Он проснулся с таким ощущением, что проспал целые сутки, а не три часа. Обычно после трёх часов сна голова была тяжёлой, а тело чужим и непослушным. Он открыл глаза. Не от серого декабрьского рассвета. От мыслей и от чувств, переполнявших его. Он лежал и не мог понять, что было раньше - пробуждение или слово, разбудившее его? Не слово. Имя. Света…. Света. Это имя звучало не снаружи, лаская слух. Оно звучало внутри, разливаясь по всему телу и наполняя его энергией. Он лежал в темноте и чувствовал, что полон сил, словно в разгар рабочего дня трудовых будней, тех, далёких от его нынешнего пенсионного возраста, лет. Он уже пять лет не мог привыкнуть к своему новому званию пенсионера, не ощущая себя таковым по состоянию тела и души. Он вроде бы должен чувствовать себя стариком, но вспоминал об этом невольно только в спортзале, когда приходил играть в мини-футбол и оказывался в компании таких же престарелых футболистов, как он сам. Там, глядя на своих сверстников, он вдруг спохватывался, что для всех окружающих выглядит таким же старичком. Но в другое время желания и чувства напрочь выбивали его из пенсионной колеи жизни.
До сих пор его организм не мешал ему жить, мечтать и думать о чём угодно, кроме собственного здоровья. Все мысли его были не позади, в прожитых годах, а впереди, там, куда вели его интересы и желания. Стареть ему было некогда. После смерти жены он два года приходил в себя. Два года боль утраты выходила из него по капле, по крупице, по частице. Никаких лекарств от этой боли не было. Только время лечит такую боль. Это единственное лекарство и тот случай, когда время из координаты жизни превращается в лечебное средство, единственное и незаменимое.
Два года он приходил в себя и не ощущал окружающей жизни, словно не соприкасался с ней в своих каждодневных заботах одинокого, никому ненужного человека. Разве мог он знать, что эта боль спасала его от другого кошмара. От кошмара одиночества. Как только боль потери близкого человека начала отпускать его, возвращая желание к жизни, он почувствовал удушающую хватку одиночества. Эта хватка душила не горло. Она давила душу, которая привыкла жить заботами о близком человеке, радоваться его радостям и делить с ним проблемы. Душа его теперь оказалась лишена всего этого, посаженная на цепь одиночества за высоким забором безразличия к жизни.
Чем больше он избавлялся от боли, тем сильней ощущал пустоту вокруг себя, до сих пор не имея такой привычки жить только для себя и только своими интересами. Дни проходили, не оставляя о себе никаких следов в памяти, сливаясь в одно разноцветное пятно экрана телевизора. По вечерам он боялся выключать его, чтобы не остаться один на один с ночной тишиной, пустой, как его одиночество. Он не хотел идти в спальню по вечерам, чтобы лечь спать. Постель казалась ему холодной могилой, где одиночество поджидало его, чтобы до утра терзать холодом безысходности. Он засыпал на диване в большой комнате под бормотанье телевизора, чтобы утром проснуться с облегчением от мысли, что ночная тьма отступила. В дневное время от одиночества можно было спастись гораздо легче.
Сейчас, лёжа в темноте, он не хотел вспоминать об этом недавнем прошлом, потому что всё сделал, чтобы уйти, спастись, вырваться из небытия одинокого существования. Рассвет за окном не спешил разгонять мрак зимней ночи, а он не спешил вставать с постели. Она уже не казалась ему холодной могилой. Новые мысли и чувства наполняли его, наполняя его самого новым смыслом и отношением к себе, к жизни. Он всегда по жизни был уверен, что дорогу осилит идущий, поэтому и встал на дорогу, которая вела его прочь от пропасти одиночества. Он был уверен, чувствовал, что одиночество – не для него. Он вдруг поймал себя на том, что улыбается, лёжа в темноте. Последнее время он часто ловил себя на этом. Каждый раз, когда мысленно произносил её имя, улыбка озаряла его лицо, разгоняя мрак в душе. Света…. .
Он опять улыбнулся, вспомнив свои первые шаги по дороге от одиночества. Эти первые шаги, как блин из поговорки, получились безрезультатным, неуклюжим комом, потому что в отчаянии сделаны были в сторону сайта знакомств для тех, кому за шестьдесят. Блуждая по галерее женских фотографий на каком-то сайте, он сразу понял, что это не для него. Никакого отклика в его душе такое занятие не находило. Душа категорически не хотела искать родственную душу таким способом, и он это чувствовал. Женские фотографии никак не походили на товар, который предлагался для выбора желающих скрасить своё одиночество. Он не мог относиться к ним, как к товару. За этими фотографиями были незнакомые, чужие женщины со своими судьбами, вкусами, характерами. Одиночество было не для него, но и эти фотографии ничем не могли бы ему помочь в борьбе с одиночеством. Его привередливая душа требовала гармонии, заглушая потребности тела, которое, вроде бы, к пенсионному возрасту вообще не должно было заявлять о своих желаниях.
И все таки именно интернет помог ему на его дороге. Он терпеть не мог сайт Одноклассники, хотя благодарен был ему за то, что удалось найти друзей по мореходке, связь с которыми потерял больше двадцати лет назад. Сам сайт вызывал у него неприязнь из-за того, что пользователи превратили его в помойку, где могли позволить себе поливать грязью кого угодно. Ему противно было заходить на этот сайт, кроме, как для общения с друзьями. Тем не менее, благодаря этому сайту он теперь мог лежать и улыбаться, чувствовать тепло в душе. Всё потому, что, сбежав с сайта знакомств, он обратился к своей бывшей однокласснице, примерной хозяйке, матери семейства и к тому времени уже ставшей бабушкой. В шутливой форме он попросил познакомить его с какой-нибудь одинокой подружкой, ни на что не надеясь. Но неожиданно получил немногословный ответ с указанием имени и фамилии. Это была Света. Они оказались одногодками.
