— А тебе всегда интересные мысли приходят во сне?
— В большинстве случаев! Вот однажды я услышал голос... — внезапно философ споткнулся на полуслове и замолчал.
— Ну же! — встрепенулась она. — Что за голос?
— Нет, пожалуй я об этом помолчу, — виновато произнёс Дима, — иначе ты подумаешь, что я ненормальный. А мне этого совсем не хочется.
— Ну и напрасно! Ты ошибаешься, я не буду так думать. В моём представлении ты очень талантливый и смелый человек. Твоя теория имеет право на жизнь, просто люди ещё не созрели, чтобы по достоинству её оценить. Оттого и насмешки глупые. Но однажды ситуация может в корне поменяться, и тогда те же люди, что сейчас тебя троллят, будут петь тебе дифирамбы. Вот увидишь, так и будет!
Философ с интересом посмотрел на свою спутницу. Обычно люди, упоминая его теорию, всегда иронически улыбаются. Новая знакомая, наоборот, выглядела очень серьёзной. Напрасно он искал признаки подвоха на её лице, их там просто не было. Эта девушка совсем не умела лицемерить.
— Мне бы твою уверенность! — со вздохом сказал он. — А ты очень смелая, если смеешь такое утверждать.
— Я? — удивилась велосипедистка. — Да я страшная трусиха! Всего боюсь, всегда в чем-то сомневаюсь. Для полного спокойствия мне нужно ощущать рядом сильное плечо мужчины, чтобы можно было прислониться к нему и расслабиться. Чтобы и полку на кухне смог прибить, и кран починить, и, если надо, защитить от хулиганов. Только где ж его такого найдёшь?.. Ой, что-то сегодня я разболталась не в меру, — спохватилась девушка. — А вы всё время молчите. Почему вы молчите, а говорю только я?
— А почему мы перешли с тобой на "вы"? — ответил Дима вопросом на вопрос и улыбнулся. — Но если серьёзно — мне просто безумно нравится слушать твой голос и я боюсь спугнуть очарование. Ты так интересно всё рассказываешь!
— Да ты просто льстец!.. Ой, что-то сердце мне подсказывает, попаду я с тобой в большую беду!..
Так за разговорами они незаметно дошли до дома, где проживал философ, и велосипедистка осталась у него на ночь. Нет, этой ночью ничего серьёзного между ними не произошло, хотя велосипедистка буквально заставила Диму обнажиться перед ней до пояса, и долго потом пальцами ощупывала место, куда пришелся удар велосипеда. Там уже образовался солидный синяк, и всё распухло. Но, видно, результат осмотра её успокоил, она располосовала ножницами чистую простыню и туго обмотала ею тело пострадавшего. Потом перешла к его голове. Тут всё было намного сложнее. Пришлось сходить на кухню, согреть воду, добавить туда марганцовки и этим раствором осторожно размочить повязку на голове. Всё это она проделывала основательно, со знанием дела, словно много лет только этим и занималась. Но вот повязка была снята, рана промыта, обработана йодом и перевязана бинтами. Девушка внимательно осмотрела свою работу и со вздохом сказала:
— Для полного счастья сейчас тебе следовало бы выпить таблетку снотворного, но, к сожалению, таковой не нашлось. Да и обезболивающие не мешало бы вколоть... Ну ничего, я посижу с тобой рядом, поговорю. Ты успокоишься и уснёшь.
— А где ты взяла бинты? — слабым голосом спросил Дима.
— Хороший вопрос! Вообще-то у тебя должна быть своя аптечка. Мало ли что может случится... Хотя, что это я говорю, откуда у одинокого молодого мужчины может быть аптечка? Он же уверен, что никогда не заболеет... Но мне повезло. На кухню вышел такой благообразный старичок, мы с ним хорошо поговорили и он мне одолжил.
— Это Ангел Филиппович, — морщась прошептал философ.
— Именно так он и назвался... Ты лежи, не шевелись, — велосипедистка поправила подушку под головой, — тебе сейчас нужен полный покой.
— А ты наверное медсестрой работаешь?
— Ты догадлив.
— Просто наблюдаю за тобой — ты всё делаешь профессионально. Знаешь какие лекарства мне нужны, правильно накладываешь повязку.
Девушка рассмеялась:
— От тебя ничего не скроешь. Закрывай глаза, пинкертон, и постарайся заснуть, — её лёгкая рука легла Усольцеву на лоб.
— Расскажи мне сказку, — чуть слышно попросил он. Велосипедистка удивилась:
— Довольно неожиданно! Взрослый дядя просит девушку, моложе его лет на пять, рассказать сказку. Быть может я напоминаю твою мать?
— Не было у меня мамы, — признался Усольцев. — Я воспитывался в детдоме. Но была воспитательница, такая же конопатая как и ты. Вот она рассказывала. Бывало, положит голову на подушку и шепчет мне на ушко...
Велосипедистка долго и внимательно рассматривала философа, словно пыталась прочитать его мысли. Потом спросила:
— Если я лягу рядом, ты же не будешь ко мне приставать?
— Не буду, — пообещал он.
— Тогда подвинься...
Её тёплое дыхание согревало, тихий монотонный речитатив старой забытой сказки успокаивал... Голос стал удаляться, слабеть, слова растворялись в тумане... В голове Димы Усольцева мелькнула шаловливая мысль и тут же исчезла. Спустя мгновение он уже спал.
* * *
