многие годы спустя я на собственной шкуре ощутил как процветание снаружи, позволяет взрастить нечто хорошее уже внутри человека. И это нечто мне отчаянно хочется защитить.
За покровом воспоминаний я не сразу замечаю как отряд выходит к замысловатой статуе. Можно подумать, что я стал неосмотрительным, но следить за дорогой пока под ногами то и дело чавкает и хрустит решительно не хотелось. Всегда начинайте сборы в путешествие с хорошей обуви ребята. Пришельцы из далёких пределов имели честь наблюдать площадь селения с величественным монументом. В контексте Слупладопа — квадрат более широкого пространства среди нагромождения лачуг и гротескное изваяние в центре. Высотой в три человеческих роста, изготовленная из дерева или зархвуда, гуманоидная женщина, призывно возносила руки вверх. Конечности её были слеплены из частей краба и уже на них местные щедро растянули гирлянды водорослей и потрохов. Неопределяемые кишки свисают вниз, пахучая зеленоватая субстанция редкими каплями стекает вниз, окропляя основание монумента. Но не пачкая, в привычном смысле, поскольку там же мусорной горой возвышались... назовём это подношениями. При ближайшем рассмотрении, статуя "Величайшего Святилищая Матери Глубин", как её охарактеризовала Бальбулька, оказывается фонтаном. Восторг.
Оказавшись под воздействием пленительной омерзительности происходящего, сложно отвести взгляд и словно зачарованные Персиваль и я взираем на одиозную конструкцию, даже не пытаясь проявлять интерес к окружающей действительности, а ведь она требовала нашего пристального внимания. Грохот и плеск застигают нас беззащитными, шум отвратительного прибоя в миниатюре окатывает нашу парочку потоком грязной вонючей водицы, в то время как остальные спутники благоразумно держатся в стороне. Оголтело вращая головами, мы двое готовимся к драке, но вместо страшного катаклизма или встречи с недругами приходится слишком близко познакомиться с подробностями местного ритуализма. Так, жрец справляющий службу у постамента пихал в свою пухлую водоросли, рыбу и какие-то обрезки щупалец, глотая их не жуя. Проходясь вдоль водоёма он читал короткую молитву, булькающие звуки клокотали из набухшего брюха, здорово напоминая бурление котелка с клейстером, пока куатоа совершал круг, останавливаясь перед ликом богини. Завершая обход, он каждый раз исторгал содержимое желудка в канаву подле монумента, а значит случившуюся с нами неурядицу можно было считать благословенным омовением, состоящим по большей части из продуктов пищеварения священнослужителя. Порой жизнь одаривает тебя чрезмерным количеством подробностей... окатывает?
Отбрасывая назад липнующие волосы, утирая лицо грубым вервием в которое нас вырядили, я надеюсь поскорее забыть произошедшее, желательно вместе с пахучим тряпьём от которого тело начинало назойливо чесаться. Последнее можно списать на нервы. Отчаянно хочется двинуться дальше, лишь бы ничего не говорить и не смотреть на несчастную физиономию зеленеющего лицом Персиваля, детальное отражение моего собственного самоощущения. Мы даже успеваем сделать пару шагов, прежде чем к статуе Матери Глубин подводят двух пленниц, удерживая при помощи тех самых ухватов. Дуэргарка сыпала ругательствами и брыкалась, путы на её теле перетирали конечности, а она продолжала рваться, дёргая своих конвоиров, являя полную противоположность человеческой женщине со спокойным лицом и восково-белой кожей, подталкиваемой следом. Необоримый ступор местных обычаев снова нагоняет меня, вынуждая созерцать ужасающую картину двух женщин, подвешенных на брусьях лицом вниз. Без своих привычных молитв и расхаживаний, жрец берёт кустарного вида кинжал, приближается к дуэргарке и вспарывает живот одним невыносимо долгим, рваным движением. Клокочущее отвращение мешается во мне с животным гневом, пылающим в жилах так, что слабые отблески читаются испугом на лице рыболюдского жреца. Его лицо поразительно, дискомфортно близко, а я не до конца ещё понимаю зачем подскочил к нему и почему поглядываю на лезвие подрагивающее в плавнике. Голос Акаши струится в сознании. Подталкивает к действию, восхваляя за решительность и благодаря именно этому потворствующему рокоту души я одёргиваю себя, прошу у жреца прощения, потупив взгляд отхожу от него. Привычная роль, помноженная на природное красноречие умаляют гнев куатоа, помогая заговорить ему зубы. Я настаиваю, что оставшаяся девушка должна быть жертвой на крупной церемонии завтра, вместе со всеми нами и этого оказывается достаточно для её спасения. По крайней мере временного. Передёргивая плечами я наконец отступаю от фонтана, поспешив догнать Бальбульку.
