«Любовная романтика» 3-й тур 2-я группа 2-й поединок

Сегодня, одновременно выставляю два поединка в этой группе. Кто зашёл на этот поединок, зайдите сразу на 1-й и проголосуйте за оба поединка.
Тема: Рассказы могут быть: что-то вроде мелодрамы, где любовь, любовь, можно с элементами мистики или фантастики. Можно с элементами эротики, но не порнографии.

Объём:
Верхний предел – 20000 знаков с пробелами
Нижний предел – 5000 знаков без пробела

Оценивать поединки может любой автор Фабулы, независимо писатель он или поэт. То есть любой автор Фабулы, независимо от того, участвует он в конкурсах или нет, может проголосовать за понравившийся рассказ. И его мнение будет учтено.

Не имеют право голосовать:
1) Гости
2) Анонимы
3) Клоны

Оценивать рассказы следует, примерно, по таким критериям.
Содержание: соответствие, сюжет, интрига, концовка. Не обращая внимания на буквы, словно вы смотрите фильм.
Повествование: стиль, герои, эмоции, ошибки. То есть, то, что зависит от автора.
Каждый голосующий имеет права каждому автору поставить 0, 1 или 2 балла, по принципу:
0 баллов – рассказ не очень;
1 балл – нормальный рассказ;
2 балла – рассказ хороший.
То есть, все возможные оценки: 2:2,   2:1,   1:2, 2:0,   0:2   1:1,   1:0,   0:1,   0:0.
Не забудьте указать в пользу какого рассказа.
За победу в поединке даётся 2 очка, за ничью – 1 очко, за проигрыш – 0 очков.

ГОЛОСОВАТЬ В СВОИХ ПОЕДИНКАХ, КОММЕНТИРОВАТЬ СВОИ ПОЕДИНКИ ДО ОБЪЯВЛЕНИЯ РЕЗУЛЬТАТА – НЕЛЬЗЯ!!!
ПОЖАЛУЙСТА, СОБЛЮДАЙТЕ ЭТО УСЛОВИЕ!!!

Итак, в этом поединке встречаются рассказы «За горизонтом» и «Розмарин».


