Верховная Жрица поднимает рубиновый взгляд на Персиваля, ожидая что хотя бы ему удастся припомнить что-нибудь будоражащее кровь. На что парень, всё ещё чисто механически массирующий ногу, прямо и без изысков рассказывает о смышлённом юнце, отправившимся учиться и сдавать экзамены. По возвращении, мальчишка обнаруживает пепелище на месте отчего дома, и горстку сплетен от соседей, обсуждающих сумасшествие его отца. Убив своих сынов и дочерей, безумец сам вскоре распрощался с жизнью. Так, покидая дом лишь одним из множества детей, мальчишка вернулся круглым сиротой. Персиваль считает, что в данной истории чьё-то вмешательство имело силу над отцом, ведь сколь бы пропащим ни был человек, он бы ни за что не поступил так со своей семьёй. Пользуясь передышкой, Ахана изо всех сил старается не дёрнуть гребнем непривычные волосы, струящиеся в пальцах как шёлк. Внимание девушки блуждает по чёрным сетям паутин, обрамляющих комнату, прежде чем заметить лесенку уходящую ещё ниже. И очень примечательный сундук. Украшения и наряды вокруг были совершенно разномастными. Некоторые из них вообще были неподходящего размера. А значит если самые ценные и интересные вещи пленников всё же оставили, их наверняка отдали Верховной Жрице. И в момент когда утомлённая женщина поднимается из воды во весь рост, а её прислужница Аша спешит к Ахане с полотенцем, дабы та обмакнула Леди Ильвару от влаги, девчушка слегка подпихивает Персиваля, глядя на него, а затем на сундук, в попытке поделиться мыслями.
Тем временем, многими пролётами ниже, Тенебрис занимается рутинной работой, которая теперь могла бы показаться её товарищам по несчастью, куда более желанной. Увидев неказистую кирку и осознав как ближайшие несколько часов им предстоит монотонно откалывать железистые булыжники и дробить их на камни поменьше, автоматон отдаёт своему телу приказ работать с минимальными затратами сил. Тело подчиняется. С безжизненной неумолимостью инструмент взмывает вверх, чтобы встретиться со стеной звонко, но без какого-либо заметного воздействия или отдачи пробегающей по механизму. Пытливый взгляд старательно изучает окружение. Кирка оказывается достаточно удобной и приятно тяжёлой, но слишком большой чтобы её можно было незаметно пронести с собой. За ними постоянно приглядывают. И пускай охранники явно скучают, им не составит особого труда, чтобы выхватить короткие мечи и пресечь любую попытку побега.
В отличие от неё, Дерендил трудится полноценно. Не похоже, что подобный труд способен заставить его быстро выбиться из сил, однако усердие разумного кваггота явно не находит какого-либо отклика в сердцах красноглазых эльфов. А вот Ронд… Ронд постоянно чертыхается, только взвинчивая и накручивая сам себя. С каждым нервным ударом кирки о стену, орк костерит дроу всё громче и вот они уже покрикивают на него в ответ. В момент когда узник в очередной раз возмущённо огрызается, надсмотрщики валят его на землю, чтобы отвести душу. Пока они заняты, вороватые пальцы механической кошки умудряются стащить осколок подходящий на роль отмычки, а затем прячут его в сочленении между пластин.
***
“Это всё понятно. Ты ведь и сам узнаешь об этих событиях лишь через несколько дней. Расскажи лучше, как там дела у Джар’Ры, решительно не способного держать свой рот на замке!” — скажете вы. О, вдали от этих страстей, вашего покорного слугу конвоируют мимо ещё одной сторожки, затаившейся поблизости. Кваггот, обученный сообщать направление лишь посредством болезненных тычков в спину, приводит меня к помещению, заполненному приторным, удушливым запахом. Назвать его свинарником было бы оскорблением для любых свиней которые мне встречались. Здесь проживают скалоподобные собратья моего конвоира, занимая безобразные тюфяки и крупные гамаки развешанные вдоль стен. В большинстве своём, удушливый смрад исходит из вёдер, что явно служат отхожим местом. Наблюдая эту тошнотворную картину и пробираясь через объедки устилающие полы комнаты, я замечаю дроу покачивающегося на стуле в ожидании.
