В надцатый раз проходя на кухню через гостиную, женщина споткнулась — ноги её благоверного свешивались через подлокотник недостаточно длинного дивана, загораживая проход. В объятиях мужчины, с улыбкой посапывала восьмилетняя Мария. Свернувшись клубком, как огромный щенок, она излучала немыслимое счастье и бессвязно бормотала во сне. К пересохшему горлу тут же подкатил желчный ком с привкусом медицинского талька. Остаток ночи Лиза предпочла провести пьяной, но как итог просто безумно шарахалась по улицам пригорода в поисках места, где продавали спиртное. На следующий день алкоголь переехал в маленький шкафчик над раковиной.
Последней каплей стало зябкое ноябрьское утро субботы. Сотрудники устали от рабочего настроя начальницы — жёсткая и деятельная бизнес-леди в последнее время стала слишком уж жёсткой. Правление вынудило Лизу уйти в оплачиваемый отпуск, подкрепив свои благие намерения жирной премией. Провожая женщину, коллеги дружно судачили, как полезно ей будет расслабиться и заняться предновогодними хлопотами с любящей семьёй. Мерзкое сборище клоунов.
В доме стояла тишина, нарушаемая звуками пишущей машинки. Каждый щелчок вызывал тошноту и резь в глазах, как если бы маленькие молоточки выстукивали буквы прямо по темечку. Это не могло быть похмельем. Она не алкоголичка и выпивала совсем чуть-чуть, дабы поправить здоровье. Ей это было нужно. Это помогало и даже унимало сухость во рту.
Вот и сейчас она обнаружила себя на кухне, прижавшей живот к холодному металлу раковины и готовой потянуться к верхнему шкафчику, когда в комнату заходит Мария. За лето девчонка неслабо вытянулась, и теперь в её взгляде снизу вверх стало куда меньше того ранимого инфантильного блеска, коему можно простить все прегрешения. Напротив, в самую душу Лизы вперилась пара изумрудных глаз, ещё больше добавляя дочери сходства с засранцем отцом. Выжидающе глядя за поведением матери, Мария робко приближается и протягивает руки, передавая средних размеров кружку. Шероховатую, розовую и, в отличие от привычной кофейной пары, не пропахшую бурбоном. Предмет был чересчур идеальным, правильной формы с этими, мать их так, цветочными завитками, словно вещь купили в одном из придорожных сувенирных магазинчиков. Каллиграфическая надпись на кружке состояла из заглавной "Л", которая в первой строчке продолжалась словами "иза", а во второй "юбовь", с маленьким знаком равно, застрявшим между ними. С обратной стороны пальцы резала шестиконечная звёздочка. Красное на синем кричало "Победитель конкурса!", вот она-то точно была дешёвым куском токсичного пластика приехавшего в школу из какого-нибудь Бангладеша. Очень хотелось промочить горло, но вместо этого жидкость просилась наружу. Мокрый ком и горечь во рту вызывали позывы стошнить прямо в кружку, а чёртова девчонка продолжала смотреть не моргая. Натужная улыбка на бледном личике осуждающе таяла, при виде мучений её собственной, так растак, матери! Почему эта стерва не может просто оставить её в покое?!
Розовая кружка со свистом полетела в стену, разбившись на миллион керамических осколков. Даже теперь девчонка не заплакала, не закричала — маленькое отродье не выдавило из себя даже слабого писка, не говоря уже о том, чтобы заговорить с ней. Только боязливо отпрянуло, чем окончательно взбесила Лизу — её вспышка гнева ведь была направлена на себя, а не на дочь. Неужели Мария боится собственной матери?! Неужели не знает, что она её никогда не обидит?! Мысли роятся в голове назойливыми мухами, а слова слетают с губ не криком, но жутким шипением, которое она издаёт, схватив дочь за плечи и мотыляя из стороны в сторону. Сжимаясь в комок, девчонка практически висит в её белеющих пальцах, пока она держит её, пытаясь вытряхнуть наружу хотя бы одно. мать его. слово.
Но Лиза знает, что здесь происходит. Всегда знала. Это Алан. Чёртов бездельник всегда хотел компенсировать бесполезность собственного существования. Но как он, грязный ублюдок, посмел выбрать для этого её ненаглядную дочь?! Бедняжка дрожит — явно голодна и устала —если не от учёбы, то от отцовского обмана. Но мамочка всё исправит. Она может справиться с воспитанием ничуть не хуже. Затаскивая чадо за обеденный стол, она со звоном швыряет на него миску и пакет молока. В поисках хрустящих хлопьев Лиза потрошит шкафчики, забитые рухлядью — это всё не подходит. В раковину летят коробки, коробочки, инструменты и прочие железки. Какой имбецил додумался хранить их на кухне? Боль сдавливает голову калёным обручем, делая свист в ушах визуально ощутимой плёнкой, белёсым покровом заволакивая глаза. Прихватив с собой молоток, Лиза выскакивает из комнаты, вытряхнув в тарелку пол-упаковки хлопьев, прежде чем сорваться на бег.
