Просто стоять в углу классной комнаты и ковырять пальцем стену было скучно. А еще ее глодала обида на учителя, который совсем не понял: она должна была треснуть учебником этому каланче Мишке, не дожидаясь окончания урока. Ну и что с того, что пришлось вставать на стул, чтобы дотянуться до его лохматой башки? Терпеть обиды? Галинка помнила, как впервые вошла в этот просторный класс со светлыми надеждами и распахнутой душой обычной деревенской девчонки, уселась за первую парту, стянула повязанный на голову белый платок и услышала в начале неприятный шепот за спиной, а потом откровенный язвительный смех. Права была Муська: в платке бы не засмеяли. Но в нем было неудобно, а отсутствие волос, сбритых из-за незнамо откуда взявшихся вшей, ее совсем не смущало. «Лысая!» Это было в прошлой четверти. А сейчас у нее на голове нежный белый пушок, торчащий ежиком, но Мишка все равно обзывается. Вот и пусть почесывает свой затылок, а она его подкараулит после уроков и еще с лестницы даст портфелем, если достанет.
Класс внимательно слушал учителя. Они все были разновозрастные, каждый со своим характером и старанием, объединенные одной общей целью: учиться ради знаний, для построения светлого будущего. Укрываясь от снарядов, пережившим войну возле передовой, затем изведавшим горечь разрухи, в итоге потерявшим эти драгоценные годы старшим ребятам было горько и завидно с какой легкостью мелюзге дается учение. Мишка был и по росту, и по возрасту больше всех, а уже второй год в одном классе, оттого и сильнее других злился на мелкую новую учительскую любимицу. Лысая Галинка схватывала знания на лету, красивее писала на пустых полях старых газет, быстрее всех решала задания и тут же принималась оборачиваться на других, отвлекая своим любопытством. Вот и в этот раз он не выдержал и крикнул: «Уймись, лысая!» Теперь, глядя на высунутый в его адрес острый язычок вредной девчонки с отчаянием осознавал, что и эту задачку он не решит.
– Галина, лицом в стену! К классу не поворачиваться! – строго одернул девочку учитель.
Маленькая упрямица с минуту постояла, уткнувшись лбом в оголившуюся дранку перегородки, затем медленно вдоль стены пробралась в другой угол, постояла, и так же тихо направилась в третий угол, по пути выглядывая, что же интересного происходит за окном. К классу она не поворачивалась. Ученики пыжились, старясь сдержать смех, зажимали кулачками рот. Над заданием не думал ни один. Как только Галинка приблизилась к яркому белому пятну двери, выжидавший учитель, схватил ее выше локтя и вытолкнул вон из кабинета.
– После уроков с матерью придешь! – донеслось в след.
Плакать не хотелось. А зачем? Муська не за это, дак за другое обругает. А задачку она решила и пятерку ей Александр Михайлович все равно поставит. Надо продумать план мести Мишке. Все из-за него. Галинка вспомнила, с какими радужными ожиданиями садилась с матерью в поезд. Они ехали в Мурманск, в большую светлую квартиру, в которой жили родители до войны. Перебирались поближе к отцовой родне. Но с поезда их сняли, как многих других, и определили жить в опустевших приграничных районах Карелии. Позднее уже кто-то шепнет, что город был разбомблен отступающими фашистами и мало какие из довоенных домов уцелели. Муська долго рыдала в подушку, привыкая к тяжелой вдовьей доле, которая на расстоянии от семьи ощущалась сильнее. Галинке временами казалось, что она мудрее своей малограмотной матери. Та даже конфеты толком спрятать не может, и потому в красивые обертки завернут ровно порезанный брусочками хлеб. Попадет, может быть, не скоро.
– Галинка, а ты чего тут сидишь? – с участием спросила пожилая высокая учительница с красивой прической.
– Я все решила – отдыхаю.
– Молодец, что решила. Пойдем в учительскую пить чай с конфетами? У меня сейчас нет урока.
– С конфетами! Идем!
Когда Александр Михайлович, проходя мимо, заглянул в приоткрытую дверь учительской, его возмущению не было предела: на табуретке посреди кабинета стояла девочка с ореолом светлых коротких волос на головке и с важными видом декламировала стихи, под громкое одобрение довольных учительниц.