреза воды стоял солдат и курил вонючую папиросу.
– Загораем! – смело ответил Миша, но с такой интонацией, чтобы солдат на всякий случай не принял на свой счёт.
– Пошли греться, – миролюбиво сказал солдат.
Миша понял, что им повезло, и они, как собачки, побежали следом.
В каптерке было жарко натоплено. Только сейчас Миша почувствовал, что замерз.
– Раздевайтесь! – велел солдат.
Миша стал развязывать завязки на шапке у брата, но пальцы не гнулись.
Солдат сказал:
– Дай-ка… – и ловко разрезал завязки ножом.
Брат разулся сам. Миша снял пальто и стянул свитер, который весил, как мокрая половая тряпка.
– Выжимай в таз! – велел солдат.
Через пять минуты они, продавая дрожжи, сидели на армейской койке под толстым ватным одеялом и пытались согреться.
Солдат открыл банку с тушенкой и дал каждому ложку:
– Ешьте!
От одежды, которая висела над печкой, живо пошел пар. В окне виднелся привычный склон сопки. Рекс лежал на старых армейских валенках и вылизывал себе лапы.
Миша наелся и уснул. Ему снилось, что он безуспешно барахтается в море, и он проснулся от ужаса, что брат утонул. Увидел, что брат выскребает банку, и успокоился. Солдат налил им чая и дал по куску черного хлеба. Миша выпил чаю, съел хлеб, корку кинул Рексу и снова уснул. На это раз ему снилась мама, под горячую руку которой он всегда боялся попасть. Он бегал вокруг стола, а она норовила достать его ремнем.
На этот раз он проснулся от взрослых голосов.
– Кто это у тебя? – спросил кто-то, наклоняясь над койкой.
Миша понял, что спрашивает офицер по фамилии Губарев.
– Утопленники, – насмешливо ответил солдат. – С причала свалились…
– А я их знаю, – пригляделся офицер. – Это дети нашего врача, Юрия Семеновича.
– Хорошо, что выплыли, – в тон ему согласился солдат, очевидно, рассчитывая, что за спасение ему полагается медаль.
И Миша понял, что на этот раз от матери точно попадет, потому что офицер, которого он часто видел в санчасти, обязательно расскажет отцу о их приключениях. Дело принимало плохой оборот. Но это было хоть и явной угрозой, но отдаленной: когда он еще расскажет? Главное, надо было вернуться домой до прихода родителей и спрятать следы преступления, то есть растопить печку, досушить вещи и обязательно сделать уроки, потому что мать следила за его успеваемостью, а мокрые вещи – привычное дело.
Офицер ушел. Миша сказал:
– Ну мы пойдем…
– Давайте… – разрешил солдат.
Миша растолкал брата, и они быстренько оделись. Вещи почти высохли, только пальто было тяжелым. Рекс уже ждал их у двери, радостно скребя лапами.
– Ну бывайте, мальцы, – весело сказал солдат, распахивая дверь.
И они пошли по окружной дороге, вокруг болота, но так, чтобы отец, не дай бог, не увидел их из санчасти.
На всякий случай обошли сквер перед школой, живо миновали магазин, чтобы никто не заметил, пробежали вдоль улицы и очутились дома.
Брат сказал:
– У меня ноги еще мокрые.
– Ну так переоденься! – велел ему Миша, растапливая печку.
Делал он это быстро, имея за плечами три года жизни на севере. Печка наполнилась легким дымом, потом загудела, и Миша набросал поленьев, закрыл дверцу и пошел за углем.
***
Апрельский снег неожиданно растаял, и вокруг домов появились проплешины. Миша ходил смотреть на них, как на диво. После долгой зимы с ее беспросветно-белым покровом всего и вся, любой иной цвет вызывал нездоровое любопытство.
В поселке строили двухэтажную баню. Миша обнаружил мешок с карбидом, и его добычей стали два куска дурно пахнущих камней.
Дома, недолго думая, он схватил граненую чернильную бутылочку с фиолетовыми чернилами и засунул один из них в горлышко. Поставил бутылочку перед сараем и отбежал на безопасное расстояние.
Прошло минут пять, потом еще – пять. Миша в нетерпении смотрел на бутылочку. Она, как заколдованная, и не думала взрываться. Мише надоело ждать, и он, не сводя глаз с чернильной бутылочки, стал приближаться к ней, ожидая, что она вот-вот с дымом и грохотом исчезнет, как нечто невообразимое, и это будет еще одним приключением в этом мире. Но чернильная бутылочка и не думала исчезать. Тогда, сам не зная, зачем, Миша наклонился к ней. В тот же момент она испарилась. Нет, не взорвалась, не оставила после себя фиолетовое пятно и осколки стекла, не оставила ничего вещественного, а просто непонятно как, тихо и спокойно, стала невидимой.
Миша удивленно посмотрел на место, где только что стояла чернильная бутылочка, но ничего не понял. Может, так и надо? – подумал он. Может, я чего-то не соображаю? Может, я еще маленький?
Мысль о том, что он не понимает того, чего знают все, но не говорят об этом, страшно удивила его. А еще он знал, что во всех его начинаниях все всегда совпадало. А здесь не совпало. Было чему удивиться.
– Миш! – прибежал брат. – Давай воблу есть?!
– Давай! – согласился Миша, хотя был недоволен тем, что брат отвлек его от нужного дела, которое он так и не додумал.
Вошли в сени, открыли дверцы кладовки, на которых изнутри висели связки таранки.
Мыль о том, что он что-то пропустил, страшно волновала Мишу. Он оторвал двум воблам головы, оставил их на веревке, одну рубину отдал брату, одну взял – себе.
Они вышли на улицу и, привычно чистя рыбу, стали бродить по двору. Погода был мрачная, небо – низким, можно было достать рукой, из-под снега бежали последние мутные ручьи. Бутылочки нигде не было видно. Миша снова обошел то место, где она стояла, но снова ничего не понял.
– Ты что-нибудь видишь? – спросил он у брата.
– Где? – завертел он головой.
– Вот здесь! – ткнул Миша.
– Нет, – равнодушно ответил брат. – Ничего нет. Камни одни. А что должно быть?.. – спросил он, обсасывая длинный желтый кусок рыбьего мяса.
– Ничего, – буркнул Миша и почему-то разозлился сам на себе, что не может сам разобраться.
– Будешь?.. – спросил брат, протягивая оранжевую икру.
– Давай, – великодушно согласился Миша.
Брат икру не ел, они была солено-горькой из-за черной пленки, покрывавшей ее.
– А что мы ищем? – спросил брат.
– Ножик… – соврал Миша, чтобы заставить брата двигаться быстрее.
– Ножик?! – подпрыгнул брат.
Ножик был той вожделенной вещью, которой мечтали обладать все мальчишки в Большом Озерко.
– А ну… – брат забыв о таранке, как гончая, сделал круг около сарая. – Ничего нет! – доложил он. – А где ты его потерял?
– Да где-то здесь… – сказал Миша, небезосновательно подозревая брата в хитрости.
Брат еще пуще завертел головой, а потом сказал в надежде, что найдет ножик самостоятельно и станет его полноправными владельцем.
– Потом найдем…
Миша подумал, что потом – не получится, и что он точно что-то пропустил! Но что именно, он вспомнить не мог: что-то очень важное и крайне непонятное.
***
Прошло много лет, и по утрам Миша привычно здоровался с тем, кто спас его в детстве. Он был невидим, но зримо присутствовал в его жизни. Это был его друг, Скрипей.
18 апреля 2025
И... я так и не поняла - а что же случилось с бутылочкой? :)