Рассвет долго стучался в её окна

- Алло, Нин, ну, что ты решила? Едем в субботу на вечер встречи?
- Пока ещё не решила. Собираю Светланкины вещи. Если не поеду, то проведу вместе с ней эти выходные у мамы.
- Ну ты же знаешь, Николай опечалится, если тебя не будет на этом вечере.
- Знаю. Ну, что ушло, то ушло.
- Ты и сама знаешь, что не ушло, и, когда ты всё же скажешь ему про Светланку?
- Никогда. Как представлю глаза его жены, которые на последнем вечере встречи  злобно сверлили меня, словно какую-то распутницу, так и понимаю, что надо забыть прошлое.

… Нина подошла к спящей дочери, поправила одеяльце, нежно поцеловала её ручку.
На ум, почему-то пришли слова: у беды глаза зелёные…
У Светланки тоже глаза зелёные. И вовсе она не беда, её дочка, а подарок недолгой любви с её отцом, который даже и не знает о её существовании.
А, может быть, знает? Ведь, сказал же: «Я никогда не перестану тебя любить!»
Нет-нет, не надо даже думать об этом. Всё в прошлом, и не надо бередить ни чьи раны!

… Рассвет в эту бессонную для неё ночь долго стучался в её окна и всё же достучался, и был он на редкость спокойным и решительным. Его пурпурная заря чудесным образом отразилась на выпавшем ещё с вечера снеге нежнейшей розовой дымкой, совсем как щёчки ещё спящей дочки. Деревья застыли в чистом серебре, отбрасывая голубые тени, словно её бессонные ночные бдения, куда-то далеко-далеко в неведомую ей даль.
Сверкнули первые лучи февральского солнышка, и стужа, ещё чуть–чуть дремавшая в её сердце, ушла куда-то навсегда восвояси, словно говоря ей, что всё у них со Светланкой будет хорошо.

Ровно в восемь утра снова раздался звонок подруги.
- Доброе утро. Ну, что ты решила с поездкой?
- Поедем с дочкой на выходные к маме.
- Что сказать Николаю?
- Скажи, чтобы перестал меня ждать в его жизни.