разрешение на выезд…
Известный публицист Рой Медведев, человек искушённый в закулисных делах, подтверждал слова Судоплатова следующим сообщением:
«Андропов (председатель КГБ СССР в 1967-1982 годах - А.С.) помогал поэту Евтушенко в организации его многочисленных поездок за рубеж. Поэт получил от шефа КГБ прямой телефон и разрешение звонить в необходимых случаях. Ещё в 1968 году Евтушенко сделал резкое заявление с протестом против ввода советских войск в Чехословакию… В 1974 году такая же ситуация повторилась, когда Евтушенко публично высказался против высылки из СССР А.И.Солженицына… Евтушенко признался, что в обоих случаях он сначала звонил Андропову» /Медведев Рой. Генсек с Лубянки (Политическая биография Ю.В.Андропова). М., 1993, с. 80/.
Да, “волком” тут определённо не пахнет, не правда ли: зря Евтушенко под старость так высокомерно сам себя обозвал. Обыкновенная дворовая шавка, повторим, на которую тошно смотреть!
Ведь что получается, если вдуматься в слова Медведева. Получается, что все эти “дерзкие” протесты “без-страшного” и “совестливого” Евтушенко в действительности были спланированными акциями КГБ, призванными внушить Западу, что в СССР есть-де свобода слова, - только-то и всего! Вон Евтушенко, мол, клянёт и материт Власть на чём свет стоит, протестует и протестует раз за разом, анти-советски высказывается, - а ему за это ничего не бывает, с него как с гуся. Мало того, по мiру мотается парень как мотылёк, книжки издаёт на родине миллионными тиражами, выступает на стадионах и в киноконцертных залах. И какая-де же в СССР тирания и деспотия после этого, о которой трендят в Европе и США?!...
И ещё вот на какой прелюбопытный момент хочется обратить внимание читателей. В начале 1960-х годов молодого Евтушенко завербовал и потом курировал подполковник госбезопасности Рябов. Позднее этим лично занимался уже генерал армии Андропов, председатель КГБ СССР, не мелкая сошка в погонах. Прогресс, как говориться, на лицо: Евтушенко поднимался как на дрожжах в жидо-масонской табели о рангах. И, несмотря на ту или иную критику в его адрес со стороны властей, он, тем не менее, являл собой “официального певца хрущёвского режима”, как ранее - режима сталинского!...
5
Когда же волюнтариста-Хрущёва сняли в 1964 году, и политика партии опять поменялась кардинальным образом, вернулась на патриотические рельсы, пусть только и отчасти, - ушлый и политически-чуткий Евтушенко быстро перестроился вместе со всеми, поменял позицию - и стал опять “патриотом”, а не диссидентом-раскольником как раньше. После чего начал с пеной у рта славить великие стройки социализма. Поэма «Братская ГЭС» (написана ещё при Хрущёве) и «С крыши КАМАЗа» - яркое тому свидетельство.
Потом в северо-западной части Киева в урочище Бабий Яр было обнаружено огромное захоронение расстрелянных немцами в годы войны гражданских лиц (евреев и цыган главным образом), а также советских военнопленных. Поднялся страшный шум в советской и мiровой прессе, из-за загубленных евреев прежде всего, - и плодовитый рифмоплёт Евтушенко сразу же откликнулся на него поэмой «Бабий Яр». Понимай: низко прогнулся перед Сионом.
Объехав, ещё живя в “тоталитарной” Советской России, весь Божий свет, он без устали рифмовал всё что видел. По лёгкости и бойкости пера этот оборотистый малый не знал конкурентов. Несколько поэм и циклов стихотворений он посвятил зарубежной и антивоенной тематике: «Под кожей Статуи Свободы», «Коррида», «Итальянский цикл», «Голубь в Сантьяго», «Мама и нейтронная бомба».
