Roman", serif]Онуфрий куксится:
- Боюсь, не сдюжу. Хилый я.
- Во-о-от, лоботрясы-то устыдятся. Посмотрят, как слабый телом пашет с утра до ночи – и совесть проснется. – Поп улыбнулся чисто и добро, и дьяку сделалось худо. Ох, не зря с утра шмыгнул черный противный кот, и Онуфрий промахнулся в него камнем.
- Как же я каменюги ворочать буду на хлебе и воде? Остальные как сало достанут… - Дьяк всхлипнул жалобно.
- Дак затем и соблазн, чтоб дух воспрял. Они – сало, а ты – корочку хлеба. Эх, - обнял поп его за плечи, - завидую я тебе. Какое поле битвы с лукавым.
Поп ушел, дьяк метнулся к бутыли. Господи, что за напасти такие! Онуфрий, шмыгнув, тянет сосуд – и трясущаяся рука подводит. Бесценная янтарная жижа выскальзывает из рук и падает, треская на брызги об пол. Дьяк немеет и стыло глядит на осколки.
- Свят, свят, свят, - крестится Онуфрий и падает оземь.
В избушку заходят поп и староста. Они видят дьяка в молитве и раскокошенную бутыль.
- Говорил тебе, а ты – нехристь, нехристь. – Евлампий торжествует. – Вон – зелье поганое вылил.
Староста недоверчиво качает головой.
- Зрю – готов ты к подвигам, - ласково глядит на дьяка поп. – Завтра дашь ему самую непосильную работу, - велит он старосте. Тот кивает. Они уходят, дьяк рухает на кровать.
Варька с Аглайкой сидят у окошка.
- Вон, учитель, гляди.
Аглайка небрежно бросает:
- Да ну, плюгавый. Федулка мой сморкнет раз – и того костей не сыщешь.
- Темная ты и в амурах не смыслишь. Сейчас в моде умные, а твой бугай что? Только морды бить горазд да подковы гнуть. А этот, - Варька закатила глаза, - амуры разумеет.
- Чево, чево? Амуры…Рыба какая?
- Вот я и говорю – дура ты, Аглашка, - Варька задрала носик. – А ентот учитель мне такую книжицу дал, про любовь с картинками.
- Я те такую дуру покажу, - Аглая треплет Варьку за косу. – Книжицу мне, быстро.
Они склонились над столом.
- Ой – не могу. – Варька заливается смехом. – Смотри, как он с ней по-собачьи. – Она отводит стыдливо взгляд, но глаза сами липнут к картинкам. Аглая вырвала книжку.
- Мала ты еще взрослые картинки глядеть.
Варька вспыхнула, готовая к драке – Аглайка пригрозила:
- А пикнешь – я папеньке расскажу, откуда книжонка. Он твоему учителю ноги-то повыдергивает.
Варька пошла пятнами.
- А я расскажу, как вы с Федулкой в березняке елозили.
Аглая застыла, лицо, как снег, белое.
- Видела, видела, как он с тебя панталоны сдирал. Отдай, - Варька тянет руку.
- Верну, гляну и верну, - Аглая спрятала книгу и ласково улыбнулась сестре. – А еще чего углядела, проныра?
- Ой, так смешно, - Варька прыснула. – Ты на карачках так на бобра похожа. Будто корень дерева грызешь, жопу раскорячив, а он сзади пыхтит.
У Аглаи растут глаза, как блюдца. Говорила постыднику – кто-то увидит. И вот, на тебе.
- Сестренка, побожись, что никому ни слова, - Аглайка вот-вот заплачет.
- Да ладно, я в амурах разумею, - Варька довольна собой. – Но ты больше меня не забижай.
- Да что ты, что ты, - Аглая ее обняла. – Как можно родну кровиночку, младшеньку, забижать. Да я за тебя кому хошь глаза выцарапаю.
Аглая вышла. Федул, конечно, бугай, но разума – как у кота.Она вспомнила их первый поход на реку. Федулка позвал русалку смотреть. Аглая, конечно, не девка малая, чтоб верить во всякую чепуху, но притворилась и пошла. Кто ж мог подумать, что так далеко зайдет? Началось-то озорно – он пытался поцеловать, смешно вытягивая телячьи губы, Аглая куталась плечом.
- Ну разок..
- Ну тебя, окаянный..
- Аль девка ты малая?
- Ну только раз..
Ну что за беда от поцелуев – но Федулке все было мало, и на третью встречу он распоясолся. Аглайка сердито его пихала, но настырный разбойник все мял и тискал. И от ентих лап у нее все затеплело внутри – и Аглая обмякла, душегубу на счастье. И зашлась неизведанным пылом, а леший целовал вкусно и сочно, и лапою лез в груди. И Аглая взмокла, несмотря на ночную прохладу. И ее груди набухли, готовые лопнуть – а супостат уж раздел. И чудилось ей, что взлетает к звездам – и нет мочи противиться медведищу. Как дивно и пьяно все – валяется оземь Аглая с разъехавшимися в стороны тыквами. И бесстыже белеют бедра и пузо, и мечется в стороны и квохчет дочь купца, словно кура.
