Фантастика XXI века. Литература альтернативной реальности.
Валерий Шалдин
Великий Контрабандист. Книга первая (главы 1-10)
Все события, изложенные в книге о приключениях Фаддея Адашева подлинные, и произошли они в одной из множества реальностей мультиверсума. Автор ничего не выдумывал, а добросовестно изложил в данной книге факты, добытые в специальных архивах, хранящих сведения о Волшебных Дарах, подаренных людям Высшими цивилизациями.
В тексте можно встретить слова и целые предложения, написанные по правилам орфографии, действующей до 11 мая 1917 года от РХ (Постановление совещания (Временного правительства) по вопросу об упрощении русского правописания). Кроме того, встречаются слова из обсценной лексики и выражения из «музыки Иванов». Строго 19+
Глава первая. «А» - «Азъ»: Атъ казла - не молоко. Абрекъ на коле, пустилъ въ поле - пусть гуляетъ. Атальются волку коровьи слёзки.
После проливных дождей пришло в наши веси тепло. Небо, пребывавшее ещё утром в облачной задумчивости - толи дождём пролиться, толи проясниться, решило, что надо заканчивать с мокрыми делами. Раскалённый солнечный диск застыл в бескрайнем голубом небе, старательно выжигая из лесной почвы и лысины деда Власия влагу. Из лысины представителя крестьянского сословия у Солнца ещё получалось выжать капли влаги, а вот из лесной почвы – фигушки, мощности светила не хватало. Это вам не юга, где от жары земля трескается. У нас леса дремучие, заболоченные, с множеством речушек и ручьёв. Но лучики Солнца постоянно пытаются прорубиться сквозь тьму еловой хвои и насытить лесной мир светлой жизнью, придавая лесу тысячи расцветок. Это видит тот, кто понимает лес. А степному жителю или горожанину покажется, что здесь только зелёная стена, синее небо и бурая от сухой хвои земля.
Новый день встретил деда Власия суетой, заботами и росой на траве. Но не моги всматриваться в капли росы, ибо сквозь каплю росы можно заглянуть в иной мир, а там тени приглашают тебя к себе, и сама Тьма из Великой бездны глядит на тебя. Жуть!
Дед Власий хорошо чувствовал лес, но пробирался по нему с величайшей настороженностью, ибо окаянно браконьерствовал простой сельский обыватель, иначе говоря, крестьянин Власий. У дедушки рыльце пребывало не просто в пушку, а в густой шерсти. Приходилось браконьеру постоянно прятаться и возносить молитвы православных старцев на всяку потребу души, чтобы Высшие силы отвели от Власия злых охранников. Посему попадаться деду в лапы егерям или казакам-стражникам, ну, никак нельзя … живёт природа, но ты здесь лишний…
- Отец наш Всемогущий, – говорят святые старцы, - этот мир создал, и конца ему нет, доколе не наступит Страшного Суда День. Однако и древнему чудовищу по имени «Халява» поклоняемся. Так что живём каждый день, как последний, своею шкурой рискуя.
Егеря, если не подстрелят, то сразу сдадут браконьера в жандармский участок, а казаки ещё и нагайками попотчуют. С этих держиморд станется: болезненный и потрёпанный вид деда вряд ли сможет прослезить стражей - мы для них, как блохи в шубе. Для служивого сословия мы людишки третьего сорта, на которых им ноль внимания, фунт презрения. Найдут стражники в котомке деда тушки лепуса и лутра и привет – полный перпердопель, окажется дедушка на каторге. Тут уж, как говорится, пиши пропало. Да и за притороченного к поясу колчикуса насуют деду звездюлей, не побрезгуют. За собранную ягодку и травку тоже может знатно прилететь по организму. И плевать, что травки той по два-три пучка: поташник, прострел сон-трава, кермек, рогач и копеечник. За дросеру и ядовитую эфедру и прибить могут. Вот такие тут законы. Почему-то все законы предназначены для малограмотных крестьян, а не для аристократов, тем более волхвов. Законы, надо понимать, пишутся исключительно для того, чтоб хорошему человеку нашлось, чем зад себе подтереть.
Приходится деду при любом шорохе нырять в кусты и делать вид, что он всего лишь росток бесполезного сорняка. А какой спрос с сорняка? Лесные шорохи и всякие подозрительные звуки напрягали дедушку хуже звуков на ином заброшенном погосте – крадёшься и шугаешься собственного дыхания и своих же шагов. Ещё вдруг вознамерился нервировать дедушку невидимый лесной ворон – предвестник несчастья. Бу-бу-бу, сидит ворон, бля, на дубу. Сволочь пернатая – каркает где-то поблизости своим пропитым голосом. Его гнусный «Каааарррр» раздаётся со всех сторон, кажется даже, что из-под земли каркает. Вопли ворона раздражали и оптимизмом от карканья не пахло. Наоборот пахло неприятностями. Какого рожна каркаешь? От этого карканья у дедушки появилось острое желание преступить сразу несколько из десяти заповедей. Чтоб ты, гадость крылатая, обгадился и воды поблизости не нашёл! Чтоб тебя тараканы заблевали, моль поела и мухи обсидели. Но, вслух так говорить не следует, ибо чёрный ворон, как филин и сова, слуги самого Чернобога. Кто с вороном знается, тот принял сторону мрака, познал вещие слова и на тайной дороге видит Знаки. Однако, это мутные, с душком мракобесия, суеверия. Но, суеверия суевериями, однако лишний раз не помешает прошептать слова благодарности лесному дедушке: «Блага тебе, дедушка лесной, за твои подарки».