Последняя поэма, правда, вызвала много споров и неодобрительных отзывов в литературно-богемной среде, еврейской главным образом. Так, писатель Юрий Нагибин не без сарказма отменил в своём дневнике: «Прочёл пакостнейшую поэму Евтушенко “Мама и нейтронная бомба”. Советские читатели встретили её с чувством глубокого удовлетворения. Мама-киоскёрша не любит нейтронную бомбу, она любит обычную водородную, родную, свою. Такого бесстыдства не позволял себе прежде даже этот пакостник. И никого не тошнит. Вкус и обоняние отшиблены начисто».
Помимо поэзии отметился Евгений Александрович и в прозе - писал рассказы, повести и романы («Ягодные места» и «Не умирай прежде смерти»), и даже сценарии для кино; снимал фильмы и сам в них снимался, записывал на студиях диски со стихами в собственном исполнении. Диапазон его творческой деятельности потрясает: был он на все руки от скуки что называется - “и швец, и жнец, и в дуду игрец”.
За время его творческой жизни было издано более 130-ти его книг (!!!), а его произведения были переведены на 72-а языка мира (!!!). Напомним читателям, что на большее количество языков были переведены только труды его бывшего кумира В.И.Ленина...
6
Несколько раз Евтушенко успел проявить и свою “гражданскую позицию”, то есть отметиться великим “печальником” и “совестником” как мать Тереза (за которой тоже стояли спецслужбы, скорее всего). Так, 23 августа 1968 года, через два дня после ввода советских войск в Чехословакию, он (с разрешения и одобрения Андропова, как уже выше отмечалось) пишет стихотворение «Танки идут по Праге», которое, хоть и было официально запрещено, для вида, но при этом активно распространялось чекистами в советском и чешском самиздате. При желании его можно было легко прочитать в Москве, да и на жизнь и судьбу автора оно никак не повлияло: “правдоруб”-Евтушенко продолжал колесить по свету весь в любовницах, деньгах и шелках. КГБ надёжную “крышу” ему обеспечивало.
В СССР впервые это стихотворение было опубликовано только в 1989 году, при Горбачёве, которое (как и «Наследники Сталина») хочется целиком процитировать: оно, ей-богу, стоит того как непревзойдённый образчик человеческой низости, угодливости и продажности, космополитизма, холуйства и цинизма. Итак:
«Танки идут по Праге
в закатной крови рассвета.
Танки идут по правде,
которая не газета.
Танки идут по соблазнам
жить не во власти штампов.
Танки идут по солдатам,
сидящим внутри этих танков.
Боже мой, как это гнусно!
Боже - какое паденье!
Танки по Яну Гусу.
Пушкину и Петефи.
Страх - это хамства основа.
Охотнорядские хари,
вы - это помесь Ноздрева
и человека в футляре.
Совесть и честь вы попрали.
Чудищем едет брюхастым
в танках-футлярах по Праге
страх, бронированный хамством.
Что разбираться в мотивах
моторизованной плётки?
Чуешь, наивный Манилов,
хватку Ноздрева на глотке?
Танки идут по склепам,
по тем, что ещё не родились.
Чётки чиновничьих скрепок
в гусеницы превратились.
Разве я враг России?
Разве я не счастливым
в танки другие, родные,
тыкался носом сопливым?
Чем же мне жить, как прежде,
если, как будто рубанки,
танки идут по надежде,
что это - родные танки?
Прежде чем я подохну,
как - мне не важно - прозван,
я обращаюсь к потомку
только с единственной просьбой.
Пусть надо мной - без рыданий
просто напишут, по правде:
«Русский писатель. Раздавлен
русскими танками в Праге»...
Все 1960-е и 70-е годы поэт продолжал активно сотрудничать с КГБ, обеспечивать тесную связь этой антирусской карательной организации с ЦРУ. С.Ю.Куняев про это его сотрудничество пишет так в своих воспоминаниях:
«Через Е.Евтушенко Роберт Кеннеди передавал советскому руководству сведения о том, что имена Даниэля и Синявского были выданы нашему КГБ американскими спецслужбами, чтобы шум от международного скандала, который неизбежно должен был разразиться во время суда над ними, несколько отвлёк мировое общественное мнение от американских бомбёжек Вьетнама. Вот какие поручения и на каком уровне выполнял выкормыш отечественного тоталитаризма!...»
