Надежда Васильевна лежала после операции в шестиместной палате.
К соседкам каждый день кто-то приходил. Приносили новости, фрукты, всякую снедь, которой не потчевали в хирургии ввиду строгого соблюдения диеты. «Можно подумать, что нас тут голодом морят», - постоянно думала Надежда Васильевна, как только видела, что тумбочки соседок по палате снова ломятся от мандаринов, киви, конфет и прочих вкусных вещей. Половину того, что приносили сердобольные родственники, пациенткам после оперативного вмешательства в организм, есть было нельзя, так что принесенная вкуснятина, состоявшая, в основном, из витаминов и шоколада, благополучно перекочёвывала к младшему и среднему медперсоналу. Те, деланно отмахиваясь, после уговоров всё-таки забирали то, что давали им пациенты из первого хирургического, а на утро тумбочки заполнялись вновь.
Надежда Васильевна предпочитала не смотреть на тех, кто приходил к её соседкам. Мужа у неё давно не было, сестры-братья жили и работали в других городах, и единственного, кого она хотела бы видеть около себя, был сын Вовка. Конечно, Вовкой он был только для неё. Для коллег по работе он давно уже был Владимир Юрьевич, но она по привычке звала его Вовкой. Иногда Вовчиком, иногда Вовиком, но чаще – Вовкой.
Они давно уже не общались, и Вовка не знал, что мать находится в больнице. Причина была до банальности простой: молодой мужчина привёл в дом женщину, которая не понравилась маме.
Галина (так звали даму сердца её Вовки) и впрямь была какой-то чудной. Неряшливая, разбрасывающая свои вещи по всей квартире, грубоватая и даже иногда любившая пропустить стаканчик-другой сухого – немудрено, что она моментально пришлась не по вкусу Надежде Васильевне. Но первый же разговор с сыном закончился не в пользу матери. Вова долго молчал, пока она высказывала всё то, что думала о его новоиспеченной избраннице, а потом вдруг резко оборвал: «Ну, мать, хватит. Поговорила – теперь дай мне кое-что тебе объяснить».
Речь его долгой не была, и из восклицаний и междометий не состояла.
Сводилась она к тому, что он, Владимир Юрьевич, уже взрослый и будет сам решать, с кем ему жить. Если же матери не нравится его выбор – не проблема, они съедут от неё хоть завтра.
Надо же было Надежде Васильевне, не подумав, порывисто произнести: «Скатертью дорога! Не держу!» - а вышло всё не так, как она рассчитывала. На следующий день, собрав вещи, Вова и его пассия действительно уехали. Даже не попрощались в прихожей. Взяли – и исчезли из поля зрения Надежды Васильевны.
Она, не ожидавшая такого поворота событий, сначала опешила, а потом сказала сама себе: «Ну, и ладно! Одна как-нибудь проживу!» И, вооружившись тряпками и всяко-разными средствами для мытья и чистки, принялась отмывать и оттирать полы, столешницы на кухне, заляпанный ковер. Трудилась, не покладая рук. Потом, когда квартира вновь приняла божий вид, когда всё в ней засияло и засверкало, Надежда Васильевна уселась на табуретку и… вдруг поняла, что осталась одна! Что эти отмытые до блеска половицы в комнате никому, в общем-то, не нужны. Что стол в кухне, хоть и выглядел теперь куда презентабельнее, чем в те времена, пока здесь были Вовка с Галиной, женщине почему-то был совершенно безразличен. Одни только цветы в горшках, казалось, радовались тому, что им, наконец, предоставили столько воды, сколько они уже давно не видели.
- Ничего, - продолжала какое-то время успокаивать себя Надежда Васильевна, - не сегодня-завтра явится голубчик. С такой никчёмной сожительницей разве он проживет долго? Вернётся к мамке, куда он денется?
Однако шли недели, потом наступило лето, после его сменила осень, а Вовка не возвращался. Задор и уверенность постепенно начали покидать Надежду Васильевну. Новый год она впервые в жизни встречала одна, а потом начала прихварывать.
Ею потихоньку начало овладевать какое-то странное отупение. Жизнь свелась только к одному желанию: вот приехал бы Вовка…
Но Вовки не было, и Надежда Васильевна окончательно сдала позиции. Когда ей внезапно стало плохо в продуктовом магазине, кто-то из покупателей вызвал «Скорую», и её привезли вот в эту больницу. В приёмном отделении очень удивились, когда Надежда Васильевна, превозмогая боль, сказала, что ей было пятьдесят семь лет.
