Средневековый человек

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ЧЕЛОВЕК

Вера и Истина

Автобиографическое эссе


Велика тайна Рождения, Человек никогда ничего в должной мере не постигнет до тех пор, пока  не освоит ее.
(Ведомый Влекущий  «Книга Вечной Жизни»)

Самое большое чудо для нас, вне всякого сомнения – чудо нашего рождения. Сколько случайностей должно было произойти, как много различных факторов сойтись, чтобы именно на нас пал выбор и среди бесконечности вариантов именно для нас выпало это счастье, и открылся для нас этот удивительный мир.
Почему я? Почему мне? Не могу объяснить. Да и не хочу вдумываться. Просто Бог, Его воля. Пусть кто-нибудь после этого скажет мне, что Бога нет, в зрелом уме своем я ни за что в это не поверю. Да, верно сказано: чтите родителей своих, но понимайте, что истинный ваш родитель – Бог, что все вы, прежде всего, дети Божьи. К этому моему, маленькому, личному, чуду я никогда не привыкну. Вот с этим ощущением невероятности, необыкновенности происходящего со мной, я всю жизнь и живу.
(Ведомый Влекущий  «Книга Вечной Жизни»)


«Тамбовщина – благодатный край…»
Не могу даже предположить, кем бы я был, останься я в тех краях навсегда, Бог распорядился по-своему, мне ли с Ним спорить?

В литературном мире нет смерти, и мертвецы так же вмешиваются в дела наши и действуют вместе с нами, как живые.
Н. В. Гоголь

Пожалуй, иного мира, кроме такого литературного, я в своей жизни и не знал. Одна из причин этого, по всей видимости, в том городе, который стал для меня даже не второй, а единственной, истинной, родиной. В Коломну я попал в 1949-ом, в возрасте трех лет, и никогда не задумывался, нравится мне этот город или нет.

«Тамбовщина»…
Обычно в произведениях подобного рода (а я привык, в силу своей профессии, во всем следовать законам жанра) неизбежно заходит разговор о родословной автора, о его детстве, молодости. Но мне тут рассказать особо нечего. Наврать мог бы с три короба – опровергнуть нечем и некому: архивы в нашем сельсовете во время войны то ли сами сгорели, то ли специально были уничтожены. Зачем? Трудно понять логику чиновника русского (тем более, советского),  многие пытались, но никому до сих пор не удалось.

Знаю точно, что предки мои бежали на благодатный наш тамбовский чернозем из Посполитчины, спасаясь от преследований за православную веру. Что все в моей родне были не просто верующими, а истовыми фанатиками. То же осталось и во мне: вот только к поповщине я равнодушен, да и баек всяческих их не терплю.

С детства я был предоставлен самому себе, ни о каком детсадике моей матери и мечтать не приходилось в то время. Моей воспитательницей стала природа: лес, река, поля до самого горизонта, и этого мне уже никогда не изжить в себе. Была, конечно, и альтернатива: двор – игры, драки, система подчинения, система вовлечения. Любой вакуум в итоге чем-нибудь да заполняется.

Потом пришла школа и энергичные, самоотверженные, в меру и не в меру ретивые тетеньки и дяденьки с увлечением, даже азартом, принялись  забивать мне голову всякой чепухой. Господи, сколько же этого мусора до сих пор сидит в моей многострадальной башке! А в последнее время к нему добавились еще и его опровержения. Вроде как мусор на мусор, мусор в квадрате. И уже никак, до конца дней своих, не разобраться мне в подобной помойке человеческого «знания».

Но как же без института, высшего образования? Голова трещала, все изнутри противилось тому бреду, который загружали и загружали в меня, не лопатами даже, а экскаваторными ковшами. К счастью, я в то время уже нашел альтернативы, отдушины. Может быть, природа мне помогла?

