«Медный всадник» — символ Петербурга, гениальный шедевр Фальконе…
Но то, что видимо моему зренью, не очевидно для моего сердца.
Я смотрю в петербуржскую ночь, на лакированном черном экране неба мелькают картины давно прошедших дней…
Прижата к горизонту чернотой туч узкая полоса неба. Сырой ветер гонит рваные, облака с Балтики. Воздух дребезжит металлическими звуками, пропитан едким дымом обжигаемых свай. Плачущий лязг хрипит, точно задыхается в злобе и растекается по берегу Невы горькой жалобой. Стучат топоры, тянутся по зловонной жиже тачки с песком, булыжниками и кирпичами. Изнуренные цингой и голодом, тащат брёвна, пилят, накатывают, стоя по пояс в воде не люди, а тени. Их существование наполнено великим страхом и покорностью. Из грязи и серого тумана возникают первые очертания Петербурга. И вот уж берег Невы поднят на сажень, окован в гранит, а на месте еловой поросли — Адмиралтейство с высоким шпилем, на золоте которого горит северное солнце.
Меня восхищает «Медный всадник, но почему же, когда я смотрю на него, то вижу лишь железные щёки Петра и чувствую холод балтийского ветра по горлу?
