Счастье Рэйчел и Каяко Саяки.

фартук.

— Рэйчел, солнышко моё, на работу сегодня не ходи, прошу тебя, побудь со мной, мне это очень нужно. Не переживай, начальник не станет ругаться, я с ним уже поговорила на эту тему, а то отпуск не даёт и премию себе в карман кладёт. Побудем дома, хочу тебя рядом чувствовать, никуда гулять не будем пока, хочу привыкнуть к дому. — тихо произнесла она, гладя волосы своей супруги и целуя алое, как вишня, личико.

Та вздрогнула, но Каяко положила ручку на её напряжённый животик, и сразу стало легче.

— Всё, разъезды твои кончились, ты моя радость, тебя никто не обидит, и я не обижу никогда. — шептала та на светлое, точнее, красное ушко. И играя с ним язычком, отчего грудь поднялась, а губы словно набухли от прилива крови.

Каяко медленно и с наслаждением встала на колени перед блондинкой и целовала бёдра изнутри. Провела губами по самому паху и носиком коснулась самого сокровенного.

— Каяко, родная, я твоя, твоя! — стонала Рэйчел, в момент самого-самого сжала голову любимой и потом бессильно осела на пол. Кяяко улыбнулась, и после бурных поцелуев они поменялись местами, причём Рейчел баловала и попочку японки наряду с самым жарким, чтобы та не могла отстраняться и получала наслаждение от всего сразу. Каяко вдруг прижала голову любимой чуть сильнее и закричала.

Когда обе девушки отдышались, то душ снова поприветствовал их, обе были в поту, словно после спортзала. После душа они болтали обо всём, что приходило на ум, и японская красавица мирно обнимала светленькую, гладила её и слушала сердечко.

— Каяко, солнышко, хочешь на море сходим, тут недалеко. А? — Рэйчел гладила чёрные прямые волосы и целовала миндалевидные восточные глазки обретённой любви, но та отказалась, обняла Рэйчел и начала покрывать поцелуями шею, лицо, ушко, глазки, плечи, руки. Причём, руки она целовала провокационо, забирая в ротик по пальчику. Какие фантазии были у Рэйчел, понятно.

— Ммммммммммм умничка моя, я могу тебе помочь и с этим! — шептала та, — Становись на коленки и локотки, милая.

Рэйчел встала, аж вздрогнув от желания, и Каяко положила ей под животик и грудки мягкие, одетые в чистые наволочки, подушки.

— Чтобы ты могла расслабиться и наслаждаться, - ответила та, проведя язычком по вымытой в душе попке и чуть войдя в неё язычком. Ласкала, пока Рэйчел не словила сладкое.

— Каяко, милая, у меня такого даже в колледже не было…

— У меня до вчерашнего дня тоже, солнышко, мы с тобой попробуем всё от и до, чтобы не было ни одной забытой фантазии. Моя умничка родная.

Рэйчел трепетала, что же учудит её любимая.

И тут в неё словно вошло сразу двое парней, так нежно, синхронно. Боже, она кончила сразу через пол-минуты. И снова, уже через три.

— Не оборачивайся, солнышко ещё не всё, — прошептала Каяко, когда Рэйчел думала и гадала, как её милой это удалось.

И дальше блондинка наслаждалась ласками более «привычными», и руки японки лежали на её бёдрах, попке, мяли их, а поцелуи в самое нежное были неотличимы от поцелуев в губы…

Когда Рэйчел потеряла сознание, она словно летала.

Пробуждение было аналогично утреннему, опять курочка гриль и рисовая каша с острыми приправами на дымящемся ароматном подносе.

— Каяко, милая, спасибо тебе огромное! — еле прошептала журналистка, ей не хотелось двигаться, — Как ты так сумела? Между нами же нет секретов?

— Солнышко, массаж интимный такое даёт, я училась, тебе понравилось?

— Не то слово. Словно ты мои сокровенные мысли вынимаешь на свет, стесняюсь, но приятнее просто некуда.