Солнце начало клониться к закату, напоследок даря лесу тёплый свет. Пора уже подумать о ночлеге. Стоило деду подумать о привале, как его желудок сразу же дал о себе знать, зарычав громче голодного люпуса. Вскоре нашлась небольшая полянка, капитально заросшая кустарником и травой: вот здесь, спрятавшись в кустах, можно и остановиться на привал, что Власий и сделал, бросив котомку в густую траву. Котомка, судя по её виду, ещё сто лет тому назад потеряла окраску, форму и смысл своего существования, но, почему-то держалась за свою никчемную жизнь. Сначала он достал из котомки хитрую железяку, предназначенную для оборудования места под небольшой костёр. Не охотничьим же ножом ковыряться в земле? Очистив место под костёр, Власий насобирал сухих веток для костра и изготовил две рогатки, которые воткнул в землю. На рогатки легла ровная ветка, а к ветке дед прицепил небольшой помятый жизнью походный котелок. Сухих веток хватит, чтобы устроить жаркий, но не очень дымный костёр. Огонь нужен, ибо грехи не греют. Налив вкуснейшей родниковой воды в котелок, Власий с помощью новомодных спичек запалил костёр и приступил к освобождению тушки колчикуса от перьев. Выдрать перья, выпотрошить птичку, отрезать ей голову и лапки – всё это дед делал быстро и профессионально. Дитя леса: в лесу Власий не помрёт, если бер его не задерёт, а люпусы летом на людей не нападают. Опасаться надо людей, ведь браконьерствовал дед в заповедных местах. Ещё сам император Александр Второй Великий, дедушка нынешнего императора, своим Указом объявил эти места заповедными. Это значит, что тёмному народишку нельзя здесь ошиваться. Боже упаси даже ягодку сорвать. В этой местности все люди делятся на две категории – на тех, кто любит «промышлять» в заповедном лесу, и на тех, кто ловит тех, кто промышляет в угодьях.
Чтобы глупый народ не собирал ценнейшие ягоды, травы и прочие дары леса, огромную заповедную территорию, расположенную между Брянской и Калужской губерниями, сторожили охранники, с которыми лучше не ссориться. Но главная ценность леса не ягоды и травы, а реликтовые сосны и дубы.
Местному населению разрешалось в определённое время заниматься собирательством, но только на некоторых участках леса, да и то, если приобретёшь лицензию.
- На кой ляд нам сдалась их поганая лицензия? – тихо возмущался Власий неприличной ценой разрешительного документа. - И вообще, пошли начальники со своими лицензиями козе в трещину. Мой дед жил лесом, и я проживу без ваших лицензий. И не браконьерствую я, а совершаю паломничество в одиночестве по природным местам, ага. Не мы такие, жизнь такая. Плевать мне на облико морале, если мои внучата должны по чьей-то милости голодать и ходить в обносках. Топчись оно всё конём! Из трав и ягод, что добуду в местных лесах, умельцы приготовят лечебные отвары, а из шкур лепуса и лутра можно соорудить приличные шапки, или продать шкурки городским обывателям. Зимой надо озаботится установкой капканов на люпусов: у них в период холодов шерсть становится густючая – отличные унты получаются. Если люпусов штук шесть добыть, то и шубу можно стачать на взрослого человека.
Короче говоря, планы деда Власия просты и понятны, как полновесные имперские рубли. То, что его действия противоречили законам империи, то дело житейское и интимное: от государства не убудет, если отщипнуть чуток благ себе. Ох, и любит дед Власий охоту, аж страсть! Рыбалку он тоже уважал, но деду приходилось браться за любую работу, какую только предоставлял «его величество случай». Древний инстинкт добытчика во Власии не спал, а кипел с брызгами.
Кстати, о брызгах. Власий не забывал помешивать варево, что булькало в котелке. Мясо и потроха колчикуса, плюс крупа, немного травки – в результате получится великолепное сытное блюдо, кое и в столичной ресторации не приготовят. Однако надо, задери тебя коза, поглядывать по сторонам, что Власий и делал, помешивая варево, словно творил запрещённую инквизицией ересь. Он рисковал, ибо запах от его варева распространялся на многие аршины от костра.
Накаркал-таки зловонючий ворон дедушке Власию несчастья. Накаркал до помутнения рассудка у бедного крестьянина, до грязных портков. Власий не просто так выбрал эту полянку, а с умыслом: она располагалась в окружении болотин, и даже одно небольшое озерцо блестело водой недалеко от этого участка леса. Хорошее местечко: здесь спокойно, а проклятые комары меньше досаждают своим малярийным стоном. Ушлый дед знал, что сюда практически не забредают егеря, а казакам на их конях по болотистой местности вообще трудно пробираться. Проходимые тропки среди кудлатого камыша знать надо. Незнаючи можно легко ухнуть в жидкое сало трясины с головой, только потревожишь кувшинки, белеющие на чёрной воде. Старики говорят, что тела утопленников в болотном гное не разлагаются, а сохраняются вечно. Вот не надо нам такой вечности на болотном дне, среди гадов, червяков и прочей нечисти.
[justify] Теоретически деда не должны поймать и покарать. Если бы поймали, то штраф выписали бы не только крестьянину, но и местному барину, а тот, осерчав, велел бы всыпать батогов деду на конюшне хоть и нет сейчас крепостного права. Мог дед и на каторгу загудеть, если бы власти вдруг сильно озлились. Всякое