Сквозь чужие двери - 6. Полтора евро за самоуважение

Сразу после того, как я окончательно убедился в бесполезности моих «трёх лет стажа» мойщиком посуды, меня снова вызвали в арбайтсамт. В коридоре я заметил, что на стенде с вакансиями появились объявления, обещающие целую россыпь возможностей: от стройки до логистики. Но когда я подошёл ближе, выяснилось, что везде требовали какие-то сверхъестественные документы или безупречный немецкий опыт работы. Ни того, ни другого у меня не имелось.
Инспектор на этот раз был мужчина в свитере, сидевшем на нём так, будто тот боялся, что свитер с него сейчас снимут. Он сосредоточенно тыкал в клавиатуру, время от времени буркая «aha» и «ja, ja». Наконец он заметил, что я сижу напротив.
— Вам надо работать, — произнёс он с уверенностью оракула, вещающего по расписанию.
— Точно надо, — согласился я.
— Можем предложить вам работу за… полтора евро в час. Это называется «один-евро-джоб», — пояснил инспектор. — Чтобы вы не сидели без дела.
Я хотел спросить, что значит «один-евро-джоб», если там целых полтора. Но решил не спорить: вдруг это какое-то арифметическое чудо немецкой бюрократии. Да и сидеть «без дела» я уже порядком устал. В общем, подписал какую-то бумагу, выслушал инструкции и ушёл, ощущая, что вновь вляпываюсь в странную историю.

***

На следующий день я стоял перед дверью дома престарелых. Табличка сообщала, что здесь живут пожилые люди, нуждающиеся в заботе. По идее, я должен был помогать организовывать мероприятия, играть с ними в шашки, водить на прогулки, иногда приносить стакан воды. Как выяснилось, не всё так просто.
Внутри меня встретила женщина в белом халате. Она мельком глянула на мои документы и с деловым видом произнесла: 
— Aha, это вы. Значит, будете у нас Helfer (помощник). Идите сюда, я покажу вам, где брать чистые простыни.
Я хотел сказать, что меня вроде бы наняли для «организации мероприятий», но удержался: кто я такой, чтобы спорить с дежурной? Пошёл смотреть простыни.

***

Сама обстановка в доме престарелых напоминала смесь больницы и санатория. Светлые коридоры, запах дезинфицирующих средств, тихая музыка, которую включают ради успокоения. Мои коллеги — такие же помощники, в основном молодые, бодрые ребята. Но почему-то каждый раз, когда я пытался поговорить с ними, они глядели на меня, как на лишний шкаф: «ты вроде есть, а какой в тебе толк — не ясно».
За пару дней работы выяснилось, что меня частенько путают с одним из подопечных. Женя надо мной потешалась: 
— Эдик, у тебя, наверное, слишком грустный вид. Или ты выглядишь «немного» старше? 
Впрочем, возможно, дело было в том, что я не умел уверенно заявлять о себе. 
— Нужно говорить твёрдо: Ich bin Mitarbeiter! — подсказывали мне. 
Но твёрдость заканчивалась у меня на уровне повторения слова «Mitarbeiter», которое я произносил робко, как оправдание.

***

На третий день ко мне подошла сотрудница, по виду — главная медсестра, и вежливо попросила: 
— Извините, вы сейчас заняты? У нас один дедушка, Herr Weber, мучается от боли в ногах, могли бы вы помочь ему дойти до столовой?
— Конечно, — ответил я.
Потом она слегка нахмурилась: 
— Кстати, вы у нас пациент какой палаты?
Я аж споткнулся от неожиданности. 
— Нет, — говорю, — я не пациент, я ваш сотрудник за один евро в час, вернее полтора. 
В ответ получил растерянное: «Ach so…», что в переводе означает что-то вроде «Оно и видно, что-то не так».
Позже выяснилось, что люди, видавшие меня подававшим воду или таскающим коляски, просто думали, что я один из здешних обитателей, помогавший другим от скуки. Возможно, моя манера медленно ходить и тихо говорить создавала образ «больного». Вскоре пошли шуточки типа: «Коллега, а вы точно не наш новый подопечный?» 
Я уже не знал, смеяться или плакать.

***
Официально я должен был помогать в организации досуга: фильмы, концерты, чтение книг вслух. Но в реальности меня всё время просили принести простынь, убрать со стола, открыть окно, закрыть окно, потому что сквозняк и «наши бабушки простудятся». Я не спорил, ведь полтора евро в час тоже не должны доставаться просто так, верно?
Женя, узнав о моих злоключениях, говорила: 
— Эдик, ведь это лучше, чем мыть тарелки? Ты помогаешь людям…
Я не находил, что ответить. «Помогаю» ли я? Скорее, брожу по коридорам, ощущая себя тенью на заднем плане.

***

В доме престарелых оказалось немало постоянных сотрудников, которые работали там годами. Они с доброй улыбкой подбадривали пожилых, умело манипулировали бюрократическими документами и как-то умудрялись сохранять благообразный вид, постоянно находясь в гуще запахов лекарств и семейных драм. Я смотрел на них и думал, что у них получается. А у меня, кажется, всё дело шло через одно место.
То ли потому, что я не умел быть инициативным, то ли в силу того, что я слишком стеснялся «влезать» в график мероприятий, — но факт оставался фактом: меня продолжали путать с подопечным. Как-то раз один из санитаров даже принёс мне одеяло и предложил «пойти в палату отдохнуть». Я шокированно буркнул, что работаю здесь, а он только пожал плечами.

***

Так я тянул эту маловразумительную лямку несколько недель. Возможно, ещё продолжил бы, если бы не очередные пертурбации судьбы. Но пока что, в тот период, я получал полтора евро в час за то, что пытался быть полезным среди людей, которые сами нуждались в помощи. Чувство бессилия преследовало меня повсюду. Но не так уж важно, как мы чувствуем себя внутри: мир всё равно предъявляет счёт. И я платил — своим временем, своими иллюзиями, остатками самоуважения.
Казалось, что это очередная остановка на длинном пути «откуда-то в никуда». В глубине души я надеялся, что хотя бы тут моя внешняя пассивность — которую принимали за почтенный возраст — когда-нибудь обернётся чем-то полезным. Но пока я не видел просвета. Только новые вопросы: «Из какой вы палаты?» 
Да и полтора евро за час не сильно укрепляли веру в светлое будущее.
И всё же я продолжал появляться по утрам в холле, стараясь поверить, что это и есть мой очередной шанс показать, какой я надёжный человек. Сотрудники в белых халатах здоровались холодновато, а подопечные просто кивали,  считая меня одним из себе подобных. Похоже, оставалось надеяться лишь на то, что жизнь когда-нибудь покажет другую сторону своей медали.



* Ein-Euro-Job — работа за один евро
   Ich bin Mitarbeiter! — Я сотрудник!
   so — так