« Покажу седня глупому – пусть видит, как люди любятся. Не век же нам, как звери дикие, греховодничать не по амурски» Аглая принарядилась.
- Маменька, я к Лизке.
- Вот и славно, - купчиха целует дочь в лоб. – Семья с достатком, ровня нам.
- А я – к учителю, - Варька озорно улыбается.
- Во-во – лучше, чем без дела-то маяться. Может – чему и научит.
Учитель. Антон Палыч, сидит в избушке со свечкой и думу думает. Занесла его нелегкая в эту дыру, где и жизни-то светской нету. А он – человек творческий, тонкий, и надобности у него душевные имеются. А здесь… Хоть волком вой. То ли дело в городе. Там у каждого трактира разбитные молодки, готовые уластить нежную натуру культурного человека; и пусть тоже дуры дурами, но не деревенщины. Учитель так бы и жил в городе, но на беду связался с дочкой пристава. Так все хорошо начиналось! Он преподавал французский, она ловила его каждое слово. С каждым уроком их дружба росла; и Антон, или Антуан, как она его называла, сидел все ближе и ближе. Нечаянные касания рук, девичий запах, тяжесть бедра под столом. Ее дыхание, слишком горячее. И он невзначай достает книжку, якобы спутав с учебником, где на странице показано это… И, будто смутившись, хочет тут же убрать, но дочка пристава, воспитанная в небывалой строгости, намертво вцепляется в книжку руками.
Ее щеки горят, как и очи, и Антошенька, что подневольный, рассказывает, понизив голос, рассказывает про невиданно-бесстыдные амуры, доступные только высшим. Не варварам, нет, что живут на Руси, которые и любиться-то не могут; другое дело там( он кивает куда-то в окно – и воспитанная в казарме отцовщины и среди строгих тетушек дочь пристава сердцем летит за тридевять земель)
И картинки уже не кажутся срамными, а интересными. Ведь Антуаша, добрейший из людей, худого не посоветует. И позабыт французский – они упражняются в другом, и дочь пристава весьма неуемна и усердна. И они занимаются сверх меры, и готовы еще и еще.
И кто знал, что наверх, в ее комнату, в самый неловкий момент, когда они постигали амур, заглянет тетушка и поднимет визг, увидав осоловелую растрепанную племянницу с выпавшей грудью и припавшего к той злосчастной груди учителя. Поднимет визг и переполошит весь дом – чтоб она провалилась. И бедный Антошенька сиганет с окошка, чуть не переломав ноги, и побежит прочь с города, опасаясь батюшки. Да еще той же ночью нарвется на лиходеев, незнакомых с манерами. И те лихоимцы будут долго дубасить учителя и отберут всю наживу. А отобрав и поняв, что ценного нет, отдубасят его еще больше. А дочь пристава будут судить на домашнем безжалостном вече, словно Жанну Д,Арк – но о том нам неведомо. Слышали лишь, что пристава чуть не хватил удар и он побожился страшнейшей клятвой найти прелюбодея и растерзать.
Вот в таких горьких мыслях и коротал вечер Антоша, когда к нему постучали.
- Кто там? – он не торопится открывать. Жизнь научила его осторожности в этом жестоком мире.
- Я это, Варвара Васильна.
- Что вас ко мне привело? – Он впустил.
- Да в прошлый раз я вместо учебника книжицу вашу забрала, - Варя улыбнулась. – Всенепременно верну.
Учитель бледнеет: - Какую книжицу?
- С картинками озорными, - Варька стреляет глазами. Антоша подпрыгнул.
- Что ж вы хватаете все без спроса! Книга та личная, тайная. Давайте сюда, - он тянет руку.
- Дак Аглая взяла полистать, наверное, Федулке покажет, - от ее простоты учителю хочется взвыть.
- Ядрен хрен моржовый – вот беда-то, бедище! – Он забегал по комнате. – Ну все, быть мне битому. От этой книги одни неприятности. Молва пойдет – меня ваш поп-зверь живым съест.
Антоша уронил голову, и Варе стало его жаль.
- Да не пужайтесь вы. Книжка толковая. Вы мне про амуры сказывайте.
- Какие амуры! У меня аж ком в горле, вы ту книгу быстрей верните.
- Ладнесь, если Аглайка не потеряет. Дюже у нее Федул шабутной.
- Это какой Федул? – Встревожился Антоша.
- Да который на прошлой седмице в соседнем селе пятерых покалечил. Он у нас буйный бывает во хмелю.
- Э-э-э…часто он во хмелю?
- Да почитай, через день. Управы-то нету.
Варя ушла. Учитель той ночью долго ворочался и не мог уснуть
Аглая пихнула Федула.
[font="Times New
