уносились прочь или их сразу сносило на обочину. Оба теперь подстерегали и ловили каждый рассвет, оба считали его за последний. Оба разгребали груды палого времени до тех пор, пока не дорвались и не прильнули к самому его источнику. Туда, туда, где беспрерывно и бесполезно чавкает и всё подряд отрыгивает бездна!
Тогда и завершил свой последний круг однажды запущенный и самый сильный заговор «сорока сороков». По истечении последнего, сорокового дня последнего сорокоуста, разом умолкли все сорок наёмных голосов за помин души ново-усопших. Одним махом всё взяло, да и оборвалось, исчезло в кромешной ледяной мгле. Стало страшно холодно и ничего не оказалось вокруг, даже лучика света.
Как почти все спасаться на солнце или в жерлах вулканов оба поначалу не захотели. Слишком тривиально и даже пошло. Так же не в тему им показалось селиться к пижонам-философам на пылающие поленья их примитивно дымящих каминов, дабы ублажать их дряблую мысль и гаснущий взор шутовской игрой огненных ящерок в вековом пламени. Тем более не с руки показалось опускаться в столетиями курящиеся чахлыми огнями змеиные торфяники и мерцающие крысятники мусорных свалок.
Нет-нет! Они вернулись к своему собственному началу на Земле. Откуда всё и пошло у них есть быть и где почему-то ещё не всё казалось законченным. Она – в третьем АПГ обосновалась, поближе к дежурному столику вновь принятой вместо неё молоденькой аппаратчицы погружного горения. Он – ушёл на ПМЖ сначала в четвёртый, а потом и в пятый, прозорливой мамочкой зарезервированный специально для него АПГ. Строго напротив подрагивающих стрелок манометров и самописцев до боли знакомого пульта управления на всё той же самой роковой девятнадцатой отметке. Но только с другой стороны этой чёрной и чёртовой дыры бытия.
Так они и перебивались там какое-то время, греясь возле адски пылающих колосников в огромных аппаратах погружного горения, уничтожающих в дым всё-всё, что выходит и вытекает из-под временно живого человечества. Изредка огненные саламандры, соскучившись, сбегались друг к дружке потереться плазменными чешуйками на огненной коже, то она к нему в четвёрку, а потом в пятёрку, а то и он к ней в тройку. Когда в пятом цеху происходила текущая профилактика или плановый ремонт и огонь в одном или обоих облюбованных аппаратах соответственно гас, они немедленно перебирались во вновь зажигающиеся и продолжали тереться и прыгать там. Словно бы опять заступали на караул возле живых, стараясь изо всех сил не разбудить по-прежнему чуткое лихо, пока оно тихо. Будто успокаивая: «Всё будет хорошо. Ваши мёртвые вас не оставят в беде!».
Изредка к девушке-аппаратчице присоединялся поднимающийся с нижних отметок симпатичный парнишка в синем рабочем комбинезоне, обляпанном разноцветными реактивами. Что он там такое теперь синтезирует?! Они постоянно о чём-то болтали, спорили, сидя за дежурным столиком, иногда вскакивая и подбегая к пульту управления для записи показаний КИПиА, регулировки напора газа на форсунки и подъёма непрерывно падающего уровня бесовски горящих канализационных стоков из-под людей.
И всё бы оно ничего караулилось дальше, да только иногда огненных саламандр сильно тревожил изумлённый глаз парнишки, неотрывно высматривающего их и поочерёдно появляющегося в обоих смотровых оконцах, а потом на время исчезающего. Иногда он тревожно и весело кричал от пульта прикорнувшей за столиком девушке:
- Ахтунг! Ольга! Не спать! Добавь гавнеца на пятый, не то взорвёмся! А на третьем придержи его, не ровен час опять захлебнёмся!
Потом огненным саламандрам последнего вида и потока «аниме» надоело бесконечно сторожить неизбежное. Всё равно никого, никогда и ни от чего не убережёшь! Свой раскалённый утюг найдёт каждый. И тогда они укрылись на Солнце, вслед за подавляющим большинством посетителей одного-единственного сеанса вечно цветущего дерева человеческих желаний, хоть и это у них жутко банально получилось. Но как пришли, так же пошло были обязаны и уйти. Рановато, это правда, но ничего не поделаешь, у каждого свой срок. Бездна ждать не будет.
Вики пувики отныне дувики! Во век по веку отныне до веку!
