- Не стану говорить о плачевном состоянии нашей некогда великой литературы, хотя вам, молодым, это может показаться странным. Скажу так: я знавал и другие, лучшие времена, где звание инженера человеческих душ присваивалось, а не покупалось. Нынешнюю русскую литературу можно поставить в один ряд с последствиями крушения римской империи, когда вместе с ней потеряли силу ее боги. Их попросту отправили в архив, то бишь, мифологизировали. Так же поступили с нашим прежним Олимпом во главе с громовержцем Пушкиным. Да, старый Олимп по-прежнему существует, но как преданье старины глубокой. Его обитателей уже не боятся и их именем не клянутся. Но свято место, как известно, пусто не бывает, и теперь у нас другие боги. Вернее сказать, убожества. Богатое наследие прежних мастеров они разменяли на фальшивые полушки, рядом с которыми и пятак – богатство. Пора признаться и признать, что литература, которую мы здесь имеем в виду, есть привилегия и прибежище меньшинства, причем, исчезающе малого меньшинства, принадлежать к которому большая честь, и вы часть этой чести. Чтобы быть достойными этой чести, придется постараться. Для этого необходимо навести порядок в современной русской литературе и перевести ее из лихорадочного, больного состояния в состояние покоя, ибо как говорил Марк Аврелий «покой не что иное, как порядок внутри». Сегодня пишущему человеку чтобы оказаться на виду, нужны деньги, связи и прочие нетворческие ресурсы. Критики проплачены, рецензенты куплены. Можно написать гениальный текст и разместить его в Интернете, но он так и не дойдет до читателя, потому что рядом с ним, как на бесконечной доске объявлений висят сотни тысяч других текстов, далеко не гениальных и попросту убогих, и найти среди них стоящий текст - все равно, что отыскать иголку в стоге сена. Можно, конечно, победить в каком-нибудь престижном конкурсе, но это из области фантастики. В порядке вещей жестокая борьба за место под литературным солнцем, где все средства хороши. А потому впереди у вас противостояние с потакающими дурным вкусам издательствами с их обоймой набивших оскомину авторов. И самое главное: вы должны возродить художественный отбор, ибо без него литература превратится в стоячее болото…
Так вещал перед аудиторией Филимон Фролоф. Да, да, тот самый Филимон Фролоф, автор «Полифонии» и еще двух десятков завиральных, псевдорассудочных романов, чья атмосферная, как любят нынче выражаться всеядные дилетанты, бессюжетность пришлась по вкусу молодой филологической общественности. Его хотели слушать, его приглашали, и он не отказывался. Вот и сейчас он выступал в питерском педагогическом университете перед будущими филологами. Молодые лица, любопытствующие глаза, немало скептических.
- Мольер говорил: «Писательство похоже на проституцию. Сначала ты делаешь это по любви, затем для нескольких близких друзей, а затем за деньги». И с этим трудно не согласиться. К сожалению, сегодня большинство начинающих писателей мечтает миновать любовь и дружбу и сразу заняться проституцией. Давайте все вместе скажем им так: не узнав любви, вы и в проституции не преуспеете. Не мечтайте о завтрашнем дне, живите сегодняшним, где вы можете еще познать завораживающее состояние вдохновения, которое подобно привидениям приходит ночью и уходит на заре. Заодно станете свидетелем чуда, когда рукописное слово, освободившись от звука, обретает плоть и кровь. Именно это время вы будете с грустью вспоминать, когда литературная проституция сделается вашей профессией, и ваше мнение должно будет либо совпадать с официальным, либо ни на что не влиять, а значит, ничего не стоить. Вы уже не сможете сказать: я принял ваши правила, теперь примите мои – это будет не по правилам. Всему свое время, друзья, всему свое время. Всегда помните, что сказал Экклезиаст: «Я понял задачу, которую дал бог решать сынам человека: всё он сделал прекрасным в свой срок». Иными словами, вещи вокруг вас должны занять свои места, а вы – свое место среди вещей. Так что не спешите расставаться с невинностью…
- А если изнасилуют? – раздался голос с места.
- Тогда рожайте, милая девушка, и считайте, что вам повезло! – не растерялся Филимон Фролоф.
После краткого взрыва смеха, он обратился к аудитории:
- На этом вводная часть закончена. Готов ответить на ваши вопросы.
- Вот вы сказали – полушки, обойма. А сами вы кем себя считаете? – прозвучал первый вопрос.
Фролоф:
- Важно не кем я себя считаю, а кем считаете меня вы. Но я отвечу. Я – протестант. Я по мере сил протестую против нынешнего состояния литературы, к чему и вас призываю.
- А откуда у вас такая фамилия? Или это псевдоним?
- Псевдоним. Если вы читали у меня что-нибудь, то заметили, что в текстах я склонен к странностям. Моя настоящая фамилия – Фролов, и своим псевдонимом я как бы говорю триединое фи всему, с чем не согласен.
- Филимон Григорьевич, а сколько вам лет?
- Вы можете это узнать в Википедии, но я скажу: полных пятьдесят три года.
- Как и когда вы начали писать?
- Склонность к сочинительству я обнаружил у себя еще в школе. Мне нравилось писать сочинения на вольную тему. После школы поступил в технический ВУЗ, где начал тайком писать рассказы, а когда стал работать на заводе, отослал несколько рассказов в «Юность». Времена были суматошные, и по какой-то метафизической причине рассказы приняли. Так пришло признание. Это уже потом под влиянием абсурда российской действительности девяностых у меня сформировался тот стиль, в котором я пишу до сих пор.
- Как вы относитесь к аудиокнигам?