«Надо же… - подумала медсестра, заполняя карту поступившей, - вроде не бомжиха, а выглядит лет на двадцать старше». Впрочем, раздумывать долго в хирургии не привыкли, и вскоре Надежда Васильевна оказалась сначала в палате, а через полчаса в операционной, где опытный врач умело удалил ей ни с того, ни с сего вздумавший устроить забастовку желчный пузырь. И вот женщина лежала теперь в чистой палате и третьи сутки думала о том, что квартира у неё осталась без присмотра, и что цветы поливать неделю будет некому. Почему-то ей пришла в голову странная мысль о том, что как же было хорошо, что у неё не было ни кошки, ни собаки. Обрадовавшись такому положению вещей, Надежда Васильевна даже незаметно для себя улыбнулась, но тот час подумала о том, что собаку или кошку было бы неплохо иметь хотя бы на тот случай, что после выписки из больницы её хотя бы кто-то, да ждал дома. И снова мысли о сыне, который уехал от неё почти год назад, и теперь, скорее всего, даже не знал, что мать находится в больнице, заполонили всю её голову.
В палату кто-то постучался. Это к соседке пришла дочка с племянницей. Девчонки удобно расположились на кровати и теперь щебетали без умолку, а Надежда Васильевна отвернулась к стенке и закрыла глаза. «Пришёл бы Вовка, - думала она, - хоть бы сидел и молчал, и я бы поправилась быстрее». Разговор молодых барышень стал раздражать её, но она не решилась сделать им замечания. Впрочем, вскоре они и сами выпорхнули из палаты, как две пташки. «Насиделись, - почему-то снова с тоской пришло в голову Надежде Васильевне, - десять минут – и нет их! Что за молодёжь пошла…» Получалось, что всё её раздражало: разговоры посетителей не нравились, воцарившаяся тишина – тоже. Женщина не могла понять, почему её отношение к жизни так изменилось. Она стала вспоминать себя молодую, как радовалась буквально каждой мелочи, как её никогда ничего не выводило из себя. Как давно это было! «Я ли это вообще была?» - думала она, не замечая, что потихонечку стала засыпать.
Проснулась она от того, что кто-то подошёл к её кровати. Она открыла глаза – и поначалу решила, что это был сон. Что она всё ещё молодая, какой представляла себя вот только что, а Вовка, маленький и вихрастый Вовка, стоит рядом и смотрит на неё. Но на кровати лежала уже начавшая седеть женщина, и ни о какой вернувшейся молодости не могло даже быть речи. Вот только Вовка действительно стоял около кровати. В руках у него был букет желтых нарциссов, любимых цветов Надежды Васильевны.
- Вовка? – удивившись, спросила она, не веря глазам.
- Привет, мам, - отводя глаза в сторону, произнёс он, и Надежда Васильевна поняла: это был действительно её сын.
- С днём рождения, - сказал он и протянул букет нарциссов, которые она обиходно называла "жёлтыми солнышками".
- Боже, сыночка, - простонала всё ещё не верящая своему счастью Надежда Васильевна, - я и забыла совсем. Ведь и правда, сегодня двадцать пятое марта.
- Как ты меня нашёл? – спохватилась она в следующую минуту. – Дома был?
- Ну, не сорока же на хвосте мне эти новости принесла, - попытался пошутить Вова, но у него это получилось плохо. Поэтому, снова став серьёзным, он прибавил:
- Конечно, был.
- А… - начала Надежда Васильевна и запнулась.
Ей хотелось знать, был ли Вовка дома один или снова приводил эту Галю, которая за несколько дней превратила чистую квартиру в подобие свинарника. Но она молчала. Боялась спугнуть неожиданно свалившееся счастье.
- Ты это… мать… Давай поправляйся скорее, - заговорил Вовка. – Выходи из больницы, тебя дома сюрприз ждёт. Он положил цветы на прикроватную тумбочку и огляделся вокруг: не было ли где бутылки, куда можно было бы поставить нарциссы.
- Что за сюрприз? – упавшим голосом произнесла Надежда Васильевна. – опять, что ли Га… - и она осеклась.
Но Вовка вдруг засмеялся:
- Далась тебе эта Галя. Да её уже давно нет в моей жизни. Зато появилась женщина, которую я очень люблю. Олесей её зовут. Надежда Васильевна молчала. Она не знала, что сказать. По большому счёту, ей было уже всё равно, с кем там приехал Вовка: с Галей, с Олесей или с кем-то ещё… Главное – он был рядом.
- В общем, мать, - продолжил между тем Вовка, - ты давай, правда, выписывайся уже, - тебя дома ждет ещё третий.
- Господи, собаку, что ли с собой привезли? – вырвалось у Надежды Васильевны.
- Ребёнка привезли. Внука твоего, - произнес Вовка. – Так что теперь у нас совсем весело будет. Говорю же, выписывайся скорее!
Расстроилась... 
А букет нарциссов растопил сердце матери.