Разговор по душам

память о том незабвенном падении с
ве́лика у поворота к булочной... на Флотской... Ты, падая,
пропорол руку колючей проволокой... Эх, везло тебе с про-
волоками! Помню, как снова погнали в травмпункт... Весё-
лые были времена, гы-ы! – и Лепестков вновь пригласил
к столу коньячного халдея. Промокнул платком свой лоб.

— Новая игра, господа. Делаем ставки, – повторился дилер.
Но как-то приглушённо в этот раз. Без широкой улыбки
и глядя в глаза Лепесткову, умудрившемуся спустить в ту
ночь почти все свои деньги. Инспектор, всё слышавший и
всё прекрасно понимавший, не мешал исповедоваться по-
сетителю. А тот досаждал:
— А на работе у меня, Дим, одни крысы. Жирные и наглые, –
подвигая с напускным безразличием все свои последние
фишки и машинально делая ставку, вывел сбивчивый Ле-
пестков. — Я же с Танькой закончил Плешку... я не гово-
рил разве?.. ну, мы же с ней в одной группе учились!..
Я в Тора-Банке работаю... Я глава отдела кредитования...
Сложная работа, Дим. Мимо моих маленьких рук прохо-
дят большие суммы. Господи, Димка! Сколько в мире
материальных радостей, в которых я отказываю себе из-за
хорошего воспитания. Иногда я думаю о тех, с кем
работаю... это благовидные сволочи и дураки. А дураки,
чтоб ты понимал, — это люди, которые смотрят на жизнь не
так, как я. Иногда мне кажется, что они счастливее меня, –
выводил заплетающимся языком всё ясно соображающий
Лепестков.

Он отдавал отчёт каждой своей фразе, каждому
жесту даже тогда, когда приглашал к столу бледного юно-
шу с коньяком.

— Дим, деньги — это пустяк, – Лепестков теперь
искренне не хотел отыгрываться, и ему было наплевать
на все прежние проигрыши, — я, вот, машину продал,
ну и отметив это дело, хрен знает зачем, оказался здесь.
Не помню с кем, с Васькой, кажется... Васька!.. Где Вася?..
Я без Васьки не играю!..Слушай, Танька ушла к другому,
так на кой ляд мне деньги!.. У неё с новым, говорят, жизнь
в любви и согласии... без скандалов... Да не бил я Таньку...
Честно, я не дрался почти никогда... Говорят, с ним ей
деньги не нужны... Ничего ей от него не надо, а он и не
даёт!.. А от меня ей всегда что-то было нужно... Я, Димка,
редко пью, но если выпиваю, то от души. Про таких, как я,
говорят: «Они не пьют, но у них всегда с собой закуска» – и
Лепесток хихикнул. — Деньги, Дим, это мусор. Но почему-то
выбрасывать этот бумажный хлам всегда жалко. На! – и игрок
вытряхнул на стол остававшиеся в кармане фишки, — на
ну́жды казино! – безрассудно-щедрый Лепестков
стал застёгивать свой однобортный пиджак.

Дилер не проронил ни слова, но и к игре не пригласил.
Он смотрел на Лепесткова не улыбаясь. На самом деле
Назаров был разговорчивым малым, только не на работе!
Все его мысли струились бурным, но беззвучным потоком
в его голове. Сердце и душа Назарова отзывались нежным
состраданием ко всей спонтанной исповеди Лепесткова.
Он, конечно же, признал своего прежнего дворового прия-
теля и бывшего одноклассника. Узнал в отёкшем лице
Лепесткова черты изменившегося лика мальчишки из своего
двора, где прошло всё его детство. Вспомнил того, с кем
он когда-то — в далёком прошлом — проводил много вре-
мени в подвижных уличных развлечениях и за настольными
играми в уютном доме, хаживая к тому в гости. Вспомнил
матчи со старшеклассниками на школьном футбольном поле;
в своей команде Назаров был вратарём. Оставаясь внешне
сдержанным ко всем откровениям нетрезвого посетителя,
внутренне Назаров сочувственно клокотал: всё в нём
закипало, и его эмоции в адрес Серёги Лепестка бурлили.
Назаров был душевным человеком. И он негодовал в себе:
«Бежал бы ты отсюда, Серёга!»