7
Разумеется, что КГБ стояло за холуйски-преданного Евтушенко горой и не давало его в обиду даже и чиновникам-цензорам самого высокого ранга. В подтверждение этого факта хочется привести статью, которую я недавно прочёл в Интернете. Я воспроизведу её полностью ввиду особой важности для своей работы. Только вот имени её автора я, к сожалению, так и не смог узнать. Простите.
Итак, статья называется «Евтушенко без глянца и ретуши. Битва за “Фуку”»:
«Главный цензор СССР Павел Романов не любил поэта Евтушенко. Даже догадываясь о его тесной дружбе с руководством КГБ. Фронтовик Романов нутром чувствовал двойное дно поэта. Он противодействовал публикации романа “Ягодные места”, поэм “Братская ГЭС”, “Мама и нейтронная бомба”.
Но и Евтушенко в долгу не оставался. Поэт организовал Романову выволочку в Комитете партийного контроля при ЦК КПСС, который возглавлял товарищ Пельше. Унижение для коммуниста серьёзное…
Война поэта и цензора продолжилась. В 1985 году Евтушенко написал поэму “Фуку”. Отрывки опубликовала «Литературная газета», а всё произведение он отнёс в «Новый мир» - литературный журнал №1 Советского Союза.
Главлит “упёрся рогом” и визировать публикацию отказался. Романов заявил, что поэма будет опубликована “только через его труп”. Серьёзная заявка, согласитесь. Дело в том, что в “Фуку” наряду с диктаторами Чили, Парагвая, Муссолини и Гитлером поэт помянул имена Берии и Сталина. По существовавшей к 1985 году брежневской доктрине Сталина и Берию было запрещено поминать в СМИ. Считалось, что партия осудила их преступления на ДВУХ своих съездах и закрыла вопрос. Незачем сыпать соль на едва затянувшие раны. Вот Павел Романов и следовал государственной линии.
Но было лето 1985-го. Горбачёв уже начал говорить двусмысленные фразы и произносил слово “ускорение” чаще обычного.
Пытаясь угодить новым веяниям, редакция «Нового мира» уговорила Евтушенко убрать остроту ряда рифм поэмы. Но и этот компромисс не устроил Романова. Он повторил - только через его труп…
Евтушенко написал письмо в редакцию «Нового мира», где были такие слова:
«Я считаю, что руководство Главлита наконец должно быть наказано и суровейшим образом - ибо на протяжении стольких лет оно создаёт нервозную обстановку в литературе.... Почему же руководители Главлита до сих пор сидят на своих местах?... Тов. Романов, видимо, считает себя “сверхчеловеком”, а «Главлит» - некоей организацией, стоящей над нашей партией. Подчиняться капризам тов. Романова и сносить их далее я не намерен».
После такого письма главный редактор журнала Владимир Карпов поехал к Секретарю ЦК по идеологии Михаилу Зимянину. Михаил Васильевич воевал - партизанил в Белоруссии. С Карповым у него сложились хорошие отношения. Ему главный редактор-депутат-Герой Советского Союза и процитировал несколько мест из “Фуку”.
Вот одно из них:
«Но на Колыму попадали разные люди, и не только невинные» - дальше шёл рассказ про старичка “крепенького, свеженького”, который у немцев душегубки обслуживал и за это уже “двадцать роков отбыл”.
Или вот встреча Евтушенко в Южной Америке:
«Предатель молодогвардейцев,
нет,
не Стахович,
не Стахевич,
теперь живёт среди индейцев
и безнаказанно стареет.
Владелец грязненького бара
под вывеской:
“У самовара”,
он существует худо-бедно,
и все зовут его
“Дон Педро”…»
Зимянин попросил оставить всю поэму до завтра. На следующий день позвонил:
- посылай в печать;
- но у меня без штампа Главлита не примут;
- я поговорю с Романовым.
Вскоре позвонил
