Взял слово и Вадим Сергеич. Не мог не взять. Он начал издалека и со значением, обратившись к тем временам, когда кое-кого здесь и в помине не сидело. От той драки у него остался шрам повыше локтя, и он, задрав рукав, вставил его в повествование. Серега, в свою очередь, попросил жену задрать ему рубаху на спине. Народ радостно загоготал. Вадим Сергеич и Серега вышли из-за стола и расцеловались. Все выпили.
— Ну что, может, Гребня включить? — спросил, охваченный воспоминаниями Серега.
— Не надо Гребня. Он всем мозги запудрил, а сам теперь в Англии Гайдна слушает, — неожиданно громко сказал Вадим Сергеич.
— Это вы про кого? — вежливо спросила жена дипломата.
— Да про этого, про БГ, — небрежно ответил Вадим Сергеич.
— Кого, кого? — снова не поняла бестолковая женщина, поворачивая лицо к мужу.
— Про Бориса Гребенщикова, — ровно ответил муж.
— А кто это? — не отставала любопытная дама.
— Да был тут у нас один, — сказал, словно плюнул Вадим Сергеич.
— Вадик, ты чего? — расстроился Серега. — Ведь это наша, можно сказать, боевая молодость!
— Была, Серега, боевая, да вся вышла! — не унимался Вадим Сергеич.
— Зря вы так про Бориса, зря, — скользнул взглядом по Вадиму Сергеичу Юрий Наумыч. — У него имя и заслуги нечета другим. Вот вы, например, кто по профессии будете?
— Я? — уставился на него Вадим Сергеич. — Я? Учитель физики я буду! А что?
— Нет, ничего. Достойное занятие, — тонко улыбнулся Юрий Наумыч, а его жена скривила уголки плоских губ.
Вадим Сергеич в тонкой улыбке и кривых губах увидал скрытый намек на оскорбление и открыл было рот, чтобы дать отпор, но тут опомнилась хозяйка.
— Так, гости дорогие! Антракт, антракт! Перекур! Девочки налево, мальчики направо! Женщины — на кухню, мужчины — на лестницу! Встречаемся через пятнадцать минут! Встаем, встаем, поднимаемся, засиделись!
Все заговорили, задвигались, стали вылезать из-за стола. Женщины направились на кухню, Вадим Сергеич, Вовик и Серега — на лестничную площадку. Юрий Наумыч с дипломатом остались в комнате.
— Ты чего, старик? — первым делом спросил Вадима Сергеича Серега, когда они вышли на лестницу.
— Извини, сорвался, — ответил Вадим Сергеич, вытаскивая сигарету. — Хотя, чего я такого сказал?
— Зря ты так. Он нормальный мужик, — сказал Серега, доставая зажигалку.
— Кто? Гребень или этот твой, как его… — не понял Вадим Сергеич.
— Наумыч, — подсказал Серега.
— А, кстати, кто он такой?
— Мой главный акционер.
— Ух, ты! Твой главный акционер? Ну, тогда конечно! — съязвил Вадим Сергеич.
— Да бросьте вы собачиться! — вмешался Вовик. — Нашли тоже, о чем говорить! У нас сегодня главная тема — Серега! Эх ты юбиляр мой дорогой! А помнишь, Серега, как мы с тобой…
И Вовик клубами дыма принялся надувать теплые воспоминания. Они с Серегой хлопали друг друга по плечу, когда их воспоминания совпадали и оглашали лестницу протестующими возгласами, когда память кого-то из них подводила. Вышла хозяйка Лариса и сказала:
— Мальчики, вы тут потише, пожалуйста!
Потом подступила к Вадиму Сергеичу и спросила:
— Ну, ты как?
— Нормально! — улыбнулся Вадим Сергеич.
— Ну и хорошо! — отстала довольная Лариса. — Мальчики, закругляйтесь! К столу, к столу!
Мальчики закруглялись еще минут пять, а затем, продолжая говорить на ходу, вернулись к гостям. Вадим Сергеич пришел последним и занял свое место.
— Ну что, дорогие друзья, давайте вспомним, зачем мы сюда пришли и наполним бокалы! — обратился Юрий Наумыч к гостям, и праздник покатился дальше с новой силой.
Вадим Сергеич пил вместе со всеми, но в разговоры не вступал. Да к нему с ними никто и не лез. Только один раз к нему обратился сидевший рядом дипломат:
— У вас машина есть?
— Да откуда! — улыбнулся Вадим Сергеич.
По телевизору за его спиной, видимо, показывали море, потому что Ольга, жена Вовика, посмотрела туда и сказала:
— Ой, море! А мы летом были в Испании! Три недели! Такой восторг!
— А мы в Испании были в прошлом году. А в этом — в Италии.
— А мне в Италии не понравилось! Очень шумно, очень шумно!
— Лучше всего отдыхать в Турции! Поверьте, уж я-то знаю!