Он охотно дал бы Лепестку номер своего мобильного теле-
фона. Хотел бы встретиться с ним однажды и нагово-
риться обо всём; приехал бы с ним во двор детства, на-
вестив, быть может, кого-нибудь из их общих друзей. Он
сам был не прочь излить свою душу Лепестку, пожаловав-
шись на растраченные в казино годы: «Как много мною уже́
не сделано и сколько ещё предстоит не сделать!» Или так:
«В мои тридцать восемь лет я держусь на этой про-
клятой работе только благодаря своей молодцеватой внеш-
ности. Я — зави́дно нестареющий малый... Я знаю, как
живётся людям с нетрадиционной...» Но ход мыслей обры-
вался в голове Назарова тогда как его нестерпимо тянуло
обниматься со злополучным игроком. Мечталось взбить его
как перьевую подушку своими длинными руками, похло-
пывая покатые скруглённые плечи Лепесткова. Дмитрию
хотелось потрепать седые волосы над ушами приятеля,
погладить сальную плешь своими крючковатыми пальцами и
поцеловать его лоб. Но он не мог подчиниться ни одному
из своих эмоциональных порывов. Назаров стоял у стола,
привычно ведя игру. На работе он тщательно придерживался
всего традиционного вообще и старательно следовал сво-
ей профессиональной привычке громко возглашать: «Ваши
ставки, господа!»
— Ваши ставки, господа. Спасибо. Ставок больше нет! –
он взял со стола все фишки, отданные Лепестковым, однако,
не введя тех в игру. Просто отложил их куда-то в сторону,
понимая состояние посетителя.

Лепестков, тяжко поднявшись из-за стола, раскланялся с ди-
лером, кивая куда-то в другую сторону. Он лихо клюнул
подбородком свою грудь и столь же быстро выпрямил шею,
развернувшись корпусом на одеревенелых ногах. Только
единожды покачнувшись, Сергей лениво поплыл к выходу,
ведомый под руку инспектором. Уходя и вполоборота повернув
голову, он грустно произнёс:
— Рад был встретиться с тобой, Дим. Ты не из болтливых,
однако. Понимаю, работа такая... Всё хорошо, – и махнул
рукой, — о, мадам! – обратился он к инспектору, воздушно
чмокнув того через плечо звонким «м-мэ!»

Сделав несколько шагов, банкир у самого выхода из зала
запальчиво сказал в самое инспекторское ухо:
— А из банка, Дим, я уволился. Или меня уволили, хе!
Не всё ли равно, впрочем?!
— Всегда вам рады. Приходите снова! – дежурную фразу
выдал Назаров вдогонку Лепестку и проводил взглядом
квадратный выбритый затылок в кожных складках над
широкой спиной.

Сергей, покачиваясь на непослушных ногах, покинул зал. Ди-
лер, не улыбаясь, смотрел ему вслед. Как и потом погля-
дывал на дверной проём, в котором растаял тучный прия-
тель детства в своём пиджаке над несвежей сорочкой,
в петле оранжевого галстука, ослабившего свою удушающую
хватку. На краю стола Назаров вдруг заметил забытый игро-
ком платок в крупную клетку; протянул руку и взял его,
спрятав куда-то под стол.

— Долдонил, как старый во́рон: «Ничего кроме фишек на
столе, господа!» – ругал себя Назаров. И вдруг расчувство-
вался. Тощий инспектор покосился на него; лицо Назарова
виделось ему опрокинутым и искажённым; приметил зна-
комую чёлку над челом дилера — она как-то раздвоилась,
а старый шрам над бровью стал более заметен. Румянец
на щеках поблек, но капли пота сильнее проступили в
складках лба Назарова. Крупные губы потеряли прежнюю
влажность и стали подвижными; зато глаза увлажнились.
Усики запрыгали, а галстук-бабочка над кадыком подраги-
вал чаще.