Северное сияние, гл.1-5

делать. Матери по телефону сказал, что Лёля приехала, и они с ней подали заявление, но приезжать пока запретил из-за болезни своей девушки. Однако мать все равно приехала и привезла целую сумку продуктов и вкусностей. Он пустил ее только на порог, сумку по-хозяйски забрал, а Лёле разрешил выглянуть из комнаты и поздороваться.
    Мать была счастлива, потому что не понимала, почему он долгие годы ни с кем серьезно не встречался. Историю Лёлиной семьи Игнат пока не стал ей рассказывать, боялся, что дед каким-нибудь образом выведает у нее все и помешает ему жениться. Попросил ее и отцу пока ничего не говорить, потому что они решили не делать свадьбу. Мать на все была согласна, Лёля ей всегда очень нравилась.
    Приходила Вика, они пили чай и договорились, что подруга Лёли пока до регистрации никому о ее возвращении не сообщит. Игнат теперь всего опасался, поскольку знал, что дед слишком интересуется его жизнью, потому что спит и видит, как женит внука на своей кандидатке. Игнат даже знал ее, мымра еще та, зато дочка известного бизнесмена еврея, упакованная по самую макушку.  
    Через одного хорошего знакомого Игнат договорился за презент об ускоренной регистрации брака, и уже через неделю они с Лёлей расписались. Впервые за долгие годы Игнат летал как на крыльях, а Лёля не захотела звонить родителям и сообщать им о своем замужестве. Он не настаивал, потому что и сам в душе ощущал к ним негатив. Наверно, можно было их понять, но отобрать у дочери лучшие молодые годы, по мнению Игната, они не имели права. Тем более что уже через два года после побега они окольными путями узнали о закрытии дела о мошенничестве без юридических последствий. Но патологическая трусость затмила им глаза.
    Конечно, Лёля не сидела, сложа руки, и, пройдя курсы французского языка, поступила в Лиможский университет на факультет литературы и гуманитарных наук. Только это и скрашивало её жизнь в то время. Из сети она узнала, что Игнат продолжил учебу уже в магистратуре, но подробностей нигде не нашла. Он дал ей почитать черновик своей диссертации, над которой она заплакала, потому что всегда знала, как он талантлив и умён.
-Иго, обещай, что защитишься, – сказала она, когда он успокаивал ее и вытирал ей слёзы.    
-Конечно, защищусь, куда я денусь. Ведь теперь у меня есть ты.
    К удивлению Игната дед воспринял новость о его женитьбе благосклонно и сам привез подарок, поскольку очень хотел познакомиться с Лёлей. С годами старик стал сентиментальным. Конечно, он давно выведал, на какие деньги внук купил себе квартиру, но не стал наезжать на дочь, которая дала ему их. Все-таки дед любил своего единственного внука, хоть и обижался на то, что тот взял себе другое имя. Однако даже во внешности и характере Игната было намного больше черт его русского отца. От матери-еврейки ему почти ничего не перепало. И, конечно, весьма странно было бы русскому во всем парню называться еврейским Натаном. Однако Игнат… дед считал, что внук мог бы взять себе более привычное русское имя, например, Александр, Владимир, Сергей, Андрей. Хотя студент-филолог проявился даже в этом. Выбрал старинное, неизбитое и ставшее редким имя Игнат. Дед смирился с ним, так же как в свое время смирился с русским женихом своей дочери. Хотя отец Игната так и остался постоянным раздражителем для тестя, слишком упрямый и слишком самостоятельный. Петр сразу наотрез отказался работать в его фирме и всегда молчал на семейных сборищах, не откровенничал с братьями деда, не принимал никаких подарков от родни жены, не посещал свадеб и крестин, холодно воспринимал национальные еврейские танцы и песни, звучавшие в их кругу. Игнат бессознательно с детства копировал его, что очень злило деда.
    Однако тесть ни в чем не мог придраться к зятю. Петр состоялся как грамотный инженер и уже через десять лет возглавил крупное производство стальных конструкций. Перед этим у деда не имелось аргументов, он хорошо разбирался только в ценных бумагах и финансах, но был далек от любых технических сфер. Даже в личном автомобиле поменять пробитое колесо точно бы не сумел. Хотя в загородном доме любил сам готовить на огне. Он давно овдовел, но вторично не женился и преданно хранил память о жене. Дочь была очень на нее похожа, поэтому он никогда не скупился для нее, дарил дорогие подарки, постоянно давал большие суммы, которые она бережливо сохраняла на счету и которые почти все отдавала потом Игнату. Хана умела угождать отцу, хотя все-таки во всем служила своей семье – мужу и сыну.                                           