Поднявшись, он подзывает меня к окровавленному столу, взмахом руки на которой наблюдается явная недостача пальцев. Хотя куда большее впечатление производит его лицо, обезображенное покровом странных шрамов. В руке у дроу возникает мясницкий тесак, поигрывая которым он приглядывается ко мне, прежде чем ловко подбросить орудие вверх и отдать его мне. Не скрывая ухмылки, я пробую пальцем лезвие на остроту, а затем повторяю трюк с ножом, попутно прикидывая свои шансы на побег. Видимо обилие квагготов должно было избавить от самоубийственных фантазий любого посетителя, потому что в следующий момент дроу поворачивается ко мне боком, чтобы затащить на стол человеческое тело. Голое, холодное, синюшное. Эльф бормочет нечто невнятное, а когда я продолжаю стоять столь же отвлечённо, показывает рубящие жесты. Стараясь максимально отдалиться от происходящего, горемычный Джар’Ра концентрируется на собственном представлении о человеческих сочленениях и суставах. Стараясь свести к минимуму общение с отталкивающей материей, я разделяю тело на крупные фрагменты, всем весом надавливая на обух и складывая куски в заботливо предоставленные вёдра. Мои поджилки при этом натягиваются, устремившись соперничать толщиной с кромкой лезвия, которым я четвертую тела. Мерзкая работа от мерзких заточителей. Где-то в глубине этого откровенного помойного помещения, я замечаю Джимджара, которого усадили рядом с целой бухтой какого-то волокна. Пеньковатые пальцы гнома методично сплетают верёвки, после чего начинают вновь их расплетать. С интересом поглядывая на меня, он кивает, поднимая подбородок, мол “Говорил же, тебе”. По мере того как вёдра заполняются, мне приходится тащить их к яме в которой несколько литров крови назад сгинула моя сокамерница. Вытряхивая ношу в темноту, я наблюдаю как плоды трудов моих описывают в воздухе тошнотворные вальсы, застревая в чудовищной паутине, метрах в десяти под нами. Творение гигантских пауков кажется абсолютно нерушимым, с нитями толстыми и прочными как якорные канаты. Что-то мне подсказывает что эта дрянь имеет мало общего с паутинками, которые творят обычные амбарные трудяги в надежде на муху пожирнее. И даже не горит. Когда у меня отбирают тесак и наконец гонят обратно в камеру, я утираю лоб грубой тканью своей нелепой рубахи, пытаясь смахнуть не то испарину усталости, не то холодный пот.
Оказывается, все мои новые друзья уже воссоединились, а потому мы посвящаем себя нашему общему хобби — обсуждаем мятеж. По словам старожилов, драки и прочие увеселения среди заключённых никак не трогают наших мучителей. Единственные случаи когда они посещали камеру при этом не потрясая острыми железками, происходили когда было необходимо вытащить из каземата заболевших. Как здорово, что именно таким я себя сейчас и чувствую. Поэтому когда одинокий дроу приходит чтобы снабдить нас рационом, состоящим из неопозноваемой серой массы, сваленной в большое ведро (как же, Бездна их всех побери, они любят эти клятые вёдра), узники усиленно притворяются спящими. Настал мой час и на пределе актёрских способностей, самозабвенно, я пытаюсь выкашлять лёгкие, забившись в самый дальний угол пещеры.
Вот бы ещё все планы срабатывали так, как мы их себе вообразили. Дроу мнётся в нерешительности, бряцая проклятущим ведром. Застыв в нерешительности, он оглядывается на дозорную вышку, не то в растерянности, не то в поисках поддержки. Но Персиваль уже всё для себя решил. Устремляясь вперёд, он хватает тёмного эльфа сквозь решётку и с силой вдавливает в прутья. Особенно не отставая, следом устремляется добрая половина камеры. Дюжина рук удерживает стражника — зажимает ему рот, хватает за руки, ощупывает на предмет ключей. Мои инициативные товарищи уже через миг затаскивают незадачливого гостя в камеру, обезоруживая и обездвиживая его. Пока Ахана перебирает связку в поисках нужного ключа, я замечаю как рядом со мной скрипит кандалами этот прохиндей дерро. Неумело ковыряясь в скважине какой-то длинной иголкой, Баппидо напряжённо поглядывает по сторонам. Не желая знать где он вообще её взял, я выхватываю неказистый инструмент из негодующих пальцев и принимаюсь вскрывать оковы, изредка поднимая взгляд к мешанине устроенной в центре. Там, на дроу обрушивается лавина ударов, но всего на секунду, на крохотную секунду он умудряется вырваться из хватки орка. Наполненный ужасом, стражник издаёт вскрик который оказывается очень робким и сдавленным, по вине Персиваля, умудрившегося заколоть эльфа его собственным клинком. Услышав возглас мы все застываем и нервно переглядываемся, гадая насколько хороший слух у наших пленителей. Но лишь на мгновение, потому что через секунду комната наполнилась ещё более лихорадочным движением.