— Мне приятно, что ты для меня не закрыта, солнышко. Очень приятно, хочу тебе также открыться, лишь бы тебя не отпугнули годы, когда я была мёртвой, они очень тяжёлые. А сейчас буду кормить с ложечки.

Рэйчел покраснела, но Каяко не слушала, подняла подушки, чтобы её любимой было удобнее, и сама с ложечки кормила светленькую красавицу, улыбалась.

— Я, как маленькая, Каяко! — засмеялась та, когда скушала всё до конца, — Кормишь с ложечки, лишь бы в колясочке не возила!

— Не буду, солнышко, хочу о тебе заботиться, правда!

— Не сердись, просто я отвыкла…

— Приучу заново, Рэйчел. Приучу, никому не отдам. — с этими словами она прижалась к любимой, но та не бездействовала и начала ласкать японочку ручкой, провоцируя лечь рядышком.

— Солнышко, моя радость! — прошептала та, понимая, что хочет сделать лежащая на диванчике в томном экстазе красавица. И наслаждалась, сидя сверху, играя своими грудями для удовольствия любимой, дразня и «улетая».

Когда она легла рядом с Рэйчел, она гладила её всю-всю, шепча «Вся моя, моя. Я голодная и никогда тобой не наемся».

— Милая, а как же…
— Не надо, любимая, не надо, не думай об этом, я всё сделаю, мы вместе навсегда, никакая старость и смерть тебя у меня не обнимет. Слышишь не отнимет, твоя душа так же молода, как сейчас, всегда будет. Освободив меня, ты стала вечно молодой душой. Я тоже. Ты моя! — Каяко со слезами обнимала любимую и играла её волосами.

— Миленькая, а ты моя, никому не отдам тебя, ни на кого даже не посмотрю больше.

— Умничка моя! Не брейся больше там, прошу тебя. Я же чувствую, у тебя раздражение от этого. Не надо, и я не буду, прошу тебя, Рэйчел. Тем более, треугольник тёмный мне очень нравится, и вообще мне приятно, когда ты естественная.

— Хорошо, моя пре-елсть, и не будем краситься, мы итак друг для друга красивые.

— Ты богиня! — Каяко была восхищена и выразила это массажем, который закончился, хоть и в позе «на спинке» так же, как и с подушечками под грудью.

— Я и тебя научу, тебе никакой парень не понадобится со мной! И игрушки тоже, я их все-все выкинула уже. — Каяко легко усмехнулась и поцеловала еле дышащую Рэйчел со всей страстью.

Рэйчел лишь кивнула, она не могла даже говорить, думая, что её эта умница просто залюбит насмерть. Но ей было всё равно, она не возражала.

Они уснули вместе уже в постели, куда японская красавица вообще без усилий перенесла свою супругу.

— Спокойной ночи, солнышко, не пущу никакие кошмары к тебе в сны. — мирно улыбнулась она поцеловавшей её Рэйчел.

— И тебе, Каяко, спи со мной всегда, я смогу заснуть лишь с тобой. — она не врала, она уже не представляла, как она будет одна спать. Нет, никогда!
 

Часть 3.

 
Утро началось с того, что… там у Каяко было очень жарко. Это Рэйчел, её солнышко и жизнь, баловала японскую красавицу, гладя руками бёдра и ножки. Каяко направляла голову любимой и постанывала, говоря, какая она умничка и прелесть.

Когда она пришла к сладкому, то обрадовала любимую также, не давая отстраняться.

— Любимая, доброе утро, Рэйчел — пела она на ушко и играла с заплетёнными в модные африканские косички волосы журналистки. Сама она обрезала волосы на манер гейши и больше не была истощённой, так как кормление с ложечки было часто взаимным.