Но все равно я отчаянно сопротивлялся, противился засорению моих мозгов, как только мог. Затем в добавление к природе пришли кино и литература, однако с ними и другая проблема. Я обладал уже в то время хоть и не феноменальной, но постоянно голодной, рыскающей памятью. Сводя до минимума время, которое необходимо было уделять учебе, я занимался самообразованием, достигнув в этом неплохих результатов. Так появились знания настоящие, не из мусорного бака, а это большая сила. Вкупе с умом они всегда означают власть. Над кем, над чем – не столь важно, но ты уже вышелушиваешься из обычного ряда.

*Я задумываюсь иногда: наверное, больше половины своей жизни я провел в отрицании. Слишком многое в одно ухо влетало, а в другое вылетало. Однако как еще можно жить в нашем общем сумасшедшем доме, в котором с годами государственное слабоумие лишь прогрессирует?
(Здесь и далее звездочкой *  выделены цитаты из автобиографической книги Николая Бредихина «Исповедь одиночки» – Прим. редактора)

Мой город никогда не бывает тихим, безлюдным. Вот проехала с грохотом коляска какого-то помещика с кучером на козлах. А там барышня в длинном платье, с зонтиком в руке, затянутой в перчатку по самый локоть, пробирается по краю тротуара, стараясь не наступить в грязь. С осиной талией, в корсете. Я долго смотрю ей вслед, не в силах оторвать взгляд.
К монастырским воротам проскальзывают две инокини. Полуслепой старец с посохом, сопровождаемый мальчиком-поводырем, застыл в немом благоговении перед пятиглавой церковью.

Стоп! Замерло! Я смотрю на эту немую картину и не могу понять, что происходит. Так длится буквально несколько секунд, затем все тут же возвращается на круги своя: местные алкаши на дороге к храму, тянущие руку за милостыней, голуби-сизари, клюющие хлебные крошки, рассыпанные какой-то сердобольной старушкой-пенсионеркой. И, конечно же, я сам - плетусь на работу, через десять минут заканчивается мой обеденный перерыв.

Брат сказал мне как-то, что он во многом не понимает меня, так как живу я в своем, придуманном мною же самим, мире. Но что делать? Совсем недавно, буквально на днях, я наткнулся на ту цитату из Гоголя, но сам так и прожил всю свою жизнь, как классик описал. Мне ничего не стоит подойти, например, к Бианту и попросить у него совета, хотя где Древняя Греция и где я? Я не делю мир на мертвых и живых, реально существовавших людей или выдуманных. Для меня они все едины. Когда я встаю утром с постели и вспоминаю приснившуюся  мне ночью мать, я не иду к ней на могилку, я могу побеседовать с ней где угодно.

*Так получилось, что многое из того, что я накопил, чего добился в жизни, оказалось выброшенным на помойку. Речь идет как о материальных, так и духовных ценностях. Эти духовные ценности оказались настолько важны для меня, что я предпочел вместо того, чтобы от них отказываться, сменить место жительства. Выбор, как ни странно, оказался очень велик: внутренняя эмиграция, самозаточение, подвижничество, виртуальный мир, «белые ночи», хоть по Достоевскому, хоть в небезызвестном заведении. Я выбрал вневременное духовное пространство, в котором и Сократ мне брат, и дедушка Ленин обитает где-то по соседству.

Это не делириум, прошу не беспокоиться господ психиатров, просто особенности моей профессии. Наверное, какой-нибудь «призрак» или просто литературный клерк, безжалостно руками бандитов-отморозков, маньяков, вампиров и прочих уродов в своих «творениях» вырезав целую, ни в чем не повинную, семью, и даже не вымыв после этого руки, что по локоть в крови, может потом взглянуть на часы и сказать себе: а не пора ли мне в ночной клуб куда-нибудь завалиться или отправиться с сыном на рыбалку? Я крови в своих произведениях не терплю, но вот и переключения подобные у меня почему-то плохо получаются.