***4
    Между тем ушлый дед выяснил всё о родителях Лёли. Доверенные юристы подробно растолковали ему ситуацию, и он составил свое мнение не только о деле с махинациями, но и о том, как эти двое удерживали свою дочь от любых контактов с друзьями и даже со своим парнем. Сам он никогда не боялся ни тюрьмы, ни сумы, однако закон неукоснительно чтил и в своем бизнесе шёл лишь на незначительные нарушения. Однако, представив себя в положении внука, любимую девушку которого на восемь лет увезли, запретив ей общаться с ним, дед даже сердечные средства принял, настолько прочувствовал ситуацию. Главное, в чем он убедился, это в истинности чувств внука и его молодой жены друг к другу. Поэтому теперь ему было совершенно неважно умна ли она, умеет ли содержать и вести хозяйство, готова ли рожать детей и сидеть с ними дома. Все это отошло на второй и третий план, поскольку сам он безумно любил жену и до сих пор был верен памяти о ней. Он сразу решил, что будет во всем поддерживать молодых, и внуку сказал:
-Если решишь заняться своим бизнесом, можешь рассчитывать на меня. Но жене не позволяй много работать, девочек беречь и лелеять нужно.
Игнат при этом уставился на него, как громом пораженный. Но не возражал и списал это на возраст деда. Кому же еще тот мог оставить все свои накопления, кроме единственного внука.
    По поводу профессии Игната и его молодой жены дед ничего вразумительного сказать не мог. Он не понимал, зачем вообще нужны всякие филологи, культурологи, и прочие подобные умники. Больших денег никто из них уж точно не мог заработать. И получалось, что годы учебы они тратили на какие-то совершенно эфемерные цели, не способные даже прокормить того же филолога или культуролога.
    Вот кем они могли бы работать в реальной жизни по своей специальности? Учителями, редакторами, журналистами, писателями? Слабое утешение и копеечные доходы. Поэтому дед решил досконально изучить вопрос о создании издательства. Дальше этого его фантазия не работала. Он дал задание своему помощнику изучить тему и перспективы в данной сфере.
    Помощник был исполнителен и немногословен. Он принес своему шефу сжатую, без лишней "воды", информацию:
    "Профессиональные филологи могут заниматься преподавательской и научно-исследовательской деятельностью в области филологии, лингвистики, литературной критики или истории языка. Они могут работать в издательствах, в СМИ – репортёрами, журналистами, корреспондентами, могут работать в рекламных и туристических агентствах, могут вести передачи на радио и телевидении, могут быть переводчиками, экскурсоводами, библиотекарями, архивариусами, пресс-секретарями и специалистами по связям с общественностью".
    Пока дед читал все это, помощник сидел напротив, готовый к пояснениям и ответам на возникшие вопросы. Но вопросов не возникло.
-Неблагодарный рабский труд с мизерной оплатой. И стоило ли пять лет учиться, а потом еще поступать в магистратуру! – в сердцах произнес дед и задумался. Однако следовало все-таки спросить у самого Игната, чем он планирует заниматься в жизни. 
-Твоё мнение, – обратился дед к помощнику, – Ты ведь тоже по образованию из этих. Лингвист, кажется.
-Да. Думаю, ваш внук уже имеет жизненный план.
-Да какой там план! Инструктором устроился по контракту в какую-то турфирму по экстремальному туризму на Кольском полуострове. Это разовая работа, а я хочу дать ему стабильность. Если бы он только согласился, я обеспечил бы его средствами до конца жизни, чтобы он ни о чем не думал, и занимался своими филологическими и культурологическими глупостями, писал бы диссертацию, потом может быть книги начал писать, открыл бы издательство или создал новостной портал и тому подобное. Вдруг теперь, когда он женился, возьмет и согласится. Как думаешь?
-Вряд ли. Характер не тот, – уверенно ответил помощник.                                 
-Не будь таким пессимистом. Попытка не пытка, я все-таки поговорю с ним.
-Вы ведь заранее знаете результат. Ваши деньги и так достанутся ему по наследству. Создайте или купите готовое издательство и подарите ему. Хотя ваш внук сложный парень, вполне может не принять такой подарок. Сейчас он еще молод, ему всего 26 лет, и он ведь, кажется, будучи студентом, занимался альпинизмом.
-И что?
-А то, что это особый класс людей с романтическим складом мышления и сильными волевыми качествами. Он не поддастся вашему влиянию. Это вы должны подстроиться под него.
-Я прожжённый еврей! Конечно, я подстроюсь под кого угодно, тем более под своего единственного внука.
-Вы привыкли давить на людей.
-С ним я изменюсь.
-Характер и натуру не изменить.
-Много ты понимаешь, я сто раз в жизни менялся. Ради Натана я на все готов.
    И в этот момент деду позвонил Игнат:
-Привет, старче, разговор есть. Не по телефону, но тебе вечно некогда, да и я занят. Просто задам тебе вопрос, а ты ответь – да, нет. Если да, тогда приеду, чтобы поговорить. А на нет и суда нет.
-Ни о здоровье не спросил, ни о том, занят я или нет, – сказал дед с усмешкой.
-Ответил на звонок, значит, здоров. Чего зря воздух сотрясать.
-Давай свой вопрос.
-Для Лёли хочу частную языковую школу создать. Поможешь?
-Да, да, помогу! – воскликнул радостно дед.
-Ты чего такой возбужденный? – удивился Игнат.
-Да нет, все хорошо. Приезжай, Натан, буду ждать. Вечером домой ко мне. Выпьем и поедим.
-Тебе нельзя пить.
-Можно 50 грамм с родным внуком.

***5
    Игнат не любил длинных разговоров с кем бы то ни было, но Лёлю хотел слушать бесконечно, хотя она сама просила его рассказывать о том, как он жил и что думал.
-Думал, – говорил он недовольно, – Много чего думал, но приготовился жить с провалом в груди, который ничем нельзя заполнить. Знаешь, такая серая изменчивая туча с неровными краями, скрывающая от меня твою жизнь. Но я привык даже эту тучу любить, потому что это было мое незнание о тебе, а не о ком-то еще.
-Я думала, только я такая ненормальная… Никого из парней не воспринимала, словно блок в сознании кто-то установил. Меня все синим чулком считали в универе. Но во Франции полно неадекватных помимо меня было, так что прокатывало. Во сне я часто дралась с девицами, которые тебя обнимали, плакала и кричала: "Уйдите! Он мой!" Такая вот собственница и дура безмозглая… Подушка у меня одна была, необычная, натуральная, лайковая. Знаешь, перчатки из такой кожи шьют. Так я ее вместо тебя прижимала к себе, то к груди, то к животу, так и засыпала. Никому ее не давала, прятала каждый раз. Понимала, что это фетиш такой, но ничего другого, вызывавшего ощущение твоей близости, у меня не имелось. Что я с ней