С каждым мерзопакостным аспектом местной жизни, я всё больше радуюсь молчаливости обычных, нормальных рыб, предпочитающих держать в секрете будоражащие детали подводной жизни. Окружающим куатоа стоило поучиться у меньших собратьев. В сердце селения их сомнамбулические повадки бросались в глаза всё явственнее, намекая на обыденность происходящего — рыбаки стоят с удочками, протаскивая крючки по сухой поверхности берега обнажённого отливом, уборщики поодаль созерцают пустоту мутновато-белёсыми полусферами глаз, а случайные прохожие в своих прогулках искали разницы между движением по улице или в стену собственного жилища. Даже стражники в большинстве своём поддерживали иллюзию работы, словно массовка на огромном батальном полотне, которую усталый художник обделил вниманием. Не так мы представляли обещанную экскурсию, уж можете поверить. По крайней мере следующая процессия привлекала внимание обилием ярких красок, вспыхнувших на фоне промозглого уныния царившего в Слупладопе.
Женщина куатоа с розовой кожей и ярко-красными плавниками застыла у очередного алтаря, поменьше предыдущего, оказывающегося при ближайшем рассмотрении грубой шкурой, натянутой между четырьмя резными кольями. Забитый скат и плотная скрутка мёртвых осьминогов истекали обильным, неестественным количеством крови. Скатываясь вниз по наклонному полотну, багровая жидкость медленно наполняла ритуальную чашу, капая в такт словам рыболюдки. Фанатичка проповедуовала об Отце Глубин, горячо и яростно подбивая соплеменников на решительные действия. Наша потенциальная жертва, как мы понимаем, получает овации и одобрение от собравшихся бездельников, явно довольная собой. Ей на смену приходит прислужник, постоянно держащийся рядом. Более рослый, крепкий и яркий, чем все виданные нами куатоа (пестроту окраса культисты сами называют в проповеди благословением Отца), он шептал проповеди не повышая голоса, вот только слова его резонировали в густом туманном воздухе хлёстко и отчётливо, словно рождались прямо в наших головах. Эффектный трюк, жаль только текст не отличается от воззваний любых сектантов, способных подстеречь вас на улице. Назойливая чушь. К тому же, всем моим вниманием к тому моменту уже владел причал, расположившийся в десятках метров от алтаря — доски слабо покачиваются на воде, дерево стонет в объятиях отлива, а на привязи рядом или у самого берега виднеются лодки. Выдолбленные из цельных шляпок гигантских грибов, по видимому всё того же зархвуда, многочисленные кругляши вызывали странную приподнятость духа, уже давно рифмуясь в сознании со свободой.
Заканчивается наша развлекательная программа неподалёку от своеобразных купален, расположившихся ближе к окраине. Сразу несколько рукотворных оврагов приветствовали утомившихся путников зеркальными водами из Тёмного Озера, потрясающе чистыми безвкусными. Некоторым из присутствующих было особенно приятно избавиться от забористых запахов, излишне роднящих их с местными. Беднягу Персиваля, кажется мутило до сих пор. Прохладная влага, сколь бы она ни отличалась от хрустальных ручьёв поверхности, оказывает эффект благодушный, живительный. В закромах сущности обнаруживаются новые силы, мы начинаем переговариваться и обращать внимание друг друга на разнообразные примечательные вещицы, обнаруживая в том числе и небольшой торговый развальчик. Тут уже барахло принадлежавшее дроу окончательно покидает сумки. Утлые полочки ломились от разного рода инструментов пресечения жизни и нанесения страданий. Следы крови на железках намекают, на отнюдь не бартерный способ расширения ассортимента, но разве можно заинтересовать голодных детей блестящими игрушками, когда они слышат заветное слово “еда”? Большая часть сомнительных сокровищ группы сменяется ворохом свёртков с прессованными грибами и плотными водорослями — ноша, которую приятно нести. А когда нас возвращают в просторное складское помещение к неприглядным тюкам и довольно броскому чану густой питательной жижи, на месте нас уже поджидает безучастная девушка, спасённая из лап кровожадного жреца. Её зовут Аяна и она... говорит, что хорошо знает нас.