За горизонтом

В полном безветрии яркие блестки вьются в воздухе, вспыхивают в полете и через мгновение гаснут – крохотные искры вселенского зимнего костра. Лиза останавливается и, протянув руку, ловит их мягкой варежкой. Запрокидывает голову и смотрит в высокое черное небо, сыплющее холодной крупой. Вязаная шапка с помпоном съехала набекрень, а огненная челка поседела от снега. И снова начинается кружение, и скрипят коньки, и девочка в белой шубке выписывает пируэты на льду. Ярко горят прожектора, и окруженный молочной темнотой ледяной островок, заколдованное царство блеска и света – незаметно дрейфует в прошлое. Январь. Турбаза «Гвоздики». Двадцать два года назад.
Сейчас его зовут Михаэль, а ее, наверное, Елизавета Сергеевна. Но для него по-прежнему – Лиза. В самом деле, не странно ли называть по отчеству подружку детства, так и оставшуюся в памяти смешной зеленоглазой девчонкой. Их родители – в прошлом студенты одного ВУЗа – часто отправлялись куда-то вместе: в поход, на рыбалку, на зимнюю турбазу. Поэтому дети дружили, но не сказать, что крепко – все-таки виделись не каждый день, а от случая к случаю.
Но в тот раз они играли. Им обоим было по десять лет. И пока родители общались за накрытым столом, пока под водочку и закуску текла неторопливая беседа, Миша преклонял перед Лизой колено, прося ее руки. Конечно, понарошку, и – разумеется – перед этим они, как неумелые актеры, разыгрывали не то вычитанную в книжках, не то подсмотренную в каком-то взрослом фильме романтическую историю. Случайное знакомство, свидание и прогулка под звездами. Впрочем, зимние звезды, едва блестели в небе, неотличимые от летящих снежинок, а луна, как озябшая птица, куталась в облака. Но и тех, и другую с успехом заменяли фонари. Круглые и белые, они горели по всей турбазе, освещая дорожки и призрачными нитями связывая между собой корпуса, каток и высокую ледяную горку. И скрипел под сапожками снег, и болтались за спиной две пары перекинутых через плечо коньков. Редкие прохожие не обращали внимания на двух идущих под руку детей.
Пусть и девчачья – придуманная Лизой – игра, но Мише она нравилась. Между ними словно возникало что-то незнакомое и волнующее. Всего на несколько мгновений, когда под стылыми взглядами прожекторов она произносила свое задорное: «Да, я согласна» и протягивала ему обе руки, помогая встать. А потом они просто катались, исполняя на льду невинный танец детской любви.
Так продолжалось четыре дня. А на пятый... наверное, Лизе надоело отвечать одно и то же. А может, проявилось в этом что-то от магии последнего мига, предчувствия скорой и неотвратимой разлуки. Так что даже ей – маленькой девочке – короткое «да» показалось слишком банальным и пустым. И вместо него захотелось подарить другу маленькую загадку.
- Да! Но ты сделаешь так, как я хочу! – подзадорила его Лиза. - Это испытание!
- Что сделаю? – удивился он, слегка разочарованный, неловко поднимаясь и меховой варежкой отряхивая брюки от налипшего снега.
- Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что!
- Это из сказки, что ли? – нахмурился Миша.
Он помнил смутно: открытую книгу на лоскутном одеяле и бабушкин профиль, мягкий и нечеткий, подсвеченный теплым светом ночника. И нелепое «пойди туда...». А вот кто в итоге куда пошел и что принес – этого он вспомнить не мог. Бабушки давно уже не было в живых, она умерла, когда Мишутке едва исполнилось четыре года.
- Из сказки, - согласилась Лиза и, грациозно оттолкнувшись от бортика, понеслась прочь, легкая и пушистая, как убегающий по льду кролик.
- Так что тебе принести? – крикнул ей вдогонку Миша.
- То, не знаю что! – прокричала она в ответ и, развернувшись, покатилась спиной вперед, красивым плавным зигзагом. - Смотри, а так можешь?
Она потеряла интерес к игре.
На следующее утро обе семьи вернулись в город. А еще через два месяца Миша с родителями переехал жить в Германию, и это звучало почти как «туда-не-знаю-куда», да только не совсем. Потому что он знал, да и все знали, и на конвертах падавших в почтовый ящик писем стоял его новый адрес.
Его мир, треснув, раскололся на черепки и сложился заново. И не было в нем ни глубокого снега, ни ледяных горок, ни зимней турбазы. Через него текла медленная, никогда не замерзающая река Саар, и морозы пахли горьковатым дымом, вытекающим из печных труб, а в январе на серебряных от инея газонах цвели маргаритки.
В нем была новая школа, новые друзья и новый язык. Но, может быть, из-за той глупой игры Миша – а теперь уже Михаэль – никак не мог забыть свою московскую подружку. Какое-то время дети переписывались. Сперва – вроде бы от нечего делать. А потом как-то удивительно сблизились, даже больше, чем живя в одном городе. Наверное, потому, что в чужой стране Михаэль чувствовал себя поначалу одиноким. Он не то чтобы мучился ностальгией, но словно немного замерзал посреди жаркого лета и теплой зимы. И оживал сердцем, завидев в углу экрана мерцающий конвертик, и тянул к нему озябшие пальцы, будто к чашке горячего чая, который глотнешь – и согреешься внутри.