Световые всполохи ослепляли её, в ритме биения сердца, вознамерившегося прогнуть собой рёберную клетку и выпрыгнуть из груди. Через восемь или девять таких вспышек Лиза достигает кабинета. Там, не замечая её, сидит несправедливо счастливый предатель, самозабвенно печатая, словно насмехаясь над её мигренями. Ради усугубления издевательства, Алан тоже немало изменился — он словно бы похудел и как-то осунулся. На его макушке наметилась лысина. Жиденькие отвратительные волоски в полнейшей нерешительности проклёвывались сквозь скальп, завихряясь по часовой стрелке. Подобием спирали они призывно закручивались. Увлекали взгляд, притягивая его к блестящему желтоватому пятну,на которое Лиза, обеими руками, опустила молоток, останавливая невыносимый стрёкот пишущей машинки.
Разум штурмовали сонмы разрозненных образов. Пришлось упорядочить их все, прежде чем Лизе удалось распахнуть глаза. В голове, наконец, прояснилось. Небывалая лёгкость присутствовала во всём теле, и тем страннее были неудачные попытки сфокусироваться хоть на чём-либо кроме большого прямоугольника дисплея.
На экране снова и снова проносятся жутковатые картинки — тёплые медовые цвета постепенно проигрывали схватку с пасмурной серостью, обнажая нутро психотической женщины, планомерно скатывающейся в холодное липкое безумие. Получалось как-то ничтожно — вся её жизнь, за какие-то двадцать — тридцать секунд. Гротескная сцена расправы над смутно знакомым мужчиной прерывается на середине, где её загораживает синенький шильдик с белыми буквами:
"Национальный институт исследования ментального здоровья
Заботясь о мире, начните с себя."
Издевательская запись крушения судеб прокручивается снова и снова, как если бы смертный приговор за преступление решили исполнить самым вульгарным и безжалостным образом. К своему стыду, Лиза совершенно не могла заплакать. Расфокусированный мир казался смазанным и пустым, в нём попросту не оставалось места для слёз. Не оставалось места даже речи. Она оказалась совершенно немой.
Беличье колесо в тысячный раз провернулось от тихой радости к звенящему кошмару и, наконец, остановилось. Всего на секунду дисплей погас, сменившись изображением смуглого юноши, лет за двадцать, заранее склонившимся в почтительном поклоне. Выпрямляясь, он неумело напяливает свою лучшую корпоративную улыбку. Раскосые глаза кажутся искренними, но смотрят мимо неё, словно тот до конца не знает, куда конкретно нужно говорить:
Коллектив Пангеи благодарит вас за прекрасно проделанную работу. Пожалуйста, не пугайтесь — остаточные недомогания и лёгкий дискомфорт нормальны и в скором времени сойдут на нет. Привлечённые специалисты, все без исключения, обозначили ваше сотрудничество как эффективное и познавательное.
Прерывистый тон мужчины звучал однообразно-приподнятым, с фальшивым энтузиазмом проговаривая заученный текст:
На протяжении поколений, Пангея славится прорывными идеями и высочайшим уровнем качества. Сегодня правление компании счастливо признать — в этом, вне всяких сомнений, есть и ваша заслуга.
Бездушная речь клерка не смолкает ни на секунду. Безликие дифирамбы, царапают её естество, становясь всё более грубым и острыми. Подобно крупному наждаку они слизывают плоть с её костей и полируют комплиментами кости, перед их изъятием. С каждым обезличивающим эпитетом, становилось всё меньше самой Лизы. Живую женщину низводили до безвольного наблюдателя.
...это было нашим главным прорывом. Со времён античного Прометея, как это часто бывает, не обошлось и без противников прогресса. Этичность использования мозговых клеток для симуляции, вызывала оправданные сомнения. Двигаясь навстречу Всемирной Ассоциации, Пангея щедро согласилась не только сохранять отчётные материалы после каждого созданного ролика, но и объяснять происходящее так называемым Участникам.
Признаём, консенсус был достигнут не сразу. Подобно Отцам-Основателям, мы шагали сквозь рытвины и скользкие камни на пути к совершенству. Но тем почётнее ваши достижения. От древних времён до наших дней, в спорах рождается истина, а потому вы, наши современные Философы, достойны признания и чествования!
Давайте же ещё раз посмотрим на вдохновляющий пример вашего трудолюбия!
Экран моргнул, возвращаясь к привычной череде изображений. Драма, застывшая последовательностью кадров, отдавалась тупой болью в том, чего попросту не было. Фантомные спазмы сверлили сознание, принимавшее форму стерильно-сухой губки, по мере того как мешанина образов вытягивала какое-либо понимание происходящего. Лизе хотелось закричать. Мыслительные центры пухли от невысказанного крика — надсадного, тошнотворного, животного воя, — окрашивая видимый диапазон оттенками розового. Всё, что было в ней живого, металось в одноместной тюрьме ускользающих воспоминаний.
А после начался новый цикл.