- Лично я их не одобряю. Они превращают читателя в слушателя, а это другой уровень восприятия. Это как если бы вам вместо музыки называли последовательность нот, предлагая превратить их в звуки. Слух дан нам для музыки, глаза - для чтения. По мне нет лучшего наслаждения, чем неторопливое вдумчивое чтение. Впрочем, каждому – свое…
- А к блогерам как относитесь?
- Как к издержкам технического прогресса. А точнее, как к назойливым мухам. Многие полагают, что заведя блог, сразу станут умным. Поэтому среди этой породы людей полно самодовольных невежд. Тем не менее, это не мешает им рассуждать обо все на свете, становясь кое для кого буквально светом в окошке. Послушайте, но если звезды зажигаются, значит это кому-то нужно! Кому? Я тут где-то прочитал про некий ролик, в котором котенок гоняется за мухой. Так вот он набрал восемьсот тысяч просмотров! Это же как надо не ценить время! Вот это и есть потребители блогерского продукта. С другой стороны, человеческая жизнь – это общение. Его не отменить никакими законами и никакими техническими средствами. Одни теряют время с блогерами, другие – с мудростью веков. Повторюсь: каждому - свое…
- Что вы читаете?
- Слежу за содержанием толстых журналов. Держу, таким образом, руку на пульсе современной литературы. И знаете, пульс этот на удивление вялый. Я бы даже сказал уныло вялый. Время нынче непростое, а у авторов одна бытовуха на уме. Также читаю лауреатов всяческих премий, в число коих не всегда попадаю, и пытаюсь понять, за что их награждают. Я тут специально выписал для примера. Где оно тут у меня… - порылся Фролоф в портфеле. - А, вот, нашел! Послушайте:
«В течение многих лет Чагин являлся на службу в одно и то же время и, как мне казалось, в одном и том же виде. Надо думать, одежду Чагин менял, но каждая смена повторяла предыдущую. В любое время года он ходил в темно-сером костюме и такой же рубашке. Серым был и его галстук, который не сразу опознавался, потому что сливался с рубахой. Осенью и весной Чагин носил болоньевый плащ цвета мокрого асфальта, а зимой – темно-серое пальто с цигейковым воротником. Когда вышел роман «Пятьдесят оттенков серого», я подумал, что так могла бы называться и книга об Исидоре»
По правде говоря, не понимаю, кто и за что наградил эту унылую, серую прозу. Но дело не только в ней. Из нашей литературы исчезла легкость, в ней не осталось виртуозности, напрочь пропал стиль. Все и обо всем пишут одинаково. И это притом, что особенностью и главным достоинством русского языка является его гибкость, вариативность. Бедные французы могут нам только позавидовать. У них мало того что все слова имеют ударение на последнем слоге, так еще и порядок членов предложения ранжирован: сначала подлежащее, затем сказуемое, и после – дополнение. И будь ты хоть академик, хоть лауреат Гонкуровской премии – изволь писать именно так. Их президент Клемансо говорил по этому поводу приблизительно так: «Французский язык прост – сначала подлежащее, за ним сказуемое, а следом дополнение. Кто хочет писать лучше – приходите ко мне». Это что касается стиля. С содержательностью еще хуже: в центре повествования – бесконечные житейские истории разной степени надуманности и с одинаковой моралью: жизнь – штука непростая. О том, как перевирают историю и говорить не приходится. Всегда вспоминаю при этом «Окаянные дни», где Бунин написал: «Раскрылась несказанно страшная правда о человеке. Все будет забыто и даже прославлено! И прежде всего литература поможет, которая что угодно исказит…» Что верно, то верно. Художественная правда – это не жизненная правда. Она открыта для толкования. При этом каждый толкует ее с позиций собственного мировоззрения. Ведь в чем отличие художественного метода от, например, научного? В том, что язык науки максимально однозначный, а художественный язык всегда многозначный. Ученый говорит: стрела времени направлена в одну сторону. Поэт о том же самом: «Тропинка старая уходит в прошлое, но нам с тобой туда дороги нет». Или вот Лев наш Николаевич Толстой: «Время, в отличие от денег невосполнимая энергия: его нельзя ни накопить, ни взять в долг, ни одолжить другому». Ну, и так далее…
- Филимон Григорьевич, как вы считаете, почему сегодня нет писателей уровня Достоевского, Чехова, Булгакова, Шолохова или того же Платонова? Ведь наше время не менее конфликтно, чем их!
- Местами даже поболе, скажу я вам! Скажу больше: нынешние сочинители не дотягивают даже до уровня русских писателей второго эшелона! Кого-то испортил постмодернизм, кого-то показное бунтарство, кого-то самолюбие, кого-то тщеславие, кому-то элементарно не хватает таланта. Я бы здесь обратился к моему любимому Марку Аврелию, чьи размышления о жизни не стареют вот уже двадцать веков. Он написал: «Что улью не полезно, то пчеле не на пользу». Вот и судите сами, кто виноват в том, что пчелы малопродуктивны. С ульев надо начинать, то бишь, с пчеловодов! Вот говорят: тошно поэту во времена, когда он не нужен обществу. То же самое можно сказать о прозаиках. Добавьте к этому, что писателям, как и всем творцам, свойственно выгорать, и сегодня их выгорание происходит катастрофическими темпами, особенно там, где и выгорать-то нечему. Две-три книги, и нет писателя…
- А как вы думаете, писателю необходимо филологическое образование?
- А для чего?
- Ну, чтобы правильно писать…
- Важно писать не правильно, а интересно. Возьмите того же Горького – у него не было даже начального образования, он всему выучился сам,