Да и потом, уже став взрослыми, иногда – хоть и не так прилежно – они обменивались новостями. Михаэль узнал, что Лиза вышла замуж за человека старше себя и, вроде бы, состоятельного. Но что-то пошло не так. Он почти слово в слово запомнил ее последнее письмо, в котором она признавалась, что муж издевается над ней, а бывает, что и распускает руки. Нет, о разводе она не думает. Потому что... А вот почему – Михаэль так и не понял. Возможно, все еще любит этого человека, или боится, или что-то другое.
Их переписка давно уже сошла на нет, но... Иногда, особенно бессонными ночами, когда стены его одинокой спальни озарялись фарами проезжающих машин, Михаэля терзало сожаление о чем-то несбывшемся. О синей птице-мечте, слегка задевшей его крылом – и упорхнувшей в небо. Он целое десятилетие ничего не слышал о Лизе, хотя по-прежнему, повинуясь какой-то странной привычке, беседовал мысленно с ее фантомом. Порой ему казалось, что разгадай он вовремя ту волшебную формулу: «Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что» - и узоры их судеб сплелись бы иначе. Конечно, он отыскал ту сказку в сети и прочел – несколько раз, но так и не добрался до ее сути. Нелепая, бесполезная история, полная бессмысленных событий – вот чем она ему показалась. Это была другая, не их с Лизой сказка. В ней не содержалось ответа ни на один из его вопросов.
Михаэль сидел в баре, потягивая через трубочку коктейль, и рассеянно посматривал по сторонам. Он не приглядывался к женщинам и не искал приключения на одну ночь. Ему нравились лица – веселые или задумчивые, чужие улыбки, полумрак и тусклые светильники, мерцающие, как свечи. И вдруг... Нет, не может быть! За столиком у стены ему почудилась... Лиза? Полускрытая вазой с одной единственной искусственной гвоздикой, она пила апельсиновый сок, нервно стиснув бокал длинными худыми пальцами. Михаэль смотрел на ее руку – и по спине его бегали мурашки. А от вида ее тонкого профиля и проблесков темного золота в осветленных волосах его прошиб жаркий пот. И кожа... такая бледная, почти до белизны, кожа с яркими крапинками веснушек бывает только у рыжих от природы людей.
Не в силах больше гадать, Михаэль встал и, не чувствуя под собой ног, приблизился к ее столику.
- Лиза?!
Девушка подняла удивленные глаза.
- Да? – спросила она по-немецки.
- Господи, Лиза! Но откуда? Как ты здесь оказалась? И что ты тут делаешь?
Он и сам не заметил, что заговорил на родном языке – впервые за столько лет!
- Я вас не понимаю, - покачала головой девушка.
Поставив на стол бокал, она с любопытством – и без тени неприязни – разглядывала Михаэля. А тот, как подросток, покраснев от смущения и не зная, куда девать руки, переминался с ноги на ногу, мучимый странным чувством дежавю. Ему хотелось извиниться и убежать – но ни за какие блага в мире он не согласился бы это сделать.
Короткого разговора оказалось достаточно, чтобы понять – Михаэль обознался.
Она могла быть ее сестрой, эта незнакомая девушка в баре, возможно даже, сестрой-близнецом или обретшим человеческую плоть доппельгангером. При этом она, как очень быстро выяснилось, не говорила по-русски и никогда в жизни не бывала в Москве. И что самое удивительное – ее тоже звали Лизой.
Не прошло и получаса, как они уже сидели вдвоем за столиком и болтали, как старые приятели.
- Говорят, человеческая душа так огромна, - рассуждал Михаэль, надламывая соломку от так и не допитого коктейля, - что, спускаясь на Землю, она распадается на части. Поэтому у каждого человека в мире есть двойник, похожий на него, как две капли воды. И еще двойники –  только слегка похожие. В них крупицы одной души перемешаны с другими. Я раньше в это не верил, считал эзотерическими бреднями. А теперь убедился – это правда.
Слегка улыбаясь, Лиза чертила указательным пальцем на столе большие и маленькие круги.
- А я похожа на нее – как? На ту русскую?
- Не знаю, - признался Михаэль. – Я не видел ее много лет.
- Ты любил ее?
- Мы были детьми! У детей какая любовь? Игра!
Ему показалось, или она слегка вздрогнула?
- Любовь – не игра.
- Да, но... – Михаэль смешался. – Мы, взрослые люди, живем свою жизнь... Живем всерьез. Да и то не всегда. А дети еще только присматриваются к ней, пробуют на вкус... Это даже не репетиция перед спектаклем, а... – его мысли бежали впереди слов, так что Михаэль и сам не знал, что хочет сказать и как это выразить, - а только его предвкушение. Дети повторяют за взрослыми, не понимая сути... – натолкнувшись на ее строгий взгляд, он смутился еще больше и быстро сказал. – Вот представь себе, как мы с той девочкой...
И он рассказал Лизе о пяти