Стоп! Снова слепой старец и мальчик-поводырь.
Так вот легко и просто вошли в мою жизнь Арефий и Любомила. Продолжится ли их жизнь в воображении других людях?

Хотя, конечно, если отмотать назад, все началось с иконы…
Иконы необыкновенной, с чрезвычайно редким сюжетом: «Слово плоть бысть». Фабула ее долгое время буквально преследовала меня, потом появились те персонажи.

Ах, если бы так легко жилось нашему брату: родился замысел – садись и шелести без устали клавишами компьютера. Но, к сожалению, подобное бывает лишь среди законченных графоманов. Мы, писательский цех, несмотря на все наши странности, патологически здоровы. Семь с половиной лет ушло у меня на то, чтобы изучить материалы о том времени, тех людях, прежде чем они ожили, заговорили, нашли свое место на страницах задуманной мной книги.

Я не вылезал из Исторической библиотеки, буквально начинен был житиями святых, но вряд ли получилось бы то, что я задумал, если бы не две подсказочки, которые сами пришли мне навстречу: трехтомник «Поэтические воззрения славян на природу» сказочника Александра Николаевича Афанасьева, который ко всему прочему был почитаемым во всем мире, недюжинного таланта ученым, и то, что я всю свою сознательную жизнь прожил в городе, буквально набитом сокровищами (конечно, не Гарун-ар-Рашида, а нашей русской старины). Монеты, фарфоровые статуэтки, редкие иконы – со временем, конечно, все это растеклось по разным грязным рукам, но поначалу не ценилось ни в грош – столько этого добра было. Ходили также легенды, что в нашем городе находилась на хранении огромная библиотека старинных книг. Да что легенды! Я сам по молодости любил иногда подурачиться, поудивлять народ, сидя на лавочке с какой-нибудь инкунабулой огромных размеров в переплете из воловьей или телячьей кожи, делая вид, что читаю ее. Хотя ни в древнерусском, ни в церковнославянском языках на то момент не смыслил ни уха, ни рыла. Продать такую книгу было невозможно, а купить за бутылку водки – не вопрос. У матери рука не поднималась выбросить что-нибудь из этого, по большей части, хлама, когда я его домой приносил. Попался мне как-то и трехтомный словарь древнерусского языка, словно Бог послал мне его с неба. С этого все и началось.

Есть в моем творческом багаже две книги, натыкаясь на которые, люди испытывают в лучшем случае недоумение: «Богоматерь Воплощение» и «Галактический человек». Одна о прошлом, другая о будущем. Но если о будущем каждый из нас, без обиняков, волен иметь то представление, которое ему заблагорассудится, то к прошлому надо относиться с максимальной бережностью.

Во власти человека только настоящее и будущее, прошлое нельзя толковать. Все, что было, - было, любая попытка помыкать своей памятью оборачивается уродством.
(Николай Бредихин «Полковник Вселенной»)

Наша память… Стереть ее, и нет человека, он даже не будет знать, как ложкой пользоваться. Так и будет хватать пищу руками. Если стереть или исказить прошлое, внешне все будет выглядеть достаточно благопристойно, однако наше настоящее и, в особенности, будущее, непременно изменятся. Что-то из пройденного нам придется осваивать заново, да и изрядно потоптаться потом на одном и том же месте. Моисей возвеличил свой народ тем, что, сорок лет водя его по пустыне, постепенно стирал в его памяти недавнее рабство. Сработало. Евреи до сих пор боготворят своего пророка. Но…

*Не дай бог появится среди нас, русских, пророку, мы его тут же утопим, еще в купели,  ну а со святыми и того проще: что за труд нам соблазнять да совращать их – сами с голоду передохнут. Вот дурак, блаженненький – это идеал, свой в доску парень, этого мы, пожалуй, поддержим всегда и во всем.

Но…

Сколько ни пытал я философов, ученых, богословов, ни один из них так и не смог  объяснить мне,