Её имя не вызвало поначалу никаких откликов в его душе, что было вполне естественно. Не вызвало до тех пор, пока он не услышал по телефону её голос. Позже он поймёт, что звуки её голоса незаметным образом вытеснили покой из его души. Только сначала была переписка. Она приняла его в друзья в Одноклассниках и началась их переписка после того, как она ответила ему ничего не значившими фразами. Он знал о ней только, что она живёт за городом в доме, ухаживая за кошками и собаками, которых приютила. Больше ничего, даже не знал количества тех кошек и собак. Рекомендация бывшей одноклассницы казалась ему железобетонной, и вызывала желание безотлагательно шагать по той дороге, на которую он встал, убегая от одиночества.
За окном наступил наконец декабрьский рассвет. Приятные воспоминания о недавнем мешали ему начать новый день. Он опять улыбался, хотя не мог даже вспомнить, о чём они переписывались и что спрашивали друг у друга. Это было неважно тогда ему. Он понимал, что нужна встреча, а не игра в вопросы и ответы, которая его совсем не устраивала, так как могла продолжаться сколь угодно долго при отсутствии инициативы. Он не видел лучшего повода для встречи, как пригласить её в театр. Для их маленького городка с низкими доходами населения и ещё более низким уровнем жизни пенсионеров поход в театр можно было считать фундаментальным событием, как он считал в отношении самого себя, не сумев вспомнить тот случай, когда последний раз побывал в театре.
Она обрадовалась его предложению насчёт театра и охотно согласилась, тем более, что её устраивала их первая встреча на «нейтральной» территории. Его нетерпение подгоняло события, которые развивались быстрей их «общих» планов, поэтому первая встреча у них состоялась гораздо раньше, хоть и на нейтральной территории. Перед покупкой билетов он буквально выпросил у неё номер телефона и сразу позвонил ей, даже сбросив на телефон фотографию билетов. Он впервые услышал её голос и после этого больше не признавал никакой переписки. По его ощущениям их отношения с переходом на телефонную связь поднялись сразу на несколько ступеней выше прежнего уровня.
Он продолжал лежать в постели, а в голове зазвучали слова песни «…очаровательные глазки, очаровали вы меня…». Его очаровал, околдовал её голос. Ему хотелось слышать его снова и снова. Когда он слышал звуки её голоса, в груди у него начинали трепетать крылышки, а ниже, там, где вроде бы должна перевариваться пища, вместо этого ощущалось мелкое дрожание, и он не мог понять, что с ним происходит.
Он ни разу не видел её, но слышал голос! Дивный голос милого славного ребёнка, послушной дочки и примерной девочки, которая одаривает мир звуками своего голоска. В такой момент всё в его жизни вставало на свои места, как в картине из паззлов. Её голос разливался по всему телу и согревал внутренним теплом. Становилось спокойно и уютно в этом мире. Как можно было не слушать этот голос? Голос Светы. Он разогревал градус чувств, а чувства распаляли его самого, словно ему было не шестьдесят пять лет, а двадцать пять. По всем законам природы и жизни этого не должно было происходить, но он не задумывался над этим. Он просто это чувствовал.
Вскоре он уже знал, где она живёт. Это была никакая не деревня, как сказала ему одноклассница, а дачная зона, западная окраина города. Он жил на восточной окраине. Из его окна был виден лес. Когда она узнала об этом, то восхитилась. Этого оказалось достаточно, чтобы он перевёл их отношения ещё на несколько ступеней вверх. Для него это были ступени вверх, к ней, туда, где раздавался её божественный голос. Ему казалось, что он звучит не из телефона, зажатого в руке, а опускается на него сверху, с облаков, где живёт ангельское создание с таким голосом.
И они встретились. Встретились, как и планировали, на нейтральной территории, но это был не театр. Это было лучше театра, потому что никого вокруг не было. Только они и природа. Они гуляли по зимнему лесу. Он слушал её голос, не замечая никакой красоты вокруг, а она была в восторге от прогулки и красоты леса, любуясь ею за них обоих. Ему только оставалось радоваться, что голос не обманул его ожиданий. Рядом с ним гуляла по лесу маленькая девочка в свои шестьдесят пять лет. Он не хотел называть её никак иначе. Она что-то говорила, а он шёл, контуженный теми словами, что рвались из сердца, разогретого её дивным голосом. «Милая, малышка, маленькая, лапушка» - стучало в его сердце, пульсируя в голове, а он шёл, стиснув зубы, чтобы слова не вырвались наружу и не спугнули это дивное создание. Он понимал, что ещё ничем не заслужил право говорить эти слова. Он даже не заслужил право находиться рядом с ней, и обязан был этим только своему лесу, ради которого она приехала.
Он продолжал лежать под одеялом, согретый воспоминаниями о недавнем прошлом. Тогда, в лесу он не мог мечтать, что она осмелится и согласится заехать к нему в гости. Они пили чай на кухне, разговаривали, а он верил и не верил, что это уже не нейтральная территория, а его жилище, где есть и двор, и баня, и модели его кораблей во всех комнатах. Всё это он показал ей ещё до того, как они сходили в театр, где планировали встретиться в первый раз. Но получилось иначе.
Театр был потом.
|