— Ну-у! Турция — это несерьезно!
— Кому как, кому как!
Вадим Сергеич слушал перекличку голосов и мрачнел. Лично он плевать хотел на берег турецкий вместе с Африкой и ее Средиземным океаном, но его раздражало это ограниченное мещанское самодовольство, в которое впала немалая часть родителей страны вместе с их детьми школьного возраста. Именно с этой частью населения ему приходилось иметь дело, от которого его уже тошнило, потому что физика никого, по большому счету, больше не интересовала. И тут впервые за весь вечер громко и отчетливо прозвучал голос жены Юрия Наумыча:
— А мне безумно жаль, что мы вернулись сюда из Штатов.
Голос у нее был невыразимо противный и с такой концентрацией брезгливости, которого, пожалуй, для одного человека было многовато. По существу, в ее фразе не было ничего для Вадима Сергеича обидного. Ну, не нравится что-то человеку, тем более женщине, ну, подумаешь важность. И сидящие за столом непременно бы в ответ ее утешили и даже пожалели бы, дай им Вадим Сергеич такую возможность. Но Вадим Сергеич такой возможности им не дал. Неожиданно для себя, а тем более для окружающих он так же громко ответил:
— Ну и нечего было сюда ехать!
Поскольку тема эта к этому моменту не стала еще всеобщей, то большинство гостей выпада Вадима Сергеича попросту не заметили, а если заметили, то не въехали. Но кое-кто въехал. И в первую очередь жена Юрия Наумыча. Фигура ее окостенела, и она медленно повернула в сторону Вадима Сергеича лицо, на котором крупными буквами читалось желание его убить. Вадим Сергеич мессэдж прочитал и набычился. Жена Юрия Наумыча видно дала каким-то образом знать своему мужу о нападении, может, толкнула под столом коленкой, может, ущипнула, или как-то иначе, потому что тот, занятый очередным анекдотом, вдруг дернулся и повернулся к ней.
— Что такое, Раечка?
Царица Савская, не глядя на него, слегка склонила к нему голову и что-то обронила ему в ухо. Юрий Наумыч тут же обратился в сторону Вадима Сергеича и добродушно спросил:
— В чем дело, уважаемый?
— Ни в чем, — ответил Вадим Сергеич.
— Зачем же вы третируете Раю?
— Никто ее не третирует. Просто она сказала, что в Штатах ей было лучше, а я сказал, что не надо было тогда сюда возвращаться, — ответил Вадим Сергеич, краснея оттого, что вынужден оправдываться перед каким-то жуликом.
Юрий Наумыч пристально посмотрел на Вадима Сергеича и веско сказал:
— Мы, евреи, живем там, где нам нравится. Слава богу, теперь мы можем себе это позволить.
Юрий Наумыч и Вадим Сергеич говорили негромко, так что слышать их могли на первых порах только пара дипломатов, сидевшая между ними. Дипломаты примолкли и потупились.
— Да живите вы, где хотите, — адекватным тоном ответил Вадим Сергеич, который при слове еврей сначала сжался, а потом расправился. — Я вам что, мешаю?
— Ну как вы можете нам мешать! Конечно, нет! Но я вижу, что в ваших высказываниях намечается определенная тенденция! Вы что, не любите богатых людей?
— Богатый подобен канатоходцу. Все внизу только и ждут, когда он упадет, — неожиданно встрял дипломат и примирительно улыбнулся тому и другому.
— Они мне безразличны, — не обращая внимания на миротворца, ответил Вадим Сергеич, глядя Юрию Наумычу прямо в глаза.
— Тогда, может быть, вы не любите евреев? — вкрадчиво спросил Юрий Наумыч.
Вадим Сергеич зачем-то посмотрел на дипломата и вдруг громко, на весь стол, объявил:
— Я люблю евреев. Я профессионально уважаю Эйнштейна с Ньютоном, люблю моего друга, учителя математики, Мишу Бермана. Да, я не люблю таких евреев, как вы, потому что именно из-за таких как вы всю жизнь страдает мой друг Миша Берман…
— Так вы, оказывается, типичный антисемит! — радостно перебил его Юрий Наумович. — Это же верный признак любого антисемита — уважать покойных еврейских гениев, иметь живого друга-еврея и ненавидеть остальных евреев! Так и скажите, что вы никакой не учитель физики, а обычный антисемит!
— Надо сообщить в школу, где он работает! — прошипела жена Юрия Наумыча и обожгла Вадима Сергеича черным взглядом.
Вадиму Сергеичу вдруг стало душно.
«Ах, ты, профурсетка субтильная! — полыхнуло внутри него. — В школу сообщить! Ах, ты, тварь брезгливая! В школу она сообщит!»
[justify]Вадим Сергеич вращал глазами и тяжело сопел. Сбоку за руку его крепко схватила Тося. С другого