Рэйчел приучала японочку, что теперь все горести загробного мира позади, и думать об этом не стоит. Что надо наслаждаться всю оставшуюся жизнь. Кто бы мог подумать, что эта цветущая светловолосая голубоглазая стерва была одинокой «бродягой», жившей в «берлоге»? А японская красавица рядом с ней — призраком, убивавшим людей налево и направо, страшной и исцарапанной, в крови и с ломаными движениями? Нет, теперь Каяко стала красивой, и облик «призрака» принимала лишь тогда, когда с кем-то надо было «поговорить». Шеф по итогу перечислил Рэйчел ВСЕ зажатые ранее премии и подарил на 41-й день Рождения машину, которую хотел для себя и купил за то, что должен был заплатить журналистке.

Каяко притворно удивлялась, «как же так». И улыбалась, ласкала свою любимую.

Тем более, когда они начали гулять, благо журналистке дали месячный отпуск по какой-то причине, им никто не докучал. Рэйчел лежала голенькой на пляже, её красавица Каяко тоже, но подошедший полицейский с его скучным «тут не пляж для нудистов» увидел Каяко в её прежнем облике и предпочёл ретироваться. Тем более, Каяко прямо на глазах у него начала баловать прекрасную блондинку, чтобы урок усвоил, и жену ублажил на всю катушку этим вечером вместо девочки из коллежда около его участка.

— Солнышко моё, я знаю, недавно пропала девушка, похожа на меня, я могу жить под её документами, моя миленькая Рэйчел! — прошептала она после того, как все ушли и тайком смотрели за ними, а некоторые даже повторяли со случайными знакомыми противоположного пола, — И мы поженимся. Я хочу, чтобы все знали, что ты счастлива, и я тоже. Никакой тайны, милая!

Тем более, все, кто пытался приставать к ЕЁ любимой, видел саму Каяко в не самом приятном виде и быстро уходил. Аналогично — при приставаниях к самой японской красавице. Рэйчел тоже говорила много интересного.

— Я согласна, Каяко, ты меня сделала другой, лучше! — и правда, Рэйчел не думала, что она ТАК сможет раскрепоститься. И больше не подрываться, не спешить.

— Ты меня сделала другой, не я тебя, ты лишь стала собой настоящей, солнышко моё. А я стала другой, освободилась от зла, и пользуюсь Силой лишь для нашей защиты!

И появилась ещё одна черта от Рэйчел, реагировать на препятствия нападением, а не отходом назад. Разочек они зарулили в ресторан — на минутку, для элиты якудзы из японской диаспоры в США — по инициативе Каяко. Все уронили челюсти, они обе сели за стол для самых-самых, подозвав официанта, сына директора, который обслуживал только начальство, как халдея в дешёвом кафе.

Когда подошёл директор, он высокомерно спросил: «Вы, курицы, хоть знаете, куда пришли, и с кем разговариваете?». Все уже привычно представляли, каким пыткам подвергнут «куриц», но милая Каяко приняла свой облик, «поглотила» максимально мучительно нескольких охранников директора и в доступной форме на японском рассказала, КАК надо вести себя и разговаривать с «благородной госпожой Рэйчел» и не менее благородной ней самой.

В итоге Рэйчел парились в бане для самых-самых, сам директор подавал им всё вместо официанта, который почему-то оказался за фразу о «белой твари» со всеми переломанными руками и ногами.

В общем, даже приехавший босс якудз, поначалу «не понявший», кто тут теперь главный, трясся в ужасе со всей охраной и принёс клятву верности и Рэйчел, и Каяко.

— Какие добрые люди! — смеялись обе, вызывая дёргающийся глаз и желание застрелиться у всех остальных. — Слышь, начальник, тащи нам в баню ещё осетринки и по чашке чёрной икры!

Тот поплёлся выполнять, и принёс всё с почтением.

Скушав и насладившись друг другом в течение часа-двух, кричали во весь голос, чтоб все слышали. Выйдя, демонстративно не одеваясь, пока не решили покинуть это место, они отдали распоряжения, от Рэйчел — убить парочку обидевших её лично при репортажах наркобаронов-мексиканцев, от Каяко — расшалившихся негров прижать, а то сильно косо смотрят на японцев и